Анатолий Клименко Полемика
Среди современных научных проблем одно из важных мест занимают задачи обеспечения защиты страны от угроз военного характера (военных угроз). Они традиционно являются предметом военной доктрины, которая регулирует аспекты внутригосударственных отношений в области укрепления национальной безопасности. Содержание военной доктрины того или иного государства всегда представляло интерес для его соседей. Однако за последние десятилетия этот интерес чрезвычайно обострился по целому ряду причин.
Во-первых, произошли кардинальные геополитические изменения и интенсивное развитие процессов глобализации, прежде всего в сферах экономики и финансов, что существенно трансформирует систему международных отношений, усиливает взаимосвязь и взаимозависимость различных стран.
Во-вторых, возросла вероятность самых непредсказуемых и губительных последствий военных конфликтов не только для воюющих государств, но и для всей земной цивилизации из-за интенсивного повышения возможностей систем вооружения и военной техники. Это неминуемо ведет к тому, что границы между угрозами национальной безопасности и международной безопасности все больше размываются.
В-третьих, сами угрозы теперь принципиально иные. "Носители" этих угроз во многом рассеяны, нетранспарентны и вместе с тем глобальны по проявлению. После сентябрьских террактов в США становится предельно ясно, что требуются скоординированные действия международного сообщества по их выявлению, предупреждению и противодействию им.
На таком фоне в последние десятилетия в военной области наметилось принципиально новое направление военного сотрудничества - согласование военных доктрин различных государств с целью демилитаризации отношений между ними, укрепления международного мира и стабильности, объединения усилий заинтересованных стран для противодействия попыткам их нарушения, от кого бы они ни исходили. Принципы и содержание военных доктрин становятся предметом межгосударственных консультаций и переговоров, а их результаты рекомендовано закреплять в международных договорах. Например, в 1983 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию 38/75, которая осудила "разработку, выдвижение, распространение и пропаганду политических и военных доктрин и концепций, призванных обосновать правомерность применения ядерного оружия первым", а 21 декабря 1990 г. ГА решила, что на вооруженные силы всех государств должны возлагаться лишь задачи "предотвращения войны, индивидуальной и коллективной самообороны, а также совместных действий в соответствии с главой VII Устава ООН в отношении угроз миру, нарушения мира и актов агрессии, и чтобы оборонительные потенциалы отражали подлинные потребности обороны".
НЕ ТЕ ВРЕМЕНА
В Европе с середины 1980-х гг. регулярно проводятся семинары по обсуждению военных доктрин и согласованию доктринальных установок (последний из них проведен в июне 2001 г.) в целях укрепления международного мира.
Повышение роли Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) в системе международных отношений, наличие здесь проблем в сфере военной безопасности актуализируют необходимость активного диалога по военным доктринам и в АТР. Подтверждает это и появившийся в последнее время ряд статей в журнале "Военная мысль", газете "Независимое военное обозрение" и в некоторых других изданиях. Примечательно, что их авторы, анализируя военно-политическую ситуацию в АТР, порою приходят к самым противоречивым выводам относительно вектора угроз для нашей страны.
Например, Цыгичко и Пионтковский в "Военной мысли" # 2 за 2001 г. (равно как и некоторые другие авторы), опираясь на анализ растущих военного потенциала Китая и плотности его населения на фоне снижения аналогичных показателей в России, прогнозируют неизбежный разворот этого вектора в сторону последней и рекомендуют уже сегодня "предпринимать политические и военные меры для обеспечения безопасности". Считая ядерное сдерживание мерой недостаточной, альтернативу ему они видят "в создании в Дальневосточном регионе достаточно мощной группировки сил общего назначения и оборудовании театра военных действий".
Директор Института политического и военного анализа Александр Шаравин ("НВО" # 36, 2001 г.), анализируя статью Алексея Арбатова и Петра Ромашкина "Какие войны России по карману?" ("НВО" # 15, 2001 г.), в которой говорится о возможности участия Вооруженных сил РФ в конфликтах двух типов - "чеченского" (низкой интенсивности с формированиями партизанского характера) и "балканского" (высокой интенсивности, с высокотехнологичным противником вроде НАТО), критикует их за то, что они говорят "о возможности агрессии Североатлантического альянса" и ни словом не упоминают "о реальности аналогичных действий со стороны коммунистического Китая".
Чем же аргументируется подобный вывод? За основу опять берется сопоставление статистических данных: территория Сибири и Дальнего Востока - 12 млн. 765, 9 тыс. кв. км против 9 млн. 597 тыс. кв. км Китая; население Китая - 1 млрд. 265 млн. человек (в 30 раз больше чем в Сибири и на Дальнем Востоке России); экономика КНР одна из самых динамично развивающихся в мире. Будучи экстенсивной и высокозатратной, она требует все больше природных ресурсов, ограниченных в Китае, на фоне почти неисчерпаемых недр Сибири; армия Китая по численности может (после всеобщей мобилизации) сравниться со всем населением нашей страны, а ее мощь "благодаря усердию России" растет еще быстрее, чем мощь китайской экономики.
Основываясь на этой аргументации, директор ИПВА и видит военную угрозу для РФ со стороны Китая "как главную (а может быть - единственную)".
Однако ряд экспертов, базируясь на анализе складывающихся российско-китайских взаимоотношений, считают угрозу для России со стороны Китая не актуальной в обозримый период времени. Их оптимизм обусловлен улучшением взаимоотношений между двумя странами и пониманием народами и политическими элитами РФ и КНР того факта, что период конфронтации между ними не принес им ничего положительного, но существенно затормозил развитие обеих стран. Этот факт неоднократно озвучивался китайскими участниками на XII Международной конференции, проведенной в сентябре сего года в Институте Дальнего Востока РАН.
Нельзя не принимать во внимание и того, что "Договор о дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР" от 2001 г. содержит ряд положений относительно военных аспектов сотрудничества между двумя странами "... с целью укрепления безопасности каждой из них, упрочнения региональной и международной стабильности". Указывается, что стороны поддерживают политику друг друга в вопросах, "касающихся защиты государственного единства и территориальной целостности".
Еще раньше, в 1996 г., Россия и другие граничащие с Китаем страны СНГ (Киргизия, Таджикистан, Казахстан, впоследствии к ним присоединился и Узбекистан) пошли на беспрецедентный шаг, позитивно влияющий на ситуацию и в Северо-Восточной Азии. Их лидерами подписано соглашение об укреплении доверия в военной области по линии бывшей советско-китайской границы, а спустя год в Москве были достигнуты договоренности о разводе войск и сокращении вооруженных сил в пределах двухсоткилометровой зоны на всем протяжении приграничья.
В отличие от блоковой структуры, предполагающей воздействие в определенной ситуации на противную сторону военной силой, страны-подписанты создали механизм такого взаимодействия, который предусматривает неприменение силы или угрозы силой друг против друга, воспрещает ведение военной деятельности, нарушающей стабильность в регионе.
ДАВАЙТЕ СРАВНИМ
Анализ статей названных выше авторов приводит к выводу о том, что противоречивость их суждений обусловлена различными подходами к выбору критериев для оценки и сопоставления доктринальных установок, недостаточной обоснованностью самих критериев. А самое главное - отсутствием четкого представления о сущности, содержании и о направленности эволюции военных доктрин государств АТР, воздействием каких факторов обусловлена эта эволюция. Отсюда и недостаточная научная корректность изложенных в статьях выводов.
Сравнительный анализ военных доктрин должен проводиться по комплексным методикам. В расчет следует принимать не только военный потенциал того или иного государства, но и намерения его военно-политического руководства и практическую подготовку к их реализации. По отдельности они могут расцениваться лишь в качестве факторов потенциальной военной опасности, которые вовсе не являются основой для лихорадочных военных приготовлений, для омертвления скудных ресурсов государства в сооружении оборонительных рубежей, которые потом порастут травой забвения, как это уже было в истории советско-китайских отношений.
Напротив, необходимо укреплять добрососедские отношения, размывать образ врага в сознании друг друга, делать прозрачной сферу военной деятельности, в том числе и методом активного диалога по содержанию и направленности военных доктрин.
Односторонние методики неизбежно приведут нас к тому, что в противники России, кроме Китая и НАТО, будут "назначены" и союзники Америки в АТР - Япония, Южная Корея и другие страны. Мы снова войдем в реку военной конфронтации с доброй половиной мирового сообщества, в которой в свое время "омывал сапоги" Советский Союз.
НЕ УКАЗЫВАТЬ ПАЛЬЦЕМ
Не случайно Военная доктрина России отказалась от традиционной персонификации угроз априори. Указав на противника, необходимо осуществлять и соответствующую военную политику. При этом точное, адресное определение государства-противника предопределит его ответную адекватную реакцию.
С учетом этого в военной доктрине достаточно определить факторы, которыми обусловливаются военные угрозы. Анализ этих факторов позволит соответствующим специалистам установить, какие именно силы в тот или иной момент инициируют угрозы национальной безопасности России. У государства не должно быть постоянных друзей или врагов, постоянными могут быть только его жизненно важные интересы, для защиты которых необходимо иметь достаточный военный потенциал. Эта простая истина остается верной и в наступившем столетии.
Понятно, что нельзя также делать какие-либо обобщения на основе анализа, пусть даже самого тщательного, военно-доктринальных установок только одного из государств региона. Следует сопоставлять эти установки с военной политикой и военными доктринами других стран. Представим себе такую гипотетическую ситуацию: Китай совершил агрессию против России. Как на это будут реагировать, например, США, Япония? Конечно, варианты могут быть различными. Вместе с тем исторический опыт свидетельствует о том, что выжидательная позиция нейтралов со временем трансформируется в их помощь проигрывающей жертве агрессии. В политике никто не заинтересован в чрезмерном усилении потенциального соперника. Этот фактор учитывается ответственными политиками и будет играть сдерживающую роль в рассмотренной нами гипотетической ситуации.
С другой стороны, необходимо иметь четкое представление о статусе (пустая декларация или обязательный для исполнения документ) и о методиках формирования военных доктрин в различных странах. Наконец, знать, как понимается сам термин военная доктрина, весь понятийный аппарат, на котором строится ее содержание в том или ином государстве, как соотносится эта терминология с аналогичными терминами в других странах. А это - задача не только для практиков, но и, в еще большей степени, для ученых, как военных, так и гражданских.
Уже в настоящее время у России имеется ряд весьма близких с другими странами Дальнего Востока оценок по многим угрозам безопасности, в том числе связанных с активизацией деятельности международных террористических группировок, сохраняющимися в различных регионах мира очагами военных конфликтов и зонами нестабильности, развитием военных технологий и средств вооруженной борьбы, распространением оружия массового уничтожения и средств его доставки.
После крупномасштабных террористических акций, проведенных на Кавказе в 1999 г. (вторжение в Дагестан), в США в сентябре 2001 г., еще раньше - террактов в Москве, в Токио и в других точках планеты, вряд ли у кого появятся сомнения, что международный терроризм и сопряженные с ним контрабанда оружия, незаконный оборот наркотиков, этнорелигиозный экстремизм, незаконная миграция превратились в один из основных факторов, подрывающих безопасность не только отдельных стран, но и всего мирового сообщества. Международный терроризм опирается на поддержку разного рода экстремистских организаций и некоторых государств, получает от них финансовую и другую материальную помощь, современное оружие, средства связи. В результате он приобрел возможность проводить не только отдельные вылазки, но, по сути дела, глобальные диверсионно-террористические операции, стал вызовом всему мировому сообществу.
Национальные доктрины стран АТР не могут не учитывать этот фактор. Трансграничный характер действий международного терроризма требует объединения усилий всех государств и международных организаций в обеспечении должного отпора этому злу.
Бесспорно, в военных доктринах наших государств, наряду со сходством, имеются и существенные отличия по ряду оценок угроз национальной и международной безопасности и методам их нейтрализации. Например, известное противоречие по поводу "ракетной угрозы" и создания стратегической ПРО как основного способа противодействия ей. Углубленная дискуссия по этому вопросу в рамках семинаров по военным доктринам с участием военных ученых и экспертов Китая, России, США, двух корейских государств, Японии, других стран, проявляющих интерес к данной проблеме, могла бы способствовать пониманию всеми реальности или мнимости этой угрозы, оценке эффективности мер по ее нейтрализации.
С учетом сказанного выше есть основание полагать, что проблема обсуждения методов формирования военных доктрин и сравнительного анализа их содержания актуальна.
