Алексей Арбатов Есть множество определений ядерного сдерживания. В принципе сдерживание - это предотвращение каких-либо действий другой стороны посредством угрозы причинения ей ущерба. Поскольку речь идет о ядерном сдерживании, постольку средством сдерживания выступает угроза применения ядерного оружия.
Ядерное распространение - это получение тем или иным способом доступа к ядерному оружию все новых и новых государств, а в последние годы - даже негосударственных субъектов, например, организаций международного терроризма. Эти два фактора военно-политических отношений государств были и остаются тесно взаимосвязаны, переливаются друг в друга и периодически меняются местами, словно содержимое сообщающихся сосудов.
СООБЩАЮЩИЕСЯ СОСУДЫ
Поскольку ядерное оружие (ЯО) имеет колоссальную, практически безграничную разрушительную мощь и страшные вторичные последствия применения, оно рассматривается главным образом не как средство ведения войны, а как инструмент политического сдерживания или устрашения других стран. В этом качестве ЯО считается весьма эффективным орудием обеспечения национальной безопасности и национальных интересов в широком смысле слова. Соответственно у неядерных государств при определенных обстоятельствах возникает стремление тоже приобщиться к этому виду оружия. Таким образом, ядерное сдерживание постоянно и неизменно подстегивает ядерное распространение.
Но есть и обратная связь. Ядерное распространение не только вроде "цепной реакции" расширяет клуб государств, обладающих ядерным оружием, но вновь и вновь воспроизводит ядерное сдерживание как модель военно-политических отношений между ними. По мере того как сдерживание становится все более многосторонним, оно делается все менее устойчивым, а опасность ядерной войны - более вероятной. Рост этой опасности закрепляет ядерное сдерживание в качестве базы межгосударственных военно-политических отношений.
Даже когда политические отношения тех или иных стран основательно меняются и они перестают воспринимать друг друга как враги (вроде России и США с окончанием холодной войны), распространение создает стимулы для дальнейшего качественного совершенствования ядерных и иных вооружений, а при определенных условиях и для их количественного наращивания.
Например, решение США от 2001 г. о создании системы стратегической противоракетной обороны (ПРО) для защиты от новых стран - обладательниц ракетно-ядерных вооружений и отказ Вашингтона по той же причине от Договора по ПРО от 1972 г. побудили Россию к усилению опоры на свой потенциал ядерного сдерживания, продлению сроков службы межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и даже закупке несколько десятков таких ракет из запаса Украины.
Наращивание потенциалов сдерживания в своем пике к концу 80-х годов XX века достигло уровня примерно по 10-12 тысяч ядерных боезарядов только в стратегических силах СССР и США (а вместе с оперативно-тактическими ядерными вооружениями до 30-40 тысяч единиц у каждой из двух держав).
А ядерное распространение охватило за прошедшие полвека девять государств (США, СССР, Великобритания, Франция, КНР, Израиль, ЮАР, Индия, Пакистан). Еще четыре страны за тот же период получили доступ к ЯО в результате распада СССР (Россия, Украина, Казахстан и Белоруссия). Семь государств пытались создать ядерное оружие или обрели его, но по тем или иным причинам от этого отказались (ЮАР, Бразилия, Аргентина, Ирак, Украина, Казахстан, Белоруссия). Два государства считаются "пороговыми", т.е. стоящими на грани приобретения ЯО (КНДР и Иран). А при худшем варианте развития событий еще целый ряд стран может приобщиться к ядерному клубу в последующие 10-20 лет (Южная Корея, Тайвань, Япония, Ливия, Сирия и пр.).
СДЕРЖИВАНИЕ ИЛИ ВЕДЕНИЕ ЯДЕРНОЙ ВОЙНЫ?
Очевидно, что пока существует ядерное оружие, ядерное сдерживание будет оставаться важнейшим способом непрямого использования этого оружия и базовым элементом стратегических взаимоотношений тех государств, которые это оружие имеют. В идеале ядерное сдерживание означает, что ядерное оружие - это не средство ведения войны, а политический инструмент, прежде всего гарантирующий, что ядерное оружие не будет применено на практике: ни в контексте преднамеренного нападения, ни как результат эскалации неядерного конфликта между ядерными державами.
Впрочем, на практике взаимоотношения двух принципиальных взглядов на ЯО (как на средство сдерживания или средство ведения войны) весьма противоречивы. Дело в том, что стратегические ядерные силы выполняют политическую миссию сдерживания именно своей способностью вести боевые действия и никак иначе. Они имеют оперативные планы, перечни целей для удара, полетные программы в бортовых компьютерах баллистических и крылатых ракет. Оперативные планы, как правило, предусматривают применение этих вооружений с той или иной степенью эффективности в подготовленном первом, упреждающем, ответном, встречном или ответно-встречном вариантах. Последние два варианта означают запуск по сигналам с космических спутников и радаров системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) до того, как боеголовки противника достигнут целей, или в ходе того, как они будут подрываться на своей территории. Задачи сдерживания в чистом виде выполняли бы разве что правдоподобные муляжи ракет и самолетов. А исключительно задачи ведения войны - ядерные средства, наличие которых держится в глубокой тайне.
С реально существующими системами стратегических ядерных сил (СЯС): наземными межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР), баллистическими ракетами подводных лодок (БРПЛ) на ракетных подводных крейсерах стратегического назначения (РПК СН), или как их раньше называли, атомных подводных лодках с баллистическими ракетами (ПЛАРБ), тяжелыми бомбардировщиками (ТБ) с бомбами свободного падения или крылатыми ракетами воздушного базирования (КРВБ) - грань между сдерживанием и ведением войны достаточно условна и размыта. Можно говорить скорее о преимущественном предназначении ЯО, имея в виду приоритетность тех или иных оперативных планов или перечней целей.
Например, СЯС, обладающие высокой живучестью и нацеленные на промышленные объекты (наземно-мобильные МБР, БРПЛ с невысокой точностью попадания в цель), можно считать объективно более приспособленными для ответного удара и тем самым являющимися преимущественно потенциалом возмездия, т.е. инструментом политики сдерживания. А силы, более уязвимые на стартовых позициях и нацеленные главным образом на объекты ядерных и обычных вооруженных сил противника (МБР с разделяющимися головными частями (РГЧ) - на ракетах в шахтном базировании, БРПЛ с высокой точностью и мощностью боеголовок), скорее объективно свидетельствуют о планах первого или упреждающего удара и приоритетности стратегии реального ведения войны.
На обозримую перспективу взаимосвязь сдерживания и ведения войны в российской военной политике может стать еще более неоднозначной. При сохранении в целом хороших политических отношений РФ с США как состояние взаимного сдерживания, так и стоящая за ним военно-техническая реальность будут иметь весьма малое значение. Но если политическая напряженность возрастет, российское руководство может оказаться перед лицом крайне неблагоприятной реальности. Принятые в 2000-2001 гг. решения о переброске на силы общего назначения (СОН) финансовых ресурсов с СЯС не принесли ощутимых благ первым, но глубоко подорвали вторые.
В рамках СЯС свертывание главной программы развития РВСН - "Тополь-М" и стремление со скудными ресурсами поддерживать и перевооружать силы ТБ и обновлять морскую составляющую на новые системы РПК СН и БРПЛ ведут к деградации стратегических сил в целом. Через 10-15 лет более 90% российских СЯС будут крайне уязвимы для залпа всего 3-4 (из 14) американских подводных лодок менее чем сотней БРПЛ "Трайдент-2".
Со своей стороны, американские силы будут на 80% неуязвимы (по боеголовкам) и одновременно обладать подавляющей способностью разоружающего удара по СЯС РФ. Все это - в рамках российско-американского договора 2002 г. по сокращению стратегических наступательных потенциалов (СНП) до 1700-2200 ядерных боезарядов.
В отличие от американских российские СЯС и система боевого управления не будут иметь способность выжить при первом ударе США и нанести адекватный ущерб в ответном ударе. Их единственная возможность причинить такой урон будет связана с нанесением упреждающего удара или ответно-встречного удара. При ненадежности российских СПРН (деградация космической группировки и расположение половины РЛС за пределами РФ на территории СНГ) будет исключительно высок риск непреднамеренного ядерного конфликта - с примерно такими же губительными последствиями - из-за технической неисправности СПРН или ошибки в оценке информации при жесточайшем дефиците времени на принятие решения на запуск ракет. Тем более это будет опасно в условиях многополюсного ядерного баланса и роста числа государств - обладателей баллистических носителей ОМУ вблизи российской территории.
Это первый парадокс ядерного сдерживания, причем в его классической российско-американской модели. Сдерживание несостоятельно без способности стратегических сил вести реальные боевые действия - и в то же время сохранение такой способности Россией потребует в конкретной перспективе в возрастающей мере опираться на концепции первого или встречного удара, увеличивающие опасность ядерной войны.
Вторая проблема состоит в том, что еще больше, чем в случае со стратегическими ядерными силами, "серая зона" неопределенности между сдерживанием и ведением ядерной войны имеет отношение к оперативно-тактическим и тактическим ядерным средствам. Тактическое ядерное оружие (ТЯО) традиционно использовало главным образом носители двойного назначения: самолеты, ракеты, артиллерию, торпеды.
Это оружие всегда в гораздо большей мере чем стратегическое рассматривалось как средство ведения войны, которое в силу его разрушительной мощи могло способствовать более быстрому достижению успеха на ТВД или компенсировать превосходство противника по СОН. Такие взгляды нашли воплощение в реальной политике наращивания, совершенствования, хранения, развертывания в войсках и применения такого оружия и в еще большей мере - в принципах выдачи санкций на его использование и создании гарантий от несанкционированного применения, которые гораздо менее строги, чем у СЯС.
В сфере ТЯО почти невозможно провести разграничение между сдерживанием и ведением войны. Однако в то же время и разделение ЯО на стратегическое и тактическое - весьма условно. Для Москвы американское ТЯО в виде ядерных средств передового базирования (ЯСПБ) в Евразии всегда приравнивалось к стратегическому оружию, так как могло с передовых баз и из морских акваторий достигать в глубь территории России. Для Западной Европы и российских соседей в Азии, в свою очередь, ТЯО РФ было равнозначно стратегическому оружию и по дальности действия, и по разрушительным последствиям возможного применения.
Третья общая проблема сдерживания состоит в том, что в само это понятие вкладывается неоднозначный смысл. В общепринятой интерпретации сдерживание подразумевает, что ядерный потенциал сдерживает вероятного противника от ядерного нападения. Эту функцию называют "минимальное" или "конечное сдерживание" (finite deterrence). Однако ЯО зачастую предназначается для сдерживания не только ядерного нападения оппонента, но и его других нежелательных действий: агрессии с использованием других видов ОМУ или сил общего назначения, а также иных силовых и политических акций, способных повлечь вооруженный конфликт. Этот вариант называется "расширенное сдерживание" (enhanced deterrence). Следует отметить, что такой вариант сдерживания гораздо более распространен, чем принято считать, подразумевая под сдерживанием вариант "минимального сдерживания". Но те, кто с легкостью трактует сдерживание в расширенном смысле, не всегда отдают себе отчет, что в таком контексте имеют в виду первый ядерный удар, т.е. развязывание ядерной войны.
США изначально после завершения Второй мировой войны опирались на "расширенное сдерживание", чтобы предотвратить наступление превосходящих армий СССР и Варшавского Договора на своих союзников по НАТО, а в Азии - нападение СССР и (или) Китая и КНДР на своих партнеров в западной части Тихого океана. Вашингтон никогда не отказывался от такого вида сдерживания и всегда подразумевал свою готовность к применению ЯО первым. В последнее время это относится к странам-"изгоям", если они применят против США химическое и бактериологическое оружие или в иных случаях, для чего есть планы создания ядерных зарядов малой мощности, способных проникать глубоко под землю для разрушения командных бункеров и хранилищ ОМУ.
Российская военная доктрина тоже допускает первое применение ЯО, которое на декларативном уровне было отменено в 1982 г., но вновь открыто провозглашено в 1993 г. и подтверждено в уточненной формулировке в 2000 г. "Расширенное сдерживание" со стороны Москвы недвусмысленно предполагает применение ядерного оружия первыми "в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности РФ ситуациях". Россия опирается на такой вариант сдерживания ввиду своего растущего отставания по СОН от НАТО уже сейчас и от Китая - в обозримом будущем.
Таким образом, еще один фактор огромной неоднозначности ядерного сдерживания в современном мире состоит в том, что в отличие от распространенных представлений лишь в небольшом числе случаев и в ограниченные периоды времени сдерживание трактовалось в узком смысле данного понятия как стратегия предотвращения ядерной войны. Гораздо чаще сдерживанию придавался и придается расширительный стратегический смысл, который сплошь и рядом предполагает применение ядерного оружия первыми. Это еще одно имманентное противоречие ядерного сдерживания, оно подразумевает готовность инициировать развязывание ядерной войны. К счастью, за прошедшие полвека этот апокалиптический парадокс оставался уделом теории. Но в будущем распространение ЯО и все более многосторонние ядерные взаимоотношения государств угрожают поставить его в практическую плоскость.
РАЦИОНАЛЬНО ЛИ СДЕРЖИВАНИЕ?
Четвертая проблема ядерного сдерживания заключается в степени его рациональности. Ядерную войну можно развязать без какого-либо согласия народа, просто доведя приказ высшего руководства до дежурных на пунктах управления пуском ракет (а в новейших системах управления даже минуя их - прямо на пусковые установки). Население, будучи главным объектом ответного ядерного удара, не несет никакой прямой ответственности за решение об агрессии высшего государственного руководства. Тем более это правда в отношении авторитарных и тоталитарных режимов, где население не только не выбирает своих лидеров, но может и не быть в глазах последних такой уж большой ценностью. Подобное отношение к народу демонстрировало, например, руководство КНР, когда в 50 и 60-х годах проповедовало всеобщую войну как путь "окончательной победы" над империализмом.
Еще один фактор парадоксальности сдерживания заключается в том, что ни с одним другим видом оружия - учитывая катастрофические последствия его применения, особенно применения по ошибке - эффективный контроль политического руководства не нужен в столь же большой мере. И вместе с тем реальный политический контроль над его применением обеспечить если не невозможно, то, несомненно, труднее, чем с любым другим видом оружия.
Это обусловлено техническими характеристиками ЯО, прежде всего СЯС, которые требуют синхронизированных до минут действий тысяч исполнителей на всех уровнях, управляющих сложнейшими техническими средствами - и все это в условиях жесточайшего дефицита времени и притом в обстановке, когда сама система управления, СПРН и вооружения являются целями для ядерных ударов противника. С учетом подлетного времени стратегических ракет (максимум - 30 минут, минимум 10 минут) и времени, необходимого для получения, подтверждения и оценки сигнала СПРН о нападении, а также времени для доведения приказа на пуск исполнителям и для подготовки пуска, выхода ракет из пусковых установок и ухода их из зоны поражения - для обдумывания и принятия политического решения высшему государственному руководству в лучшем случае остается 2-3 минуты, а в худшем - "минусовое время" (т.е. подлетное время ракет противника меньше, чем время получения и оценки информации о нападении плюс время осуществления ответного запуска своих ракет).
При этом руководство будет действовать на основе докладов подчиненных и их оценок обстановки, перепроверить которую или отойти от заранее составленных оперативных планов будет возможно только с риском, что ответный удар вообще не состоится. По существу, роль лидера сводится к формальности, рефлексу дрессированной мартышки, дергающей по сигналу лампочки за рычаг машинки, выдающей банан. Все это особенно актуально в контексте концепций встречного или ответно-встречного удара и в обстановке расширения числа обладателей ракетно-ядерного оружия и диапазона азимутов возможного нападения.
ПРАВИЛО ИЛИ ИСКЛЮЧЕНИЕ?
Явилось ли ядерное сдерживание реальным фактором предотвращения всеобщей войны в прежние годы? К счастью, войны удалось избежать, но потому и ответ может быть сугубо гипотетическим.
В качестве прямого эффекта взаимного сдерживания можно обсуждать лишь ситуации, когда ядерные и обычные вооруженные силы приводились в повышенную боеготовность, а затем державы отступали от опасной черты под влиянием страха перед ядерной катастрофой. Такой классический эпизод имел место лишь однажды - в октябре 1962 г. в дни Карибского кризиса. Однако сам кризис был порожден динамикой ядерного сдерживания. Москва решила разместить ракеты средней дальности на Кубе, чтобы сократить растущее отставание от американских СЯС и ЯСПБ. А резкое ускорение программ наращивания МБР и БРПЛ США было предпринято в ответ на блеф руководства СССР относительно его способности "делать ракеты, как сосиски".
Получается, и в этой плоскости ядерное сдерживание преподносит очередной парадокс: оно наиболее эффективно сработало для предотвращения войны, риск которой был вызван мерами по становлению самого этого ядерного сдерживания (как бы лечение спасло больного от приступа, вызванного самим лечением).
Очевидно также, что ядерное сдерживание не может использоваться против организаций международного терроризма, включая и гипотетическую угрозу приобретения такими организациями ядерного оружия или взрывного устройства. У террористов нет территории, промышленности, населения или регулярной армии, которые могли бы быть объектами ударов возмездия. В тех случаях, когда им предоставляет базу какое-то государство, как афганский "Талибан" предоставил "Аль-Каиде", ядерное сдерживание в отношении данного государства малоприменимо, поскольку едва ли окажет сдерживающее влияния на террористов, способных быстро и скрытно перемещаться через границы.
Борьба с катастрофическим терроризмом имеет отношение к сдерживанию только в плане сдерживания (угрозой возмездия, в том числе и ядерного) тех или иных стран от поддержки терроризма и предоставления ему баз и другой помощи. Но трудно представить себе, что какое-то государство будет открыто поддерживать террористов с ядерным оружием. А ядерный удар по любой стране, даже государству-"изгою", с учетом его побочных последствий и политического шока в окружающем мире является слишком сильным средством, чтобы применять его без полной очевидности наличия "состава преступления". Весьма показательна и в этом плане реакция мирового сообщества на плохо обоснованную американскую операцию в Ираке в 2003 г. с использованием только сил общего назначения, причем с минимальными побочными потерями и материальным ущербом.
