Точка зрения
О культуре военачальников принято судить по их отношению к штабам и прежде всего Генштабу. Последний во время Великой Отечественной войны возглавляли такие выдающиеся советские военные деятели, как Борис Шапошников, Александр Василевский, Алексей Антонов. Генштаб был действительно мозгом армии, а не каким-то "рабочим органом" Ставки Верховного главнокомандования, как это изображали уже после окончания войны.
В Советской армии, начиная еще с довоенного периода, организационное и оперативное становление штабов шло с большими потугами. Не всегда однозначным было отношение к Генеральному штабу как основному органу оперативного управления Вооруженными силами. Нередко слова "Генеральный штаб" вызывали недоверие, употреблялись в пренебрежительном смысле, а одно время необходимость такого органа вообще ставилась под сомнение.
ОПЫТ ВОЙНЫ
Эффективность работы Генштаба во многом зависела от того, какое положение занимал его начальник в общей системе военного управления. На период войны он неизбежно переходил на должность начальника штаба Ставки и являлся основной фигурой, через которую решались важнейшие военные вопросы. В связи с этим в мирное время именно начальник Генштаба вел всю оперативную работу по подготовке к войне, в том числе и за будущего Верховного главнокомандующего. Для успешного решения этих задач было необходимо соблюдение двух основных условий: во-первых, начальник Генштаба должен был иметь право решать соответствующие оперативно-стратегические и организационные вопросы; во-вторых, подчиняясь в мирное время министру обороны, он вместе с тем должен иметь возможность по важнейшим вопросам планирования и подготовки к войне обращаться непосредственно к лицу, становящемуся во время вооруженного противоборства на должность Верховного главнокомандующего.
Это убедительно показал Маршал Советского Союза Борис Шапошников в книге "Мозг армии". Невозможно должным образом подготовить страну к обороне и обеспечивать эффективное управление Вооруженными силами с началом войны, если Генштаб и его начальник скованы в своих действиях в мирное время и не наделены соответствующими правами. В его предложениях ставился вопрос о повышении роли, авторитета и уровня подготовки не только Генштаба, но и других органов управления.
Маршал Шапошников формулировал проблему таким образом не случайно. Она имела принципиальное значение не только для Генштаба. Речь, по существу, шла о роли и месте штабов в системе управления войсками и силами флота: быть штабам основными органами управления, через которые главным образом осуществляется руководство войсками, или исполнительными органами канцелярского типа без директивных и полноценных контрольных функций. Два этих принципиально разных подхода долго еще давали о себе знать. Но суровая проверка Великой Отечественной войной показала, что первый из них был единственно верным подходом и нашел законодательное закрепление не только в наших Вооруженных силах, но в ряде других армий мира. Все наши известные полководцы, особенно Жуков, Рокоссовский, Малиновский, Говоров, Толбухин умело опирались на штабы. И их отношение к штабам как основным органам управления объективно вытекало из характера войны. Управление войсками при подготовке и ведении операций стало исключительно сложным делом. Возросли количество и объем вопросов, которые при этом надо одновременно охватить, а времени на их решение отводится все меньше, более трудными были и сам процесс, и условия деятельности по управлению войсками, особенно при резких и неожиданных изменениях обстановки.
В таких условиях не только не уменьшается, а еще больше возрастает значение единоначалия и роль командующих в процессе управления войсками. Но именно в связи с возрастанием их личной ответственности, значения своевременного и качественного принятия решений, их организаторской деятельности по выполнению поставленных задач необходимы штабы как творческие и полноценные органы управления, способные обеспечить четкое, оперативное управление войсками, а следовательно, и наиболее полное и эффективное проявление единоначалия.
Конечно, в годы войны в работе штабов были и серьезные недостатки. В частности, офицеры старой русской армии, работавшие в штабах, наряду с весьма полезным профессионализмом привнесли в методы работы штабов много элементов бюрократизма, чрезмерно громоздкую документацию, от чего Российская армия до сих пор еще не может избавиться. Но в целом суровая практика боевой деятельности в годы Великой Отечественной войны заставила резко поднять роль штабов в общей системе управления Вооруженными силами.
ОТЖИЛИ ЛИ СВОЙ ВЕК ГЕНШТАБЫ?
И теперь, почти через шесть десятилетий после Победы 1945 г., снова поднимается вопрос о правомерности существования Генерального штаба и других штабов. Совет по внешней и оборонной политике даже издал брошюру "Нужен ли России Генеральный штаб?". Ее автор предлагает скопировать американскую систему управления и перечеркнуть накопленный бесценный опыт, создав органы военного управления по образцу армий, которые не прошли серьезных испытаний во время войны.
Кое-кто утверждает: "И если в начале века российская система управления шла более или менее в ногу с аналогами в других развитых в военном отношении странах мира, то за истекшие сто лет она со все большим ускорением, особенно во второй половине века, удалялась и продолжает удаляться от магистральных путей развития систем военного управления в ведущих странах мира". Рецепт один: российский Генштаб и вся система военного управления должны быть только такими, как в США, любой другой подход - это отход от "магистральных путей системы военного управления".
Между тем обычно после войны упраздняли генштабы побежденных стран. Теперь делаются попытки осуществить тоже самое по отношению к Генштабу государства, которое сыграло главную роль в достижении победы во Второй мировой войне. Скажем мягко: с точки зрения военно-профессиональной вряд ли это рационально. Можно еще как-то понять политическую подоплеку ниспровержения ГШ. Германский или японский генштабы долгое время были генераторами милитаризма и агрессии, а советский Генштаб выступал на стороне антигитлеровской коалиции и способствовал освобождению народов Европы и Азии от угрозы фашизма.
Генштабы по сей день существуют не только в России, но и в Китае, Турции, Италии, Израиле и ряде других стран. Да и события последнего времени, особенно агрессия США и других стран НАТО против Югославии, показывают, что экспансивность политики государства мало зависит от того, существует ли орган высшего военного управления в виде Генштаба или Объединенного штаба комитета начальников штабов. Можно напомнить и о том, что КНШ США поддержал экспансию США во Вьетнаме, тогда как начальник советского Генштаба маршал Николай Огарков в 1979 г. выступил против ввода советских войск в Афганистан. Как показывает реальная жизнь, направленность политики государств определяется высшими властными структурами, которые при современных выборных технологиях все больше выходят из-под контроля и влияния граждан, общества, и в этой сфере нас подстерегает куда большая опасность, чем со стороны ГШ.
В этих условиях не только не отпадает, но еще больше усиливается необходимость гражданского контроля над военными ведомствами, генштабами, комитетами начальников штабов, являющимися атрибутом этих властных структур. Но формы и методы этого контроля надо совершенствовать таким образом, чтобы он не наносил ущерба их профессиональной деятельности, не превращался в самоцель и по крайней мере не доводился до абсурда.
Вообще нельзя упускать из виду, что эра сугубо самостоятельных гипертрофированных генштабов кончилась вместе с Первой мировой войной. Германские генштабисты во главе с Кейтелем и Гальдером во время Второй мировой войны играли уже далеко не ту роль, как при Гинденбурге и Людендорфе во время Первой мировой. В 1938 г. Гитлер подчинил непосредственно себе все три вида вооруженных сил (СВ, ВВС и ВМФ) и другие силовые структуры. Верховное главнокомандование вермахта (ОКВ) во главе с Кейтелем командной власти не имело и действовало как военный штаб фюрера с ограниченными функциями. В результате этой реорганизации управление по командной линии было максимально централизовано, а по линии штабной осталось неоправданно раздробленным. В системе ОКВ, представлявшем собой высший штабной орган, был свой штабной оперативного руководства, который возглавлял генерал Йодль. Кроме того, существовал генеральный штаб сухопутных войск, осуществлявший планирование и обеспечение управления военными действиями под непосредственным руководством Гитлера. В этом отношении в Советской армии существовала более четкая организация системы военного управления.
Всякое управление, тем более военное, не может функционировать эффективно без элементов доверия и взаимного уважения гражданских и военных структур. И с учетом всего изложенного его желательно совершенствовать, имея в виду при этом, что всякий орган управления существует для решения определенных задач и на первом плане должны быть интересы выполнения данных задач, создание для этого благоприятных условий. А что касается всякого рода помех - так на то имеется противник.
Исходя из всего этого, казалось бы, что по элементарным законам и понятиям логики, науки управления для выяснения вопроса о том, какой должна быть система военного управления, нужно исследовать, какие оборонные задачи и в каких условиях надо быть готовым решать государству, какими могут быть характер вооруженной борьбы, состав и способы применения вооруженных сил и многие другие объективные обстоятельства. Но, как ни странно, ничего этого нет. Единственный критерий - это соответствие современным американским и натовским стандартам.
Однако геополитические и стратегические условия решения военных задач для США и России совершенно различные. Во время Второй мировой войны американские вооруженные силы в отличие от СССР не воевали на своей территории. Да и сегодня им подобное не грозит. Поэтому перед их высшими органами военного управления не возникала необходимость повседневного оперативного руководства войсками, как это было у нас - под Москвой, Ленинградом, Киевом, когда постоянно, каждый час надо было реагировать на изменения обстановки. Высшее командование США в Вашингтоне и обеспечивающие их штабы занимались в основном выработкой долгосрочных стратегических решений общего порядка, а также выполнением административных и снабженческих функций. Их ничего особенно по времени не подпирало, и можно было ту же Нормандскую операцию, не торопясь, готовить в течение нескольких лет. В США выполнение оперативно-стратегических задач, повседневное оперативное управление группировками вооруженных сил за океанами было возложено на главнокомандования на театрах военных действий. Так это делается и по сей день. Но если бы (при чисто теоретическом предположении) противник высадился на территории США, то характер военных действий был бы совсем другим, потребовались бы более высокая оперативность управления вооруженными силами и совсем другая, соответствующая этим условиям система военного управления. Сама военная обстановка показала бы, что оперативность управления страдает и снижается, если между верховным главнокомандующим и высшим штабом вооруженных сил функционирует еще одно промежуточное звено в лице министра обороны.
Россия, как и в прошлую войну, не собирается воевать на далеких заморских территориях. Ей в случае необходимости надо быть готовой защищать свою территорию, когда Верховное командование через Генштаб непосредственно управляет фронтами, отдельными армиями и другими военными структурами. В случае крупномасштабной войны, как показал опыт, министр обороны занимает пост заместителя Верховного главнокомандующего, а Генштаб функционирует под руководством Ставки ВГК. Как показал опыт войн XХ в., нарушение такого принципа усложняет управление Вооруженными силами и снижает его оперативность. Исторически судьба США сложилась таким образом, что ей после Гражданской войны в середине XIX в. не пришлось участвовать ни в одной большой войне, которая требовала бы мобилизации и полного напряжения усилий всей страны, и сложившаяся система военного управления не подвергалась серьезным испытаниям, как это было во Франции, Германии или в России.
Поэтому американская система военного управления формировалась в ряде своих аспектов не с точки зрения того, что может потребоваться на войне, а под влиянием соображений, связанных главным образом с проблемами гражданского контроля над военным ведомством, которые, будучи в принципе в основном правильными, превращались в самоцель, рассматривались в отрыве от объективных специфических потребностей военного управления. Такой подход напоминает опрос граждан, проведенный в годы перестройки в одной из газет, где читателям предлагалось высказать свои предложения по совершенствованию военной службы. Большинство ответов сводилось к тому, чтобы солдат в казарме слишком рано не будить, не "гонять" на физическую зарядку, поменьше выводить в поле, каждый день отпускать домой и т.д. С точки зрения обывательской, все эти пожелания можно понять. Но если все их выполнить, то тогда военная служба теряет свой смысл, она перестает отвечать своему назначению. Если эту обывательскую мысль применительно к системе военного управления продолжить до логического конца, то наиболее благоприятные условия для осуществления гражданского контроля создаются в том случае, если лишить органы военного управления всех прав и обязанностей или на худой конец совсем их упразднить.
И здесь нет слишком большого утрирования того, что предлагается членами Совета по внешней и оборонной политике в различных публикациях. Их авторы исходят из того, что чем меньше будет прав и возможностей у Комитета начальников штабов или Генштаба для управления Вооруженными силами, тем вроде бы будет лучше... Но для кого лучше, для чего это нужно? Видимо, только для удовлетворения амбиций совершенно некомпетентных и безответственных политиков и "экспертов", совершенно далеких от существа и интересов дела.
КУДА ИДУТ ШТАБЫ?
А каковы же действительные, а не мнимые и надуманные пути совершенствования систем военного управления?
Если взглянуть на эту проблему в широком историческом плане, то довольно четко просматривается закономерная тенденция эволюции руководства войсками - от сугубо единоличного управления ими полководческим голосом, сигналами к управлению через помощников, адъютантов, офицеров связи, а затем с помощью квартирмейстерских служб и штабов. Да и роли штабов, скажем, Бертье при Наполеоне во Франции и Мольтке-старшего при Вильгельме I в Германии были совсем иными. По мере возрастания размаха вооруженной борьбы и усложнения управления войсками военачальники, командующие уже не могли единолично управлять огромными массами войск, оснащенных различными видами оружия и техники. Возникла необходимость создания в помощь им соответствующих органов управления. Во всех армиях, в т.ч. в США, неуклонно повышалась роль штабов в период Первой и Второй мировых войн. И никаких признаков, тенденций обратного процесса нигде не наблюдалось и не наблюдается.
В целом, несмотря на всякого рода формальные ограничения, в американском объединенном Комитете начальников штабов мы видим, по существу, не снижение, а несомненное повышение его роли, места и численности в системе военного управления. Тем более что появилась и отдельная должность председателя КНШ и в четыре раза (а к 1986 г. в 16 раз) увеличилась общая численность Объединенного штаба. Путь от организационно не оформленной группы временно прикомандированных к президенту Рузвельту 10-12 офицеров от видов вооруженных сил до Объединенного штаба численностью более 2 тыс. человек начисто отвергает упомянутую выше версию об особом "магистральном пути". Исторически это все тот же путь, которым шли и идут штабы всех ведущих государств. А система военного управления некоторых государств еще не достигла своего оптимального уровня развития. Если доведется вести большую войну, они неизбежно к этому придут.
Американский историк Лоренс Джордж Корба в своем исследовании деятельности Комитета начальников штабов за 25 лет его существования приводит многочисленные примеры того, как председатели КНШ, минуя министра обороны, обращались непосредственно к президенту, чтобы отдать необходимые приказы войскам, когда это диктовалось обстановкой.
Оппоненты приводят функции Комитета начальников штабов Министерства обороны США, среди них "разработка стратегических планов и обеспечение стратегического руководства вооруженными силами, включая руководство операциями, проводимыми командующими объединенными и специальными командованиями и выполнение по указаниям министра обороны любых других командных функций по отношению к этим командованиям...
Предоставление руководящих военных указаний для использования министерствами видов Вооруженных сил, Вооруженными силами и агентствами Министерства обороны при разработке или соответствующих детальных планов...
Разработка доктрин проведения совместных операций и боевой подготовки, а также координации военного образования военнослужащих... Подготовка и предоставление министру обороны для его информации и рассмотрения общих стратегических руководящих указаний по разработке программ промышленной мобилизации".
КНШ вменен и ряд других обязанностей, которые мало отличаются от функций российского Генштаба и свидетельствующих о значительной роли КНШ в системе военного управления. Американский КНШ не является таким уж бесправным, как это иногда изображается в печати. Во-первых, члены КНШ являются главными военными советниками президента, Совета национальной безопасности, министра обороны и конгресса, имеют прямой выход на них. Во-вторых, КНШ готовит стратегические планы и планы материально-технического обеспечения, которые ложатся в основу разработки военного бюджета, мобилизационных планов, программ военной помощи, планов мобилизации промышленности, программ НИОКР и планов боевых действий командований в чрезвычайной обстановке. В-третьих, КНШ контролирует планы, программы и потребности отдельных видов ВС и объединенных командований. В-четвертых, КНШ помогает президенту и министру обороны в исполнении их функций военного руководства.
Авторы некоторых публикаций главную разницу между российским "милитаристским", по мнению либералов, Генштабом и американским "демократическим" КНШ видят в том, что якобы начальник Генштаба обладает командной властью, а председатель КНШ - нет. При этом ссылаются на разработанное в России "Положение о Генштабе", где определено, что Генштаб "осуществляет оперативное управление Вооруженными силами". Но это положение вырвано из общего контекста документа и трактуется в отрыве от других нормативных и уставных документов, определяющих механизм осуществления "оперативного управления". Для человека, мало-мальски смыслящего в вопросах военного управления, здесь все ясно и никаких двусмысленностей возникать не может. В советских, российских Вооруженных силах существовал и продолжает действовать строго установленный порядок, когда руководство войсками в мирное и военное время осуществляется на основе единоначалия, когда все приказы и распоряжения могут исходить только от Верховного главнокомандующего (в мирное время министра обороны), командующего или командира. Генштаб и другие штабы прямой командной функцией не обладают. Они организуют и обеспечивают выполнение поставленных задач и отданных командованием приказов. И в интересах проведения в жизнь этих приказов, как правило, начальники штабов имеют право отдавать приказания от имени министра обороны, соответствующих командующих и командиров.
Другое отличие между КНШ и Генштабом эксперты либерального толка видят в том, что КНШ является штабом Министерства обороны, а Генштаб - штабом Вооруженных сил. Но это "отличие", а вернее сказать, интрига, имеет больше политическую закваску, чем профессиональное содержание. Если исходить из существа дела, то как российский, так и американский или другой высший штаб не может рассматриваться как отдельный оторванный от Вооруженных сил, бюрократический орган, а должен органически входить в их состав и жить одной жизнью и интересами Вооруженных сил, где должны быть единые системы и единые понятия сверху донизу. Ведь никому из американцев и их последователей в нашем отечестве не приходит в голову говорить: штаб командующего группой армий (армией) или штаб командира дивизии, командира полка. Как и определено в официальных документах, все говорят: штаб армии, штаб дивизии и т.д. По логике это должно относиться и к высшим штабам Вооруженных сил.
Дело еще в том, что военная иерархия строится не только но линии командной, но и по линии штабной, тыловой, технической, медицинской, финансовой и другим службам. В частности, современная весьма сложная в информационном и технологическом отношении система управления требует единой регламентации штабной службы, организации связи, скрытого управления войсками, информационной безопасности, которые возможны только в том случае, если все штабы, подчиняясь в первую очередь своим командующим, командирам, вместе с тем по специфическим вопросам штабной службы действуют под руководством вышестоящих штабов. И так они, собственно, работают и в вооруженных силах США и в других армиях. Функционирование штабов на другой основе практически невозможно. А раз Генштаб - КНШ имеют отношение не только к Минобороны, но и к всем нижестоящим войсковым штабам с их частями обеспечения, они не могут быть органом лишь Минобороны. Они фактически имеют отношение к вооруженным силам в целом. Одно из важнейших требований к работе штабов состоит в том, чтобы их деятельность не превращалась в самоцель, чтобы они не отрывались от войск, сил флотов, а глубже понимали их нужды, ближе стояли к ним, жили в органическом единстве с ними и чувствовали ответственность за выполнение поставленных задач. Это общепризнанные положения, которые существуют практически во всех армиях мира.
* * *
В будущем, когда операции и боевые действия будут отличаться возросшим размахом, участием в них различных видов вооруженных сил и родов войск, оснащенных разнообразной и сложной боевой техникой, высокой динамичностью и маневренностью боевых действий, ведением их в условиях отсутствия сплошных фронтов, дистанционного поражения, резких и быстрых изменений обстановки, ожесточенной борьбой за захват и удержание инициативы и сильного радиоэлектронного противодействия, значительно усложнится управление войсками и силами флотов.
Управленческая боевая деятельность все больше будет приобретать характер реализации заранее разработанных вариантов решений, программирования и моделирования предстоящих боевых действий. Высокий уровень планирования операций и боевых действий станет главной предпосылкой успешного управления войсками. Автоматизация, компьютеризация управления требуют совершенствования не только организационной структуры органов управления, но и форм и методов работы командования и штабов. Новейшие достижения науки свидетельствуют о том, что система управления в целом может быть эффективной только в том случае, если будет развиваться не только по вертикали, но и по горизонтали.
Это означает, в частности, при соблюдении в целом принципа единоначалия всемерное расширение фронта работ, предоставление больших прав штабам, начальникам родов войск, служб. Они должны решать многие вопросы самостоятельно, согласуя их с общевойсковым штабом и между собой, так как при крайне ограниченном времени и быстром развитии событий командующий уже не в состоянии лично рассматривать и решать все важнейшие вопросы подготовки и ведения операции, как было в прошлом.
Исходя из опыта антитеррористической операции в Афганистане и возникающих общих угроз, нельзя исключать и того, что армиям, флотам различных государств и в будущем придется сотрудничать, совместно решая военные задачи. А это потребует определенной совместимости систем военного управления. Именно поэтому очень важно не противопоставлять и не абсолютизировать ту или иную систему управления, а совершенствовать их с учетом взаимного опыта и перспектив развития характера вооруженной борьбы.