У системы ПРО нет перспектив

Из первых рук

-Господин Блэр, как вы оцениваете результаты переговоров по проблеме стратегических вооружений и ПРО между Джорджем Бушем и Владимиром Путиным?

- Результат по стратегическим наступательным вооружениям был предсказуемым и положительным, но не слишком внешне впечатляющим. Сделан очередной логический шаг в процессе сокращения вооружений, но вряд ли можно говорить о решающем прорыве в наших ядерных отношениях.

У обеих сторон остаются очень большие арсеналы, существование которых объясняется подготовкой к ведению крупномасштабной ядерной войны между нашими странами. Однако такая война сейчас и в будущем представляется совершенно невозможной.

Президент Путин, как мне представляется, сделал важную уступку, позволив Бушу провести испытания национальной противоракетной обороны. Это важный положительный результат, поскольку сохраняет силу Договор 1972 года и отодвигается срок принятия решения о развертывании национальной ПРО. Полагаю, что благодаря этому в США сумеют осознать, что национальная противоракетная оборона не является, с технической точки зрения, очень многообещающей военной программой.

- Каковы шансы на заключение нового договора между Россией и США по ограничению стратегических вооружений?

- Вряд ли это будет договор в традиционном виде. В частности, маловероятно, что стороны станут вести, как раньше, длительные переговоры по этой проблеме. Договоры скорее всего заменят обязывающие соглашения, по статусу похожие на межправительственные. То есть они будут иметь юридическую силу, но не потребуют ратификации в законодательных органах власти.

- Действительно ли администрация Джорджа Буша хочет достичь компромисса с Россией в области противоракетной обороны или она решает тактическую задачу - сделать программу ПРО более привлекательной в глазах общественного мнения?

- Полагаю, что президент Буш и его окружение хотят достигнуть компромисса с Россией, но на своих условиях, что уже не является компромиссом. Администрация хочет создать впечатление, что она действительно стремится к компромиссу с тем, чтобы умиротворить как внутренних, так и внешних критиков национальной ПРО.

- Можно ли в процессе грядущих переговоров выработать количественные и качественные ограничения на параметры системы ПРО, чтобы она позволяла бороться с единичными целями, но не обеспечивала защиты от массированного ракетного удара с учетом того, что последнее особенно беспокоит Россию?

- Я думаю, что американские переговорщики и технические специалисты будут рассматривать эти вопросы более детально, чем в прошлом. В США существует понимание того, насколько серьезно относятся к этим проблемам в России. Однако даже открытая дискуссия между двумя сторонами может не привести к удовлетворительным результатам.

По своей архитектуре ПРО, включающая системы предупреждения, управления и вооружения, построена таким образом, что она применима как в простых ситуациях, так и в случае массированного удара. Система является многоцелевой по своей природе. Ее можно расширять путем увеличения числа перехватчиков или других средств. Программа развивается быстро, и я не думаю, что есть возможность остановить ее и обсудить с Россией, какие параметры можно лимитировать.

Я понимаю, что позиция России правомерна и она будет стремиться ограничить перечень угроз, на которые национальная ПРО способна реагировать. Какие-то ограничения действительно можно установить постфактум, но они наверняка не будут эффективными.

- Таким образом, отношения между Россией и США в области стратегических вооружений будут строиться на балансе потенциалов, а на вере в добрые намерения другой стороны?

- Намерения действительно первичны, хотя их часто трудно определить и они имеют свойство изменяться. Потенциалы более стабильны, снизить их быстро невозможно.

Полагаю, что ключевая составляющая улучшения наших отношений - усиление транспарентности. Это означает, что каждая из сторон могла бы, например, оценить не только количественные параметры вооружений, но и их статус, процедуры принятия решений, характеристики систем предупреждения и управления. Такая прозрачность породила бы больше доверия. По крайней мере, мы бы поняли, в чем состоят различия между нашими системами. С другой стороны, транспарентность могла бы способствовать понимаю намерений.

То есть нам требуется выйти на более высокий уровень взаимодействия и возобновить широкие контакты между военными, в том числе и в среднем звене. Они должны выйти примерно на тот же уровень, который достигнут между учеными Минатома России и Министерства энергетики США. Нужно упростить доступ на объекты друг друга. Необходима серьезная дискуссия по техническим возможностям.

Этим, например, мог бы заняться совместный центр предупреждения, модель работы которого была опробована в конце 1999 года, когда обе страны готовились к решению "компьютерной проблемы-2000".

- Если развивать тему прозрачности, то следует отметить, что многие наши официальные лица и военные руководителя говорят: "Нам неясен облик национальной ПРО". Это проблема их информированности или облик системы еще не сформировался?

- Второе более правильно. Программа находится в младенческом возрасте. Потребуется не менее 10 лет, прежде чем возможность развертывания станет реальной. Система может развиваться по нескольким направлениям. Неопределенность пока весьма велика. Более того, неясно, что же программа реально обещает.

Мне не доводилось встречать ни одного американского адмирала или генерала, находящегося на действительной службе, который бы считал, что национальная ПРО - это хорошая идея. Естественно, что это не относится к тем, кто служит в Организации по защите от баллистических ракет и продвигает программу. В то же время она не нравится тем, кто работает в других структурах Пентагона, и именно поэтому создание системы затянется не меньше чем на 10 лет.

Эту программу продвигают политические силы, но на ее пути настолько много препятствий, что я осмелюсь предсказать ее неудачу. Масштабного развертывания системы, по-видимому, не будет. Поэтому вокруг нее столько раздоров и конфликтов.

- За счет каких компонентов стратегических вооружений будет достигнуто уменьшение количества боеголовок в американских вооруженных силах?

- Более всего сократятся наземные МБР. Снимут с вооружения ракеты MX, число боеголовок на каждом из пятисот "Минитменов" уменьшится до одной. Другие компоненты будут сокращаться примерно пропорционально. В частности, в ВМС останется 14 ПЛАРБ вместо 18.

- Является ли операция в Афганистане, по мнению аналитиков CDI, адекватным ответом на теракты 11 сентября?

- В США налицо широкий консенсус по этой кампании, военная реакция на те события была необходимой. В то же время она является частью более широкой стратегии, в которую входит много других элементов, например, финансовые, экономические и дипломатические действия. Среди последних - снятие санкций с Индии и Пакистана, создание коалиции с включением России, что стало одним из самых важных факторов.

Ключевой вопрос для решения проблемы терроризма и Усамы бен Ладена - изоляция этих людей и от мусульманского мира, и от основной части населения Афганистана, и от всего остального мира. Для этого надо было добиться широчайшей поддержки всего международного сообщества. Именно поэтому сотрудничество и партнерство с Россией играет действительно очень большую роль. Политическая и дипломатическая работа выполняется успешно.

Что касается военной реакции, то события развивались неожиданно быстро. Многие аналитики, еще три недели назад говорившие, что для проведения операции потребуются наземные силы численностью в полмиллиона человек, сегодня несколько озадачены.

- В России существует довольно много людей, правда это не официальные лица, которые говорят, что одной из целей операции США является закрепление в Центральной Азии. Насколько оправданны эти опасения?

- По моему мнению, было безумием предполагать, что Америка может там закрепиться. Такая цель попросту не существует. США хотят устранить Усаму бен Ладена и его союзников, создать условия для нового развития Афганистана. У администрации Буша нет намерений, я бы даже сказал, оснований оставаться в Средней Азии, и особенно в регионе, где есть проблемы со стабильностью и налицо конфронтация между Индией и Пакистаном. Это важные регионы, но вряд ли целью США является постоянное присутствие в Таджикистане и Афганистане.

- Но многие наши консервативные аналитики говорят, что Америке нужен доступ к энергоресурсам. Да и представитель Пентагона адмирал Куигли 31 октября в Ташкенте, отвечая на вопрос, останутся ли США после окончания операции в Узбекистане, многозначительно заявил, что военное сотрудничество с Узбекистаном началось задолго до событий 11 сентября и нет оснований полагать, что оно быстро закончится.

- Я думаю, что речь шла о тактике военных. Им нужно, чтобы войска были ближе к театру боевых действий. Что же касается связей в оборонной сфере, то развитие отношений и с Россией, и с Узбекистаном должно продолжаться. Нужно больше контактов, необходимо, например, проводить совместные маневры. Подобная политика распространяется на весь мир. Полагаю, что именно это имелось в виду адмиралом Куигли.

Полагаю, что какой-то скрытой программы проникновения в Узбекистан у США нет. Американское правительство очень чувствительно к тому, как на это посмотрит Россия. Представляется, что между администрациями Путина и Буша есть понимание: цель военного присутствия ограничена борьбой с терроризмом.

- История показывает, что в Афганистан очень просто ввести войска, но очень сложно контролировать эту страну. Как США сделают ее местом, откуда не будет исходить нестабильность, особенно с учетом исламского фактора? Какой станет новая система региональной безопасности?

- Вряд ли я смогу добавить что-либо к той информации, которая поступает из Афганистана. Мы были слишком заняты чисто военной кампанией, нам казалось, что она продлится довольно долго и будет время для выработки политической концепции региональной стабильности. Но операция пошла очень быстро и опередила политические решения по Афганистану.

Мы стоим перед лицом этого вопроса, но, похоже, что он вне нашего контроля и решается сам собой. Если мы и придумаем какое-то политическое решение относительно стабильного правительства в Афганистане, то события все равно нас опередят.

- Многим военным аналитикам в России представляется, что США за последние 20 лет продемонстрировали уникальную способность: быть готовым к войнам нового типа. Особенно хорошо это ощущается на фоне нашей неготовности к конфликтам. За счет чего это достигнуто?

- Гибкость США представляется таковой на фоне негибкости других стран мира. Если бы у России было 450 миллиардов долларов на военные расходы, то и Москва обладала бы большими возможностями проецировать свою силу. На самом деле и в США многое неэффективно или плохо подготовлено. Большая часть американской военной силы развертывается для ведения войны старыми методами.

В США сейчас идут активные дебаты по военным проблемам. Главный вопрос в том, чтобы придать вооруженным силам способность справляться с новыми вызовами, в частности, с асимметричными угрозами. Министр обороны Дональд Рамсфелд стремится сделать ВС более подвижными и легкими с тем, чтобы мы могли вести войну четвертого поколения. Например, воевать с террористами, действовать в городских условиях.

Пентагон в США очень серьезно критикуют за то, что он не сумел адаптироваться к условиям XXI века. Так, на стратегические ядерные силы ежегодно тратится 20 миллиардов долларов. Это расходы на подготовку к ядерной войне с Россией, хотя в борьбе с терроризмом Москва является нашим главным союзником. Между тем на проблемы внутренней безопасности в прошлом году Америка потратила менее 2 миллиардов долларов. Слишком много денег уходит на бронетанковое вооружение, слишком мало - на средства переброски войск.

Афганская операция не слишком сложна с военной точки зрения. Ее результаты, конечно, впечатляют, однако такие возможности американских войск - результат гигантских, порой избыточных, расходов.

Они не всегда продуманные, потому что были изначально рассчитаны для кампаний другого типа. Эксперты, кстати, уже сейчас на примере операции в Афганистане убеждаются, что истрачено недостаточно много средств на подготовку специальных операций, на переброску войск, на разведку. США израсходовали миллиарды долларов на спутники, однако внутрь пещер они заглянуть не могут. Даже малая толика этих денег не пошла на то, чтобы проникнуть в культуру противника, его языковые особенности.

Если взять терроризм вообще, как основной на данный момент вызов безопасности Америки, то далеко не очевидно, что американские военные побеждают в борьбе с ним.

- И раз вы затронули тему терроризма... Как полагают аналитики в США: кто несет ответственность за неспособность предотвратить теракты 11 сентября?

- Думаю, что вину надо возлагать прежде всего на разведку. Во времена администрации Картера в разведке был упущен человеческий фактор. Ставка была сделана на высокотехнологичную сторону разведдеятельности. США сосредоточились на том, чтобы следить за российскими ракетами, как у нас говорили - "считать бобы на земле". Не только атаки 11 сентября, но и многие другие террористические действия в 90-х годах в значительной мере проистекали от полного незнания этих террористических сетей.

С другой стороны, когда речь идет о терроризме, провалы неизбежны. Какая страна может похвастать тем, что она последовательно отслеживала и предупреждала террористические операции? Палестинцы постоянно взрывают израильтян, ИРА проводит теракты, когда захочет. Преступление просто нельзя предотвратить силовым путем, особенно когда речь идет о мусульманском терроризме, в ядро которого трудно проникнуть.