Иная культура мягкой безопасности

Мягкая безопасность в борьбе с терроризмом.
Фото Reuters

Директор Центра европейской безопасности, заместитель директора ИНИОН РАН, вице-президент Российской ассоциации евро-атлантического сотрудничества, член экспертного совета Комитета Совета Федерации по международным делам Татьяна Пархалина отмечает, что «в России, к величайшему сожалению, исторически сложилась политическая культура вето: то есть если враг не сдается, мы его уничтожаем». В Евро-Атлантике безопасность воспринимают через призму интеграции, констатирует она, подчеркивая, что на Западе развита культура компромисса.

О сложностях диалога по проблемам европейской безопасности и сотрудничества она рассказала корреспонденту «НВО» Ольге Колесниченко.

– Татьяна Глебовна, как бы вы охарактеризовали современный этап взаимоотношений России и НАТО? Возобновление отношений – это достижение российской дипломатии, просто удача или же исправление ошибок с обеих сторон?

– У России нет альтернативы стратегическому партнерству с Евро-Атлантикой. Но проблема отношений России и НАТО – это прежде всего психологическая проблема. В Евро-Атлантике развита культура компромисса. Это сложный процесс, иногда в течение месяцев идет обсуждение вопросов, поиск компромисса, а компромисс всегда где-то посередине. А вот если нам что-то не нравится, то мы должны этот вопрос непременно закрыть. Вообще-то это психология ребенка, и в данном случае Россия напоминает мне страну-ребенка, которая хочет все «здесь и сейчас», сиюминутных результатов, сиюминутных ответов. Так не бывает. Отношения России и НАТО были заморожены вследствие событий на Кавказе в августе 2008 года. По инициативе НАТО была приостановлена работа Совета Россия–НАТО (СРН), а по инициативе российской стороны приостановлено военное сотрудничество между РФ и альянсом.

Несомненно, это были контрпродуктивные действия. Ведь главная идея СРН состоит в том, чтобы служить площадкой для обсуждения самых острых вопросов в непростых, особенно в кризисных, ситуациях. Учитывая совместные интересы, обе стороны (решение было принято на Корфу в июне 2009 года) начали восстанавливать отношения, долго готовились к заседанию СРН, и 4 декабря оно состоялось. А вслед за этим последовал визит нового генсека НАТО в Россию. Андерс Фог Расмуссен, выступая в МГИМО, сказал, что видит роль СРН в качестве всепогодного форума, и такой подход как раз и является единственно продуктивным и рациональным, иначе смысл Совета просто размывается.

Так почему же стало возможным восстановление отношений? Потому, что Россия и НАТО нуждаются друг в друге. В НАТО есть четкое понимание того, что без России не решить проблемы евро-атлантической и глобальной безопасности. И в России есть понимание необходимости в НАТО. Те процессы, которые происходят в мировой политике – глобализация, интеграция, – это объективная реальность, нравится нам это или нет. Мы должны это признать, иначе мы всегда будем в проигрыше и результатом будет маргинализация нашей страны. А это не в наших интересах, если мы действительно серьезно обеспокоены возможностью реализации модернизационного проекта, от которого, собственно, зависит благополучие наших граждан.

– О модернизационном векторе развития страны говорил президент России Дмитрий Медведев в своей сентябрьской статье «Россия, вперед!» и в ноябрьском Послании Федеральному собранию РФ. Речь идет об умной экономике, новых технологиях, новых видах топлива вместо «примитивного сырьевого хозяйства». Это развитие возможно без Запада?

– Если мы хотим осуществлять модернизационный проект, о чем неоднократно говорил президент России Дмитрий Медведев, то нам необходимы опыт и технологии Запада. Если мы хотим реформировать нашу армию, то нам очень пригодился бы опыт натовских стран, особенно тех, которые недавно присоединились к альянсу.

Другой аспект – генсек НАТО, говоря о том, какими он видит отношения НАТО и России к 2020 году, упомянул о возможности создания глобальной ПРО. Это очень перспективная сфера взаимоотношений, она позволит снять многие противоречия, которые существуют между Россией, США и НАТО в целом. И прежде всего это интересно с точки зрения научных разработок, нашего инновационного будущего. Военно-промышленные комплексы России и стран НАТО смогут сотрудничать в этом проекте, а это уже серьезная интеграция технологий и экономик стран Евро-Атлантики и России.

У нас пока что редко говорят об экономическом измерении военно-политической интеграции, в то время как пребывание в интегрированных структурах экономически выгодно и обходится странам гораздо дешевле, чем нейтральный статус. Например, в Швейцарии – нейтральной стране – на оборону тратится значительно больше средств, чем в странах – членах альянса. Мне здесь могут возразить, что, мол, на первом этапе интеграции происходит увеличение военных расходов, потому что это связано с модернизацией, с адаптацией к натовским стандартам. Но потом военно-политическая интеграция окупается с экономической точки зрения.

Генсек НАТО недавно привел интересные данные, касающиеся выгод экономического сотрудничества России с новыми членами НАТО: за последнее время прямые инвестиции России в страны – новые члены альянса удвоились, в 2007–2009 годах экспорт России в эти страны возрос в 11 раз, а импорт – в 5 раз.

Европа сегодня взяла курс на разработку альтернативных источников энергоснабжения и на энергосбережение. Это тоже модернизация. В Евросоюзе стимулируют энергосбережение через налогообложение. Хотя пока действительно существует энергозависимость части Западной Европы, особенно Германии, и Восточной Европы от российского газа. Но Европа интенсифицировала свои разработки по альтернативным источникам энергии после газового транзитного кризиса в Украине в 2008 году. Тогда имиджу России на международной арене был нанесен большой ущерб.

Европейцы от энергетического шантажа уходят и уйдут. Сегодня мир изменился, и подобными методами ничего не добиться. В этом смысле использовать газ в качестве инструмента влияния, как в известном фильме – если не будут покупать лотерейные билеты, то отключим газ, – безрезультатно.

– Директор отдела планирования политики НАТО Джейми Шеа в своих лекциях говорит: каменный век закончился не по причине недостатка камней, так и нефтегазовый век должен закончиться до того, как люди истощат запасы нефти и газа... Решение таких вопросов как раз относится к сфере «мягкой безопасности» – понятие, неизвестное населению нашей страны в отличие от европейцев. Может, в этом причина непонимания?

– Запад воспринимает безопасность в широком смысле этого слова, включая не только жесткую безопасность (hard security), то есть военно-политические аспекты, но и мягкую безопасность (soft security). Посмотрите на Хельсинкский акт от 1975 года, в нем представлена всеобъемлющая безопасность, не только военная, но и вопросы экономики, прав человека.

После Второй мировой войны в Европе начал осуществляться грандиозный политический проект «Европейская интеграция». Главная цель его отцов-основателей Робера Шумана и Жана Монэ (Парижский договор от 1951 года) состояла в том, чтобы сцепить экономики прежде всего Франции и Германии, двух стран, которые на протяжении столетий генерировали войны на территории европейского континента. Сделать войны невыгодными ни экономически, ни политически. Цель достигалась посредством двух механизмов: военно-политического (НАТО с привязкой США, и это было абсолютно правильной идеей европейских политиков – привязать США к обороне Европы) и социально-экономического (сначала общий рынок, затем Европейское экономическое сообщество и, наконец, Европейский союз). Проект европейской интеграции хотя и зигзагами, но неуклонно продвигается вперед.

Вот и при обсуждении инициативы России о новой архитектуре европейской безопасности необходимо учитывать аспект мягкой безопасности. К сожалению, в том проекте, который сегодня представлен, затрагивается только жесткая безопасность. Нет никаких аспектов, связанных с мягкой безопасностью. И если мы хотим, чтобы российская инициатива была услышана, то необходимо учитывать иную интерпретацию, которая вкладывается в понятие «безопасность». Мне совершенно ясно, что наши партнеры будут добиваться включения в этот документ тех вопросов, которые связаны с мягкой безопасностью. И России совершенно не нужно этого бояться.

Россия и НАТО по-разному воспринимают безопасность. Существует асимметрия ожиданий, то есть мы в одни и те же понятия вкладываем разное толкование. Мы одинаково формулируем некоторые аспекты, но ждем разных действий друг от друга.

Генсек НАТО призывает рассматривать безопасность через призму интеграции. И наши официальные лица прекрасно понимают, что НАТО не собирается нападать на Россию. Да, разночтения существуют между союзниками, между странами – членами альянса, и совершенно неизбежно они будут существовать между Россией и альянсом. Но у нас часто вводят в политику такие эмоциональные аспекты, как любовь, ненависть. Такие методы, когда делегация покидает зал, если что-то не нравится, – это из советского прошлого, причем это негатив из прошлого. А надо бы позитивный опыт перенимать, а не негативный. Этими худшими советскими методами сейчас уже не удастся влиять на формирование международной повести дня.

– Недавно в European Voice была опубликована статья, где российской инициативе по новой архитектуре европейской безопасности приписываются тайные планы – блокировать самостоятельные решения альянса, ослаблять его, а также обходить решения ОБСЕ и США. Но это частное мнение. А как, по-вашему, Запад в целом отреагировал на российскую инициативу по разработке новой архитектуры европейской безопасности?

– Когда Дмитрий Медведев выступил в Берлине в июне 2008 года с этой инициативой, на тот момент еще не было пилотного проекта нового Договора о европейской безопасности. И страны – члены альянса просто испугались, потому что увидели в этой инициативе стремление маргинализировать НАТО, сделать ее неинтересной для стран постсоветского пространства. Западу в этой инициативе виделось стремление создать что-то наподобие Совета Безопасности ООН для евро-атлантического пространства, куда в качестве постоянных членов войдут Россия и ряд стран Западной Европы и где они снова будут решать судьбы малых и средних европейских государств. Поэтому малые страны взволновались.

Россия вначале предпочла разговаривать в основном с европейцами, но президент Франции Николя Саркози на Конференции по вопросам мировой политики в Эвиане в октябре 2008 года очень четко обозначил – только вместе с американцами мы будем обсуждать эту инициативу, и только на площадке ОБСЕ.

Ситуация такова, что все участники существующей ныне системы безопасности вполне удовлетворены тем, как она функционирует. Получается, что есть только одно государство, которое существующая система не устраивает, – это Россия. Но Россия и не является встроенной в систему европейской безопасности. И ответственность за это несут обе стороны – и Россия, и страны Запада. До тех пор пока Россия не будет интегрирована в систему европейской безопасности, будут существовать страхи, озабоченности и раздражение. Поэтому в интересах всех – сесть за стол переговоров и начать серьезный разговор о новой архитектуре европейской безопасности. В нашем Центре европейской безопасности эта инициатива президента России Дмитрия Медведева обсуждается, развернута широкая дискуссионная площадка.

Что же касается НАТО, то сегодня России, конечно, трудно воспринимать тот факт, что Варшавский договор распался, а НАТО – нет. В экспертной среде есть мнение, что если бы название альянса было изменено, то эта проблема была бы снята. Но НАТО – это единственная на сегодняшний день организация, которая реально может дать гарантии в сфере безопасности. И российская политическая элита это понимает.

В наше время впервые в истории сложилась такая ситуация, когда для России нет реальной угрозы с Запада. А есть реальная угроза с Юга – международный терроризм, и реальный вызов с Востока – это китайский фактор, который имеет демографическое и экономическое измерения. Поэтому Россия должна быть заинтересована в успешном Североатлантическом альянсе, сама символика которого – роза ветров – говорит о том, что интересы НАТО по обеспечению безопасности простираются во все части света.

Директор Центра европейской безопасности Татьяна Пархалина. Фото автора

– Больше всего нареканий Россия получает от постсоветских стран. К тому же Россия очень ревностно относится к стремлению бывших советских республик в НАТО. Почему так?

– Почему наши элиты и население так ревностно относятся к этому? К сожалению, Россия после развала Советского Союза и социалистического блока так и не смогла разработать такую социально-экономическую модель развития, которая стала бы более привлекательной, чем модель, предлагаемая Евро-Атлантикой. И нам очень обидно, что наши бывшие республики, части нашей страны в недавнем прошлом, теперь смотрят на Запад.

Действительно, что там – медом намазано? Да, там намазано медом в том смысле, что в будущем постсоветские страны хотят принадлежать к клубу успешных государств. И это экономическое измерение мы ни в коем случае не должны сбрасывать со счетов, когда пытаемся понять наших бывших союзников, почему, собственно, они стремятся в НАТО. Я продолжаю повторять, что один из ключей расширения НАТО находится в Москве, в том смысле, что мы часто своими непродуманными действиями стимулировали страны Центральной и Восточной Европы сильнее стучаться в двери альянса.

Остановить процесс расширения НАТО (я бы определила этот процесс как открытие НАТО для новых членов) невозможно, это логический шаг в развитии европейских интеграционных процессов в странах Европы, включая, конечно, и постсоветское пространство. Практически все страны бывшего советского блока и Варшавского договора либо уже являются членами НАТО, либо изъявили свое желание стать со временем членами альянса. Постсоветские страны видят в НАТО гарантию своей безопасности, понимаемой в самом широком смысле этого слова, и в определенной степени – институализацию независимости от Москвы.

Тем не менее Россия считает главным своим интересом в сфере безопасности не допустить расширения НАТО на постсоветское пространство. А в формируемой новой Стратегической концепции альянса остаются статья 5 о коллективной обороне и положение о политике «открытых дверей». И НАТО никогда не откажется от этой стратегии. Но, на мой взгляд, сейчас вопрос подключения к альянсу Грузии и Украины закрыт на ближайшее обозримое будущее. НАТО не будет жертвовать отношениями с Россией для того, чтобы принять их в План действий по членству. Россия важнее.

К тому же ни Украина, ни Грузия не готовы к вступлению в альянс. В Украине еще не закончились процессы политической стабилизации, там происходят бесконечные политические кризисы. В Грузии – нерешенность территориальных проблем. Тем более после признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии возникли новые политические реалии. Поэтому я думаю, что процесс расширения НАТО пойдет в направлении Западных Балкан, включая Сербию. Эта страна уже определила евро-атлантический вектор своего развития, подав заявку на вступление в Евросоюз. Сербия присоединилась к программе «Партнерство ради мира», и рано или поздно она обратится с заявкой о вступлении в НАТО. Хотя в стране нет консенсуса среди политических элит, поскольку еще свежа рана после бомбардировок 1999 года.

– Мы слышим призывы евро-атлантической коалиции усилить участие России в афганской операции. Так как же быть с Афганистаном?

– В этом вопросе ни у кого нет иллюзий – ни у стран альянса, ни в России: мы не можем послать туда своих солдат и офицеров. Поэтому о военном контингенте речи не идет. Генсек НАТО в Москве говорил об обеспечении воздушного транзита (бесплатного для стран НАТО, что позволяет им экономить определенное количество средств), о поставке вертолетов, обучении афганского летного состава и афганских полицейских, противодействии наркотрафику на уровне спецслужб.

В случае дестабилизации ситуации в Афганистане для России возникает прямая угроза безопасности, причем военная. Талибы могут пересечь границу Афганистана и попасть в южное «подбрюшье» России. Поэтому провал антитеррористической коалиции не в интересах России. И сегодня совершенно четко прослеживается рациональный курс руководства нашей страны на поддержку международной антитеррористической операции в Афганистане.

Необходимо отметить, что ряд экспертов упрощенно считают, что раз приоритет номер один для НАТО – это Афганистан, то НАТО нуждается в России для успешного завершения своей операции в Афганистане и поэтому налаживает отношения. Это упрощение. Внутри НАТО (даже несмотря на то, что существуют разные позиции по отношению к тому, какую политику альянс должен проводить в отношении России) есть абсолютное понимание того, что Россия является ключевым игроком на евро-атлантическом пространстве. НАТО начинает разрабатывать новую стратегию в отношениях с Россией.

В беседах со мной коллеги из НАТО подчеркивают, что альянс будет учитывать интересы безопасности России, именно как их формулирует официальная Москва. Российские политики неоднократно повторяли, что хотят сотрудничать на равноправной основе. Но возникает вопрос. Россия – не член альянса. Будут ли приниматься во внимание озабоченности, высказываемые Россией в ходе диалога? На этот вопрос пока нет ответа.

– Вы считаете для России сотрудничество с НАТО стратегически приоритетным?

– Так сложилось исторически, что у России только три опции – быть союзником с Евро-Атлантикой, быть союзником с Китаем или быть союзником с арабо-мусульманским миром. Оптимальным является партнерство с Евро-Атлантикой. Цивилизационно, культурно – мы ближе.

Китай никогда серьезно не относился к своим союзникам, он относится серьезно только к соперникам и разыгрывает карту союзника в своей главной игре с соперником. И мы можем рассчитывать лишь на роль очень младшего партнера, что сейчас уже и происходит. Что касается арабо-мусульманского мира, то здесь тоже очень много проблем политических, экономических, культурно-цивилизационных. В России живут около 30 миллионов мусульман, но это российские мусульмане, которые все равно считают себя россиянами и культурно связаны с Россией.

Не будем забывать, что Россия окружена государствами, которые или уже имеют ядерное оружие, или хотят его разработать. Ядерное досье Ирана в случае его реализации представляет угрозу прежде всего для юга России. Еще Отто Бисмарк, железный канцлер, говорил, что важны не намерения, а возможности. Это надо помнить, когда сомневаются и спрашивают: а зачем Ирану направлять свои ракеты в сторону России? Иран разыгрывает российскую карту в своей игре с Вашингтоном.

И было бы крайне наивным полагать, что заигрывание с иранским режимом дает нам гарантию и страховку того, что в ближайшем будущем мы можем чувствовать себя в безопасности. У Ирана всегда может возникнуть искушение применить свое ядерное оружие против непокорного соседа в случае каких-либо разногласий. А иранский лидер уже неоднократно грозил стереть с лица земли одно из государств – Израиль. И сколько раз Иран кидал Россию в ходе обсуждения темы обогащения урана на нашей территории, когда иранцы сначала соглашались, а потом отказывались!

Интересы России прежде всего касаются нераспространения ОМУ, контроля над вооружениями, ПРО. Зрелость государств определяется не отсутствием разногласий, а поиском совместных решений на возникающие вызовы и угрозы. Учитывая это, мы в Центре европейской безопасности с самого начала его работы (с 1998 года) построили свою деятельность так, чтобы давать адекватную серьезную информацию по вопросам безопасности, а не пропагандистскую агитку. Эта работа является прямым следствием тех договоренностей, которые были достигнуты при подписании Основополагающего акта Россия–НАТО в 1997 году. Важной функцией центра стала образовательная функция – мы проводим Зимние академии по проблемам евро-атлантической безопасности и за эти годы обучили более 500 слушателей.