Андрей Кокошин «Всякое сравнение хромает», – утверждают классики. И тем не менее «адекватный и асимметричный ответ» на размещение в Восточной Европе элементов американской стратегической системы ПРО, о котором говорит российское руководство, напоминает обстановку конца 1980-х годов, когда СССР готовился аналогичным образом отреагировать на «Стратегическую оборонную инициативу» США.
НАУКА НА СЛУЖБЕ «ЗВЕЗДНЫХ ВОЙН»
23 марта 1983 года Рональд Рейган, занимавший в ту пору пост президента Соединенных Штатов, предложил развернуть систему, которая могла бы «перехватить и уничтожить стратегические баллистические ракеты прежде, чем они достигнут нашей территории или территории наших союзников». Рейган призвал американских ученых побыстрее «создать средства, которые лишили бы ядерное оружие его мощи, сделали бы его устаревшим и ненужным». Двумя днями позже Белый дом издал президентскую директиву по национальной безопасности № 85, которая предусматривала административное и финансовое обеспечение программы «Стратегической оборонной инициативы» (СОИ). Этой директивой, в частности, учреждался Исполнительный комитет по оборонительным (противоракетным) технологиям.
А 16 января 1984 года Рейган подписал директиву № 119 об ускоренном осуществлении научно исследовательской программы в рамках СОИ. 27 марта того же года министр обороны США Каспар Уайнбергер учредил Организацию по осуществлению СОИ (SDIO) во главе с генерал-лейтенантом Джеймсом Абрахамсоном. Были определены направления, по которым должны идти разработки и исследования. Речь, в частности, шла о приборах для обнаружения, сопровождения, селекции и оценки степени поражения стратегических ракет в любой из фаз их полета на фоне ложных целей и помех; о ракетах-перехватчиках стратегических МБР и БРПЛ; различных разновидностях оружия направленной передачи энергии (лучевого); спутниках-перехватчиках МБР и БРПЛ; качественно новых системах управления и связи; «электромагнитных пушках» (на основе электродинамических ускорителей массы – ЭДУМ); о более мощной по сравнению с многоразовым кораблем «Шаттл» транспортной космической системы.
Вскоре началась интенсивная научно-исследовательская и опытно-конструкторская работа по перечисленным направлениям. Проводились всякого рода демонстрационные испытания. Например, 10 июня 1984 года над Тихим океаном была предпринята попытка перехвата МБР на высоте 160 км; 6 сентября 1985 года инфракрасный химический лазер с расстояния 1 км уничтожил закрепленную на земле вторую ступень МБР «Титан» (ряд американских ученых высказывали сомнения в практической ценности данного эксперимента и указывали на его пропагандистскую сторону); 27 июня 1986 года в атмосфере был осуществлен перехват цели, имитировавшей вражескую боеголовку; а 11 сентября 1986 года имитирован перехват ракеты на разгонном участке. 4 ноября 1987 года ракета зенитно-ракетного комплекса «Пэтриот» поразила цель, имитировавшую одну из советских оперативно-тактических БР.
УЧЕНЫЕ ПРОТИВ СОИ
Поскольку СОИ могла серьезно угрожать потенциалу советских стратегических ядерных сил сдерживания, в СССР начали разрабатывать компоненты «асимметричной стратегии». Они создавались в ряде научно-исследовательских центрах страны, принадлежавших как Академии наук страны, так и различным ведомствам. Среди последних особо следует отметить ЦНИИмаш – головной институт Министерства общего машиностроения, который тесно взаимодействовал с 4-м Центральным научно-исследовательским институтом Минобороны, другими НИИ МО, с институтами АН СССР.
Большую работу по формулированию концепции и стратегии «асимметричного ответа» на междисциплинарной основе проделала группа ученых и специалистов во главе с вице-президентом АН СССР академиком Евгением Велиховым. «Группа Велихова» – уникальное междисциплинарное сообщество, включавшее физиков, математиков, химиков, инженеров-ракетостроителей, специалистов по космическим аппаратам, политологов, экономистов, профессиональных военных (входил в него и автор этих строк).
Надо отметить, что в то время в СССР насчитывалось немало влиятельных сторонников «симметричного ответа» на американскую СОИ. Вот почему далеко не сразу были приняты на вооружение идеология и конкретные формулы «асимметричного ответа», сущность которого сводилась прежде всего к тому, чтобы в условиях развертывания США многоэшелонной противоракетной обороны (включающей и космические эшелоны) с использованием многообразных, в том числе «экзотических», средств ПРО обеспечить возможность в ответном ударе нанести неприемлемый ущерб агрессору. При этом рассматривались самые разнообразные сценарии первого массированного применения американской стороной ядерного оружия с попыткой использования максимально действенных обезоруживающих и «обезглавливающих» ударов, выводящих из строя прежде всего стратегические ядерные средства оппонента и его систему управления. Важную роль здесь играло и моделирование с использованием ЭВМ.
В рамках стратегии «асимметричного ответа» на американскую СОИ предусматривался широкий комплекс мер. Среди них – укрепление боевой устойчивости советских СЯС (приняты дополнительные меры по повышению неуязвимости межконтинентальных баллистических ракет, ракетных подводных крейсеров стратегического назначения, созданы возможности по выводу из-под потенциального удара советской стратегической авиации, возросла надежность системы боевого управления СЯС, выживаемость системы государственного управления в целом и многое другое). Одновременно были развиты способности ударных средств преодолевать многоэшелонную противоракетную оборону противника.
Стали единым комплексом средства, процедуры военно-стратегического, оперативного и тактического порядка, дающие возможность обеспечить достаточно мощный ответный удар возмездия даже при самых неблагоприятных условиях, сложившихся в результате массированных упреждающих ударов по Советскому Союзу. Вплоть до применения системы «мертвой руки», предусматривающей автоматический запуск уцелевших после упреждающего удара противника шахтных МБР в условиях нарушения централизованной системы боевого управления. Важно было не просто все это разрабатывать и иметь «на черный день», который мог стать «судным днем» для обеих сторон, но и в определенной (дозированной) мере в тот или иной момент продемонстрировать наши возможности оппоненту. Использовать искусство «стратегического жеста».
Причем все надо было делать так, чтобы это выглядело убедительно как для политической элиты, так и для специалистов другой стороны. В том числе экспертов высочайшей квалификации по проблемам стратегической стабильности в целом и по ее отдельным техническим и оперативно-стратегическим компонентам в частности. А это было очень не просто. Специалисты сразу же распознали бы любые натяжки и элементы дезинформации. Хочу здесь отметить, что такого рода американское научно-экспертное сообщество многократно превосходило советское по своей численности и ресурсному обеспечению, накопило целый пласт соответствующих комплексных междисциплинарных научных разработок.
Нельзя было сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что к этому сообществу американских специалистов примыкала и большая группа журналистов, овладевших проблематикой СОИ и игравших серьезную роль в формировании общественного мнения на Западе.
СЛАБОСТИ СИЛЫ
Вместе с тем стратегия «асимметричного ответа» предусматривала также специальные средства и способы противодействия американской ПРО. Мы выявили ряд особо уязвимых компонентов потенциальной противоракетной обороны США (прежде всего в космических эшелонах), которые могли бы выводиться из строя не только прямым физическим поражением, но и в результате радиоэлектронного подавления (радиоэлектронная борьба). К активным мерам воздействия были отнесены различные средства наземного, морского, воздушного и космического базирования, использующие в качестве поражающего воздействия кинетическую энергию ракет и снарядов, лазерные и другие виды высокоэнергетических излучений. Выявилось, что активные контрмеры особенно эффективны против элементов космического эшелона противоракетной обороны, которые в течение длительного времени находятся на орбитах с известными параметрами. Что значительно упрощает задачу их нейтрализации и даже полной физической ликвидации.
В качестве действенного средства уничтожения космических станций, нацеленных на поражение МБР, предназначались «малые ракеты» различных видов базирования. Они должны были обладать высокой тяговооруженностью для быстрого прохождения атмосферы и сокращения до минимума активного участка траектории. Их также планировалось защитить от воздействия лазерного облучения. Аналоги подобных средств в СССР тогда уже существовали (прежде всего в виде технологий и систем, разрабатывавшихся для советской ПРО, которая, как и в США, создавалась по крайней мере с конца 1950-х годов).
В ряде разработок советских ученых того периода предлагалось использовать как весьма эффективное средство активного противодействия для вывода из строя одновременно большого количества космических боевых станций так называемые «космические мины» или спутники, выводимые на орбиты, близкие к орбитам боевых станций другой стороны и оснащенные достаточно мощным боезарядом, подрываемым по команде с Земли. Подобные «мины» могли оснащаться взрывателями различного типа. В частности, реагирующими на тепловые нагрузки или механическое воздействие.
ОСЛЕПЛЕНИЕ ЛАЗЕРОМ
В качестве активных средств противодействия американской ПРО рассматривались и наземные лазеры большой мощности. Создание таких лазеров существенно проще, чем тех, что предназначены для космических боевых станций. В противоборстве «лазер против ракеты» и «лазер против космической платформы» преимущество может быть на стороне лазера.
Это объясняется целым рядом причин. Во-первых, космические боевые станции являются более крупными объектами для лазерного поражения, чем МБР (БРПЛ), что облегчает задачу наведения на них лазерного луча. Во-вторых, число таких станций было бы значительно меньшим, чем количество МБР (БРПЛ) или их боеголовок, подлежащих уничтожению во время массового полета. Это практически снимало бы проблему сверхбыстрого перенацеливания лазерного луча. В-третьих, космические боевые станции достаточно долго находятся в поле зрения наземной лазерной установки, что позволяет значительно увеличить время ее действия (до 1000 секунд) и, следовательно, снизить требования к мощности. Кроме того, для наземных установок гораздо менее существенны присущие космическим системам ограничения по массе, габаритам, энергоемкости, КПД и прочему.
В одном из отчетов «группы Велихова» предлагалось использовать в качестве высокоэффективного средства активного противодействия боевым орбитальным станциям облака мелких объектов («шрапнели»), запущенные таким образом, чтобы их относительная к станции скорость была достаточно велика. Наиболее привлекательными мишенями в данной схеме могли стать такие уязвимые элементы лазерных боевых станций, как баки с топливом, энергосистемы, отражающие зеркала. Распыление на орбите небольшого облака даже микроскопических частиц создавало на поверхности отражающего зеркала дефекты, препятствующие фокусировке лазерного луча космических боевых станций.
Советские ученые и конструкторы отмечали, что при использовании оружия, реализованного на наземных эксимерных лазерах с зеркалами на геостационарной и низких орбитах, эффективной мерой противодействия противнику, помимо выведения из строя наземного лазера, может стать и распыление легких материалов с большим коэффициентом поглощения лазерного излучения непосредственно в зоне базирования зеркала или лазера. Вырабатывались и другие меры.
В отчете руководству страны по мерам противодействия американской СОИ советские ученые сделали такой вывод: «Краткий обзор возможных мер нейтрализации и подавления широкомасштабной ПРО с развернутыми в космосе эшелонами ударного оружия показывает, что далеко не обязательно ставить задачу полного ее уничтожения. Достаточно ослабить такую ПРО путем воздействия на наиболее уязвимые элементы, пробить в этой так называемой обороне «брешь», чтобы сохранить неприемлемую для агрессора мощь ответного удара».
«ТОРМОЗ» ДЛЯ ПРО
Одна из важнейших задач состояла в том, чтобы убедить сторонников СОИ в Соединенных Штатах в том, что любой вариант создания широкомасштабной, многоэшелонной противоракетной обороны не даст Вашингтону сколько-нибудь значимых военных и политических преимуществ. Соответственно, ставилась задача воздействия на американский «политический класс», на «истеблишмент национальной безопасности», чтобы не допустить выхода США из советско-американского Договора об ограничении систем противоракетной обороны 1972 года.
Этот документ к тому времени и в политико-психологическом, и в военно-стратегическом плане уже прочно зарекомендовал себя как один из краеугольный камней по обеспечению стратегической стабильности. Он играл, в том числе, важную роль в предотвращении гонки вооружений в космосе, накладывал важные ограничения на создание тех систем, которые можно было бы использовать как противоспутниковое оружие. По условиям Договора стороны брали на себя обязательства не разрабатывать (не создавать), не испытывать и не развертывать системы и компоненты ПРО в масштабах всей национальной территории. Кроме того, в Договоре предусматривалось, что система ПРО может быть только наземной и стационарной.
БИТВА ТИТАНОВ
Стратегия «асимметричного ответа» в конечном итоге была официально принята советским руководством и продекларирована публично. Провели мы и демонстрационные испытания на полигоне в Сары-Шагане в качестве «политического жеста».
Но на практике эта стратегия реализовывалась далеко не однозначно – многое, как выяснилось позднее, делалось и в симметричном порядке. «Стратегическая оборонная инициатива» Рональда Рейгана была воспринята значительной частью высшего советского руководства не просто негативно, но весьма нервно, чуть ли не истерично. СОИ рушила только-только сложившуюся картину мира и обеспечения стратегической стабильности у далеко не молодого руководства страны. А уровень технической компетенции в верхушке госаппарата (за исключением ВПК Совмина СССР) был далек от желаемого.
Как пишет в своих воспоминаниях академик Георгий Арбатов, президент США Рейган, оценив нервную реакцию советских руководителей, считал, что «...не может быть уже так плохо оружие, против которого столь ожесточенно протестуют русские». По обоснованной оценке Арбатова, такой всплеск истерии с советской стороны только убеждал Вашингтон, что «мы СОИ боимся». Правда, целый ряд советских специалистов (в том числе военных) в кулуарах говорил о том, что в планах «звездных войн» много блефа («вся СОИ блеф»). Но мало кто решался сказать об этом четко и определенно даже на закрытых совещаниях по этой проблеме.
Кстати, разработчики стратегии «асимметричного ответа» имели в виду и то, что в ходе реализации программы СОИ Вашингтон стремится открыть дополнительный фронт советско-американской гонки вооружений. В Белом доме рассчитывали, что при «симметричных» усилиях сторон по созданию противоракетной обороны в экономическом плане неизбежно проиграет Советский Союз, имеющий значительно менее сильную экономику.
Между тем к моменту объявления СОИ СССР и США обладали по 10–12 тыс. ядерных боезарядов только на стратегических носителях плюс многие тысячи боезарядов оперативно-тактического и тактического назначения (так называемые «средства поля боя» – боеприпасы для ствольной артиллерии калибра 152 и 155 мм). Это был период бурного развития высокоточного дальнобойного оружия в обычном снаряжении, появления неядерных боезарядов повышенного могущества, что отмечал, в частности, еще заместитель министра обороны СССР по вооружению генерал армии Владимир Шабанов.
Паритет считался достигнутым к началу 1970-х, когда СССР и США примерно сравнялись по числу средств межконтинентальной дальности доставки. Соединенные Штаты, начав на несколько лет раньше оснащать свои МБР и БРПЛ разделяющимися головными частями, при этом многократно превосходили Советский Союз по числу развернутых боезарядов на стратегических носителях. В 1980-е годы СССР начал модернизацию своих средств средней и меньшей дальности (как в Европе, так и на восточном – прежде всего китайском – направлении). При этом происходила замена моноблочных баллистических ракет средней дальности (БРСД) на систему «Пионер» (СС-20) с тремя РГЧ ИН. В ответ последовало решение США и НАТО о размещении БРСД «Першинг-2» и КР наземного базирования. Короткое подлетное время «Першингов-2», их высокая точность и повышенная способность к поражению хорошо защищенных целей (в том числе подземных командных пунктов) повышали степень угрозы для всей системы государственного и военного управления СССР.
Начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР Маршал Советского Союза Николай Огарков был противником количественного равенства по боезарядам на межконтинентальных носителях. Он считал достаточным для СССР иметь 2000–2500 ядерных боезарядов. С таким количеством, по его оценкам, можно было бы выдержать упреждающий удар и нанести неприемлемый ущерб в ответном ударе. Но подобный подход не устраивал члена Политбюро ЦК КПСС, министра обороны маршала Советского Союза Дмитрия Устинова. Огарков также пытался добиться «более сдержанного» отношения к созданию новых систем стратегических вооружений, который разворачивался только потому, что «их создавали США».
В беседах с автором этой статьи в начале 1990-х годов Николай Васильевич Огарков говорил, что, по его мнению, военно-стратегическое равновесие с США в условиях конца 1970-х – первой половины 1980-х вполне можно было бы обеспечить, не создавая некоторых новых комплексов. Маршал стремился к оптимальному развитию СЯС, при этом ратовал за наращивание усилий в области создания новейших средств связи и боевого управления, а также обычных средств вооруженной борьбы, особенно «умного оружия», появление которого в США назвали «революцией в военном деле». Но, к сожалению, Огарков проиграл в противостоянии по этим принципиальнейшим вопросам военной стратегии и военного строительства Устинову и своему первому заместителю Сергею Ахромееву, который активно поддерживал министра обороны.
Проигрыш Огаркова дорого обошелся Советскому Союзу, который продолжал гонку вооружений, соревнуясь с США по всем направлениям, хотя имел вдвое меньше ресурсов, чем Соединенные Штаты. Изматывание СССР в этой гонке вооружений (в том числе в ядерной сфере) стало одной из важнейших причин краха советской экономики к концу 1980-х и развала советского государства.
ПОСЛЕДСТВИЯ И УРОКИ
Тем не менее в целом стратегия «асимметричного ответа» политически сработала. Американская сторона не стала в тот период выходить из Договора по ПРО, финансирование «Стратегической оборонной инициативы» не получило тех масштабов, на которые рассчитывали ее сторонники. В период первой администрации Билла Клинтона СОИ тихо изъяли из числа программ военного ведомства, хотя многие направления НИОКР в области ПРО в США продолжали развиваться.
В ходе выступлений советских ученых и военных специалистов в различных американских аудиториях неоднократно поднимался вопрос: почему, если вы так уверены, что своими асимметричными мерами нейтрализуете многоэшелонную систему ПРО, вы так рьяно выступаете против этой системы. Ответ состоял в следующем: во-первых, мы не хотим гонки вооружений и в асимметричном варианте, ибо она тоже достаточно обременительна; во-вторых, в силу особой значимости политико-психологического фактора (особенно в условиях кризисных ситуаций) крайне опасной может оказаться даже иллюзия неуязвимости (от ослабленного ответного удара), которая может появиться у руководства, тогда, как и сегодня, появились многочисленные «утечки» информации о различных вариантах «обезглавливающих ударов» по СССР со стороны США, обладающей широкомасштабной ПРО.
Ныне вопрос о ПРО вновь стал актуален в свете попыток администрации Джорджа Буша-младшего создать такую многокомпонентную систему и одновременно развивать стратегические наступательные вооружения, чтобы они в совокупности уменьшали способность России к ответному удару, не говоря уже об обладающем значительно (на порядок) меньшим ядерным потенциалом Китае. И потому перспективы построения группировки российских СЯС и других сил и средств ядерного сдерживания в определенной мере зависят от структуры и состава той системы противоракетной обороны, которую Вашингтон предполагает иметь на обозримую перспективу. В том числе и в Европе. И сейчас особую важность представляет серьезный научный прогноз (многовариантный) развития систем ПРО в США на 20–30 лет вперед и более. С учетом возможных технологических прорывов на основе имеющихся и перспективных фундаментальных научных знаний.
В различных официальных и полуофициальных документах, в частности, просматривается возвращение к идее создания космического эшелона ПРО в добавление к эшелонам наземного (а также морского и воздушного) базирования. Основная задача этих ударных средств состоит в обеспечении перехвата баллистических ракет наземного и морского базирования на начальном, разгонном участке их траектории, когда они представляют собой наиболее крупную и уязвимую цель. Однако иначе обстоит дело с баллистическими ракетами, обладающими укороченным разгонным участком (новейшие российские МБР «Тополь-М» и РС-24).
Нельзя не отметить появление с американской стороны «пробных шаров» относительно состояния ядерного стратегического баланса, изменяющегося, по оценкам соответствующих авторов, весьма радикально в пользу США. Опять начинается психологическое давление с целью втянуть Россию в разорительную гонку вооружений. Но у нас уже есть опыт первого «асимметричного ответа», и, думаю, на те же самые грабли мы больше не наступим.
Дарья Гармоненко 
