Алексей Арбатов 31 октября на расширенном заседании ученого совета Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО Алексей Арбатов сделал доклад, посвященный развертыванию элементов американской противоракетной обороны в Европе и связанному с ним ухудшению отношений между Москвой и Вашингтоном. Эта тема не раз освещалась на страницах «НВО». Тем не менее она по-прежнему остается актуальной, более того – приобрела особую остроту после саммита РФ–ЕС в Португалии и резких высказываний на сей счет российского президента Владимира Путина. Вот почему редакция решила ознакомить с текстом выступления Алексея Арбатова читателей еженедельника.
В отношениях России и США в очередной раз имеет место противоракетный кризис из-за американского плана к 2011–2013 годам развернуть в Чехии (а также, по некоторым данным, возможно, и в Грузии) РЛС ПРО для сопровождения иранских ракет и наведения перехватчиков, а в Польше построить базу в составе 10 ракет-перехватчиков.
ПРЕЦЕДЕНТЫ
В советско/российско-американских отношениях таких кризисов или серьезных осложнений было уже четыре. Первый случай относится к концу 60-х годов прошлого века, когда СССР стал пионером в развертывании противоракетной обороны вокруг Москвы (система А-35), что крайне обеспокоило Соединенные Штаты. На встрече в верхах в Гласборо в 1967 году американский министр обороны Роберт Макнамара предложил советскому премьер-министру Алексею Косыгину заключить соглашение о запрещении или ограничении систем ПРО, но получил отказ. Тогда США в начале 70-х годов предприняли ответные меры: создание собственной системы противоракетной обороны («Сентинел-Сейфгард») и развертывание МБР и БРПЛ с разделяющимися головными частями (РГЧ ИН). В ответ на это СССР с середины 1970-х годов принял на вооружение свои многозарядные ракеты морского и наземного базирования.
После того как советская и американская системы противоракетной обороны были ограничены Договором по ПРО 1972 года, второй кризис разразился в начале 1980-х годов в связи с программой «звездных войн» (так называемая «Стратегическая оборонная инициатива», СОИ) президента США Рональда Рейгана. После долгих дебатов Конгресс Соединенных Штатов не позволил «широко трактовать» Договор по ПРО, и программа СОИ не перешла в стадию широкомасштабных испытаний. Третье осложнение произошло в середине 1990-х годов вокруг американской программы ПРО ТВД, которое было урегулировано соглашением 1997 года о разграничении стратегической ПРО и ПРО ТВД. В четвертый раз проблема возникла в связи с выходом США при администрации Джорджа Буша-младшего из Договора по ПРО в 2002 году и принятием программы строительства системы противоракетной обороны с первыми базами размещения на Аляске и в Калифорнии. Сейчас, таким образом, происходит пятый кризис.
ПОЛИТИКА И ВОЕННАЯ ТЕХНИКА
Несомненно, планы развертывания радара и базы антиракет американской ПРО в Европе имеют ярко выраженный провокационный характер в отношении России, но прежде всего в политическом смысле. Не исключено, что некоторые инициаторы этой идеи, особенно в Варшаве, преследовали именно такой эффект, хотя недавняя смена правительства Польши может повлечь изменение ее политики и отсрочить планы США. Помимо всего прочего, данный план, который Вашингтон не потрудился своевременно согласовать с Москвой, является нарушением духа российско-американской Декларации от 2002 года «О новых стратегических отношениях», в которой прямо предусматривалось сотрудничество двух держав в развитии таких систем. Правда, официальная линия России сейчас почему-то избегает этой темы.
Что касается военно-технической стороны вопроса, то – как по количеству планируемых к развертыванию в Польше антиракет, так и по техническим характеристикам этих перехватчиков ракет и радара – данная система очень мало затронет российский потенциал ядерного сдерживания. Большинство баз МБР России расположены далеко северо-восточнее предполагаемого американского военного объекта на польской территории (и тем более это относится к морским ракетам нашего Северного флота), а трассы российских ракет по законам баллистики запрограммированы на северные азимуты через Полярный круг. Радар в Чехии из-за кривизны земной поверхности не сможет отслеживать испытательные пуски из Плесецка и северных морских акваторий и в любом случае ничего не добавляет к существующей РЛС в Норвегии. Американские противоракеты типа GBI, которые будут установлены в Польше, технически не способны перехватывать МБР на активном (разгонном) участке траектории (см. «НВО» № 33, 2007, статья «ПРО яблоко раздора»).
Как показало исследование американских либерально-оппозиционных экспертов (Т.Постола и Дж.Люиса), теоретически и при самом благоприятном для них стечении обстоятельств антиракеты США из Польши могли бы «догнать» МБР, запускаемые с западных или самых южных российских баз, да и то лишь в случае их нацеливания на восточное побережье Соединенных Штатов (Бостон, Нью-Йорк, Вашингтон). Однако антиракеты данного типа никогда не испытывались в таком режиме перехвата, и на указанных базах развернута небольшая часть РВСН России.
Другое дело, что заявленное развертывание третьего позиционного района противоракетной обороны США в Европе не может просто игнорироваться Москвой при всей мизерности ее потенциала против нынешних российских сил ядерного сдерживания. Ведь программа ПРО Соединенных Штатов, если использовать собственный американский термин, – это программа с «открытым продолжением». Иными словами, ни США, ни их союзники не дают никаких гарантий, что дело ограничится одним радаром и одной базой с 10-ю антиракетами типа GBI. В Вашингтоне не дают никаких обязательств, что через некоторое время этих ракет не станет 100 или 1000, что они не будут размещены на других базах (ближе к предполагаемым траекториям российских МБР и БРПЛ), что они не будут дополнены системами перехвата на активном (разгонном) участке полета и не будут «надстроены» эшелонами морского, авиационного, космического базирования, в том числе с использованием средств на новых физических принципах (лазерных и других).
В этом плане опыт с расширением НАТО на восток, которое началось в 1997 году как разовое мероприятие с тремя странами Центральной Европы, а теперь уже охватило десять государств и обсуждается применительно к Украине, Грузии, Азербайджану, Казахстану – научил Москву реагировать недвусмысленно и заблаговременно. И этот опыт, и вероятность размещения баз ПРО на территории возможных новых членов НАТО на постсоветском пространстве усугубляет негативное отношение России к данному проекту.
Конечно, значительное расширение противоракетной обороны потребует не четырех лет, а десятилетий. Но ведь и ответные военно-технические меры требуют времени и денег, а в политическом отношении лучше с самого начала четко и жестко заявить о своем отношении к таким программам. Впрочем, немало времени тут упущено. Об этом надо было думать в 2002 году, когда США вышли из Договора по ПРО. Но тогда реакция Москвы была весьма сдержанной и к тому же был подписан Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов, который политически «дал добро» американской программе ПРО. (Эта позиция исполнительной власти РФ была занята вопреки попыткам ряда фракций Государственной Думы «забить тревогу».)
Но в долговременной перспективе вопрос об угрозе противоракетной обороны стоит гораздо шире, как и об ответе на нее. Если понадобится поставить под удар объекты ПРО в Чехии и Польше, то на них могут быть нацелены МБР «Тополь-М» (которые в любом случае будут оснащены разделяющимися головными частями), о чем было заявлено на уровне командования российских РВСН. В дальнейшем, если будут утверждены планы наращивания американской противоракетной обороны, то речь пойдет о широком диапазоне асимметричных ответных мер, начиная с повышения потенциала российских стратегических ядерных сил по преодолению систем ПРО и заканчивая различными системами прямого поражения ее возможных воздушных, морских и космических эшелонов.
РСМД ПРОТИВ ПРО
В последнее время на высшем уровне российского политического и военного руководства неоднократно ставился вопрос об одностороннем выходе России из Договора о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД), подписанного между СССР и США в 1987 году и унаследованного Россией (см., например, «НВО» № 31, 2006). Однако нужно самым тщательным образом проанализировать и взвесить все «за» и «против» такого шага, просчитать его вероятные военно-стратегические, финансово-экономические и политические последствия.
Это тем более необходимо, поскольку Договор РСМД – это один из немногих центральных договоров в области ядерного разоружения, пока еще остающихся в законной силе после нескольких лет разрушительной политики администрации президента Джорджа Буша-младшего. Эта политика является объектом все более жесткой критики в мире и внутри самих США и скорее всего будет пересматриваться со сменой власти в Вашингтоне после выборов 2008 года.
Если Россия выйдет из Договора 1987 года и создаст новые ракеты средней дальности для поражения объектов ПРО, то и сами они теоретически могли бы стать объектом перехвата американской противоракетной обороны в Европе. Но тут все будет определяться соотношением их количеств и технических характеристик.
Выход из Договора по РСМД бессмыслен, если Россия не планирует создания запрещенных им систем. Разработка, испытания, производство и развертывание новой ракетной системы средней дальности потребует большого объема финансирования. Потому встает вопрос, откуда будут взяты деньги на РСД и не ущемит ли эта программа другие, более важные программы и статьи, на которые денег и так не хватает? Речь идет, например, о программе развития стратегических ядерных сил или технического переоснащения сил общего назначения, о повышении материального уровня офицеров, о переводе армии на контракт, строительстве жилья и улучшении боевой подготовки войск.
Как ответ на российские ракеты средней дальности вполне вероятно возобновление программ РСД «Першинг-2» и крылатых ракет морского базирования или создание новых, улучшенных систем средней дальности США и развертывание их в Европе, что, видимо, с восторгом примут некоторые новые члены НАТО. Если размещение РСД в начале 80-х годов прошлого века воспринималось Советским Союзом как большая угроза, то для нынешней России ситуация будет выглядеть намного хуже.
Сейчас другое соотношение ядерных и обычных сил, другое состояние военных союзов, иное геостратегическое положение сторон. Если американские ракеты «Першинг-2» тогда едва достигали Московской области, то в будущем при размещении на территории новых членов НАТО аналогичные системы с укороченным подлетным временем будут перекрывать всю территорию РФ до Урала, а то и далеко за ним. Такие ракеты могут оснащаться как ядерным, так и высокоточным обычным боезарядом и иметь минимальное подлетное время до целей. Это действительно поставило бы под угрозу российский потенциал ядерного сдерживания (не в пример объектам ПРО в Польше и Чехии), вынудило бы полностью перестраивать ядерные силы РФ, ее системы предупреждения и управления с огромными затратами.
При необходимости вместо новой программы РСД Россия могла бы развернуть за гораздо меньшие затраты несколько дополнительных полков МБР «Тополь-М» или разработать высокоточную обычную боевую часть для оснащения имеющихся баллистических и крылатых ракет, не запрещенных Договором по РСМД. Развертывание МБР «Тополь-М» с моноблочной или разделяющейся головной частью, в ядерном или обычном оснащении никак не ограничено московским Договором о сокращении стратегических наступательных потенциалов (Договор СНП) 2002 года, а его «потолки» на ядерные боезаряды (1700–2200 единиц) с большим запасом допускают развертывание названной системы оружия.
Впрочем, целесообразность нацеливания на объекты ПРО стратегических ракет, РСД или оперативно-тактических ракет с обычной боевой частью – не самоочевидна. Ведь по логике стратегии наносить удар по позициям ПРО в Европе теоретически может быть целесообразно, чтобы помешать ей перехватить российские межконтинентальные баллистические ракеты, направленные против Соединенных Штатов и их союзников в ответном, ответно-встречном или первом ударе (последний тоже допускается современной Военной доктриной РФ). Эти МБР оснащены ядерными боеголовками, то есть речь идет о ядерной войне. Причем в ответном ударе российские ракеты будут стартовать после гипотетического нанесения по территории РФ массированного ядерного удара США (НАТО). Спрашивается, какой смысл в таких условиях пытаться поразить объекты ПРО в Европе с помощью высокоточного обычного оружия? Гораздо проще, дешевле и надежнее сделать это с применением ядерных средств СЯС или оперативно-тактического назначения (средние и фронтовые бомбардировщики, КРМБ и пр.).
ПУТИ РЕШЕНИЯ
При всей сложности этой проблемы, она решаема – разумеется, при наличии доброй воли сторон и умении организовать ведомства исполнительной власти для эффективных переговоров.
Основой договоренности по ПРО могли бы стать предложения президента России, сделанные летом 2007 года. Они состояли в том, чтобы вместо реализации американского плана использовать РЛС раннего предупреждения в Азербайджане (Габала) для обнаружения и сопровождения запусков ракет с южного направления (в сектор входят, при некоторой корректировке направленности излучения, помимо Ирана, Ирак, Саудовская Аравия, Афганистан, Пакистан, Индия). Этот радар мог бы быть подключен к Центру по обмену данными о ракетных пусках (ЦОД) в Москве, который был заложен по российско-американскому соглашению от 1998 года, но впоследствии оказался фактически «заморожен». Причем Владимир Путин предложил перепрофилировать центр с функции сбора данных на функционирование «в реальном масштабе времени», т.е. на немедленную засечку факта ракетного запуска и обмен информацией о нем. Затем последовало предложение о подключении к этой системе РЛС нового поколения типа «Воронеж», сооружаемой около Армавира, и о создании аналогичного центра в Брюсселе для придания системе многостороннего характера в контексте НАТО.
Это предложение подразумевает ряд серьезных предпосылок, впервые проявившихся в российской политике. Во-первых, было признано, что с юга исходит серьезная угроза ракетного удара, хотя конкретная страна не была названа (при этом, впрочем, Израиль не попадает в сектор обзора габалинской РЛС). Во-вторых, впервые было высказано пожелание сотрудничать с США и НАТО по важнейшему вопросу военной безопасности на постсоветском пространстве, где любое западное военное присутствие до сих пор воспринималось Москвой крайне болезненно. И в-третьих, идея совместной с США системы предупреждения о ракетном нападении подразумевала стратегическое партнерство нового типа и отход от отношений взаимного ядерного сдерживания, вопреки нынешнему упору на такое сдерживание как на основу обороноспособности РФ (в связи с превосходством вероятных противников по силам общего назначения).
Совершенно естественно, что ответ США был достаточно уклончив. Не отвергая предложение России, они подтвердили приверженность принятому плану. Понятно, что отказаться от него для Вашингтона невозможно по политическим соображениям: США не хотят ставить свою программу в зависимость от России и не воспринимают всерьез ее угрозы принять военно-технические ответные меры, хотя явно не хотели бы еще большего обострения межгосударственных отношений.
Кроме того, если воспринимать угрозу будущих иранских и иных ракет с южных азимутов всерьез, как следует из предложений Москвы по габалинской РЛС, то совершенно очевидно, что радары сами по себе могут обеспечить не защиту от удара, а лишь предупреждение о нем. Наконец, сопровождение ракетного запуска может быть обеспечено радарами в Габале и Армавире только на начальном участке траектории (не выше широты Армавира), а дальнейшее сопровождение и наведение антиракет требует дополнительных РЛС, способных держать «в поле зрения» средний участок ракетных траекторий. Названные обстоятельства в российской официальной линии не комментируются, хотя однажды проскользнуло мнение, что перехват может быть осуществлен зенитными ракетами с кораблей из Персидского залива. Впрочем, такие американские антиракеты едва ли способны «догнать» баллистические ракеты Ирана, запущенные в северном направлении.
В то же время, пока у Ирана нет ракет средней дальности, способных угрожать Европе, и тем более межконтинентальных ракет, достигающих территории США. В таких условиях практически любое одностороннее развертывание системы ПРО США или НАТО в Европе неизбежно будет восприниматься в Москве как первый этап программы, направленной против российского потенциала сдерживания.
Но поскольку развертывание даже ограниченной системы ПРО – это многолетний процесс, постольку в случае фактического появления у Ирана ракет большой дальности начинать строительство системы ПРО будет слишком поздно. Таковы противоречивые обстоятельства текущего противоракетного кризиса.
Представляется, что развязка этого узла противоречий может состоять в следующем.
У США нет никаких причин назначать фиксированные даты окончания строительства баз в Чехии и Польше – вне зависимости от материализации угрозы, если не задумывать ПРО как систему оружия против России или как политическую провокацию в отношении нее.
Начать следовало бы с соглашения о совместном российско-американском использовании габалинской РЛС, возрождении и перепрофилировании московского ЦОД на принятие и обработку информации с этого радара (а также, возможно, с армавирской РЛС) в «реальном масштабе времени». Одновременно можно договориться с США о продолжении их программы перевозки и сборки радара ПРО с атолла Кваджелейн в Чехии, но при условии подключения его к московскому центру, а впоследствии к новому – в Брюсселе, если таковой будет создан. Тогда Москва получит гарантию, что эти средства не используются для наблюдения за российскими ракетами и что Россия будет получать всю информацию с этой РЛС одновременно с США. Что касается ударных средств, то можно было бы договориться, что ракеты-перехватчики не будут размещаться в Польше до тех пор, пока Иран действительно не испытает РСД или МБР.
В этом случае Россия была бы уверена, что ПРО не предназначена против нее и одновременно получила бы изрядный стимул использовать все имеющиеся у нее рычаги влияния, чтобы замедлить или остановить ракетную программу Ирана. Тогда и план развертывания ПРО в Европе был бы отложен или вовсе упразднен.
Крупный «подводный камень» на пути такого решения может состоять в следующем: памятуя ошибку конца 1980-х годов, когда Москва положилась на устное обещание руководителей стран НАТО не расширять альянс на восток (зафиксированное в известных протокольных стенограммах), Россия едва ли согласится довольствоваться «джентльменским соглашением» по ПРО. Видимо, Москва стала бы настаивать на юридически обязывающем соглашении – а это будет без энтузиазма встречено в Вашингтоне, как новый вариант ограничения систем ПРО, пусть только в Европе. От политиков и дипломатов потребуется большое мастерство, чтобы провести компромисс вокруг этого «рифа».
Приведенный вариант развязки сложнейшего узла политических и стратегических противоречий, конечно, не единственно возможный. Но принятие или отклонение такого рода «пакета» или его вариантов явится показательным тестом серьезности подхода держав к проблеме ракетного (или ракетно-ядерного) распространения как к одной из приоритетных угроз современной международной безопасности, нейтрализация которой требует не соперничества, а добросовестного сотрудничества США, России и других стран. В ином случае конструктивные предложения Москвы сыграют роль недолговечной разменной карты в новой фазе эскалации военно-стратегического противостояния США и России.
