Муса Хамзатов
В новом плане обороны России руководству военного ведомства впервые удалось взаимоувязать действия десятков министерств и ведомств. Фото Виктора Литовкина
Продолжающаяся научно-техническая революция, внедрение в практику подготовки и ведения войны социальных технологий трансформации общества привели к появлению новых типов военных конфликтов, новых форм и способов ведения боевых действий (операций).
КОНФЛИКТЫ НОВОГО РОДА
Сегодня привычными слуху стали такие понятия, как информационная война, кибервойна, борьба за господство в воздушно-космическом пространстве, глобальный стратегический удар и т.п. Сегодня эти и другие формы борьбы активно обсуждаются как профессионалами, так и любителями, по ним идут жаркие диспуты, нарабатываются предложения военно-политическому руководству по развитию вооруженных сил и военно-промышленного комплекса вверенных им государств.
Многие из них глубоко проработаны и востребованы. Так, в 2013 году «Независимое военное обозрение» публиковало цикл статей кандидата исторических наук, полковника запаса Игоря Попова о новом характере войны будущего. В одной из них практически за год до событий в Украине автор акцентировал внимание на появлении в XXI веке военных конфликтов нового типа: «Возникшая в последние годы форма военного конфликта, начинающегося с «мирных» антиправительственных акций и завершающегося жестокой гражданской войной и внешней интервенцией, вполне может быть названа новым типом войны современной эпохи.
Такая война выходит за рамки традиционных представлений о ней, приобретая комбинированный характер, превращаясь в запутанный клубок политических интриг, ожесточенной борьбы за ресурсы и финансовые потоки, непримиримых цивилизационных столкновений. В ход пускаются все возможные средства, стороны прибегают к любым, самым бесчестным способам и приемам действий – как силовым, так и несиловым». Не менее интересные выводы можно встретить и в материалах некоторых других отечественных исследователей.
Однако даже поверхностный анализ публикаций в отечественных СМИ на тему войн будущего свидетельствует о системном недостатке, сложившемся в военной науке. Абсолютное большинство выводов специалистов направлено на то, чтобы объяснить, как воевать на линии фронта (на переднем крае), какие войска и оружие для этого нужны, в какой организационной структуре их лучше иметь и в каких формах лучше применять и т.п. Безусловно, это очень важные вопросы военной теории, качество и полнота ответов на которые непосредственно влияют на качество подготовки к войне будущего любого государства. Проблема в том, что незаслуженно забытыми остаются не менее важные вопросы противодействия противнику на остальной территории государства – вопросы организации территориальной обороны.
По формальным признакам, конечно, все есть. К примеру, в России необходимость организации территориальной обороны закреплена в статье 2 «Организация обороны» Федерального закона «Об обороне»: «Организация обороны включает: … 9) планирование и осуществление мероприятий по гражданской и территориальной обороне…» Важность задачи подчеркивается тем, что основные документы по ее решению – Положение о территориальной обороне Российской Федерации, План территориальной обороны Российской Федерации и План гражданской обороны – утверждает президент Российской Федерации. Такой же подход существует практически во всех развитых странах мира. И тем не менее, его нельзя признать обоснованным для современных условий.
Чтобы пояснить этот тезис, необходимо понять: когда возникла потребность в организации территориальной обороны, в каких условиях способы ее ведения являются эффективными и будет ли соответствовать этим условиям характер войн будущего? Для ответа на эти вопросы рассмотрим развитие территориальной обороны в исторической ретроспективе.
ГЕНЕРАЛЬНОЕ СРАЖЕНИЕ КАК СПОСОБ ПОБЕДЫ В ВОЙНЕ
Практически до второй половины XIX века необходимости в организации территориальной обороны не было. И хотя некоторые современные исследователи для придания научности своим изысканиям заявляют, что территориальная оборона организовывалась еще в стародавние времена при царе Горохе, на самом деле это не так.
Фактически до конца XIX века армии противников «гонялись» друг за другом, стараясь нанести поражение в ходе генерального сражения. В те времена эта идея владела умами генералов всех европейских армий, в том числе и российской. Ведь по вековому опыту войн победитель такого сражения получал всю побежденную страну. Отвлекаться на другие действия, в том числе и на организацию боевых действий в тылу противника, в таких условиях не было никакого резона. Для русскоязычного читателя наиболее наглядным может быть начальный этап Отечественной войны 1812 года (с июня по сентябрь 1812 года). В этот период русская армия, стремясь объединить свои 1-ю и 2-ю Западные армии, с боями отступала от границ России до Москвы, а Наполеон все время старался ее остановить и заставить принять генеральное сражение. Как печально это стремление для него закончилось, все мы хорошо знаем.
Возникает вопрос: почему войска в те времена так стремились сойтись в гигантской мясорубке? Почему веками никто даже не планировал развернуть крупномасштабные действия в глубоком тылу противника и не ожидал подобных действий в своем тылу? Оснований оказалось много.
Во-первых. Слабые возможности армии и флота по ведению разведки вне района действий основных сил. Различные рейдовые отряды вынуждены были как ветер, сломя голову пронестись по армейским тылам противника и как можно скорее вернуться в расположение своих войск. Причин тому было несколько. Основная – трудности в обеспечении действий войск вне расположения основной группировки как информацией, так и различными материальными средствами. Разведка организовывалась в основном верховыми разъездами, возможности которых были ограничены выносливостью лошадей и дальностью визуального обнаружения всадников. Даже при организации рейда в глубь обороны противника командир отряда, чтобы сохранить минимально-допустимую численность основной группы, вынужден был выделять в разведку незначительные силы. Иначе весь его отряд мог быть уничтожен по частям даже местными жителями.
Во-вторых. Низкие возможности средств передачи информации. Голуби и вестовые не обеспечивали устойчивую связь с основными силами. Поэтому командующий армией не мог «разбрасываться» по театру военных действий своими войсками. Он всегда стремился иметь железный кулак, который мог противопоставить противнику.
В-третьих. Недостаточные возможности по транспортировке своих войск в глубину территории противника. Суточный переход кавалерии с использованием фуража мог достигать 50 км, а на подножном корму (летом, для свежих лошадей) – 25–30 км. При превышении этой нормы каждые несколько дней надо было делать 1–2 дня отдыха. Таких темпов, конечно, было недостаточно для стремительного проникновения и длительных действий больших масс кавалерии в глубоком тылу противника.
В-четвертых. Военная экономика практически во всех государствах мира до ХХ века была достаточно условной. Это являлось следствием того, что основным транспортным средством были лошади, а основным вооружением в армии – сабля и винтовка. Специальных мощных отраслей промышленности для их производства и содержания не требовалось. Лошадей, хоть и низкого для кавалерии качества, можно было реквизировать в каждой деревне, а вооружение при регулярной смазке и бережном отношении можно было складировать и хранить десятилетиями и веками в любом районе страны.
В-пятых. Даже если бы значительные отряды, игнорируя армию противника, и прорвались в его глубокий тыл, то там не было значимых объектов, захват или вывод из строя которых давал кардинальное преимущество основной группировке. Например, до ХХ века во многих европейских государствах ярко выраженных промышленных центров было мало. Да и их захват не мог кардинально повлиять на стратегическую обстановку. Характерный пример – захват Наполеоном Москвы. Кроме того, основные сталелитейные и оружейные заводы располагались на удалении нескольких сотен, а то и тысяч километров от государственной границы, что делало вероятность беспрепятственного выхода к ним и их внезапной атаки противником практически нулевой.
В-шестых. Сельский уклад жизни большинства населения также не позволял нанести критически важный ущерб тылу. Постоянные стычки у каждого села с последующей его «зачисткой» не только замедляли бы темп продвижения противника, но были чреваты подходом более крупных групп противника и разгромом.
ПОЯВЛЕНИЕ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ОБОРОНЫ
Следствием указанных причин стало то, что до начала широкой моторизации армии в ХХ веке в глубоком тылу противника могли эффективно действовать только отдельные диверсанты или незначительные отряды, имеющие лишь тактические цели. Их действия не могли оказать значительного влияния на стратегическое положение ни своей, ни чужой армий – слишком незначительными были боевые возможности. Поэтому основным способом нанесения ущерба экономики и тыловым частям противника были поджог и технический саботаж руками диверсантов.
Для борьбы с ними длительное время было достаточно ополчений или милиции, формируемых по территориальному и остаточному принципу комплектования. Обеспечение материальными и другими средствами, в том числе вооружением, осуществлялось за счет местной базы. Руководство возлагалось на местное дворянство. Конечно, такое ополчение даже совместно с полицией было неспособно к длительным и методичным действиям против регулярной армии, но против диверсантов и небольших отрядов противника сил хватало.
 |
| В войнах нового поколения кавалерийские рейды уступили место центрально-сетевым операциям. Фото 1941 года |
Иногда можно встретить утверждение, что задачу территориальной обороны в России решала Внутренняя стража, существовавшая с 1811-го по 1864 год. Однако это не совсем так. В сущности, Внутренняя стража была чисто полицейским органом, имевшим военную организацию. Ведь в соответствии с утвержденным императором Александром I «Положением для внутренней стражи», ее основными задачами были: «помощь исполнению законов и приговоров суда; поимка, преследование и истребление преступников; усмирение неповиновения и буйства; поимка беглых, ушедших преступников и дезертиров; содействие сбору податей и недоимок; сохранение порядка и спокойствия церковных обрядов всех исповеданий, законом терпимых; охранение порядка на ярмарках, торгах, народных и церковных празднествах; сопровождение рекрутов, преступников, арестантов и пленных» и т.п.
В рамках решения этих задач Внутренняя стража, конечно, боролось с диверсантами, но только как с преступниками. Впервые задача обеспечения готовности к защите объектов и основных транспортных коммуникаций от диверсионных и террористических групп противника была сформулирована в 1864 году для местных войск.
Роль территориальной обороны, наряду с отношением к ней военно-политического руководства, стала меняться только в ХХ веке, по мере индустриализации государств, переходу к массовым армиям и все большей их зависимости от своевременного и разностороннего тылового и технического обеспечения.
В первую очередь это проявилось в выделении на театре военных действий прифронтовой полосы – полосы местности, примыкающей к линии фронта, в пределах которой располагались соединения, части и тыловые учреждения оперативно-стратегического объединения. На данной территории устанавливался особый режим для гражданского населения и предусматривались действия своих войск на случай появления в ней регулярных войск противника. Выделение особого правового режима в прифронтовой полосе было вызвано тем, что даже отдельные террористические или диверсионные действия со стороны противника (например, уничтожение штаба фронта или фронтовых складов с боеприпасами) могли серьезно повлиять на ход и исход боевых действий на ТВД. На остальной же территории государства территориальная оборона планировалась по старинке, с целью противодействия отдельным диверсантам.
Новым фактором, непосредственно повлиявшим на организацию территориальной обороны, стала авиация. Ее эффективные действия в ходе Первой мировой войны, наряду с продемонстрированными возможностями по нанесению ущерба населению и экономике в стратегической глубине обороняющихся войск, вынудили военно-политическое руководство ведущих государств Европы создать на территории приграничных военных округов войска противовоздушной обороны. Основу организационного построения нового рода войск в 20-х годах прошлого века составляли пункты ПВО, входившие в сектора ПВО, командование которых и несло ответственность за ПВО в границах округа.
В дальнейшем увеличение радиуса действия боевой авиации противника потребовало новых подходов к организации территориальной обороны в воздушном пространстве. В частности, в СССР в ноябре 1941 года, несмотря на отчаянное положение на фронтах, были созданы Войска противовоздушной обороны территории страны – вид вооруженных сил, предназначенный для отражения ударов противника с воздуха по основным административно-политическим центрам и другим важным объектам и группировкам вооруженных сил в тылу, составляющим основу экономической и военной мощи государства. Это был революционный шаг, которым признавалось начало коренных изменений в характере в организации территориальной обороны. Ведь Войска ПВО территории страны, по сути, были войсками территориальной обороны от воздушного противника!
НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ
После окончания Второй мировой войны, казалось бы, военная наука неминуемо должна была сделать следующий шаг в своем развитии и предложить новую теорию организации территориальной обороны как системы взаимоувязанных действий на земле и в воздухе. Однако стремительное внедрение в войска ядерного оружия, принципиальное изменение характера и содержания военных конфликтов негативно отразились на развитии основных положений территориальной обороны. Ни военной наукой, ни практиками не были сделаны правильные выводы из кардинально увеличившихся маневренных и боевых возможностей соединений и частей видов и родов войск. К примеру, в СССР задача противовоздушной обороны стратегического тыла признавалась общегосударственной, и ее решение было возложено на главнокомандующего Войсками ПВО страны.
Однако решение задачи территориальной обороны на земле почему-то по-прежнему продолжали считать делом второстепенным, незначительным. Никто не стал брать в расчет резко возросшие оперативные возможности наземных группировок войск, способных совместно с авиацией организовать новый фронт в глубоком тылу противника. Даже в 80-х годах ХХ века отношение к организации защиты своего тыла в глубине страны оставалось прежним. Предполагалось противодействие отдельным диверсантам и небольшим отрядам противника, выполняющим частные, тактические задачи. Соответственно, если Войска ПВО страны готовились бороться против объединений и соединений воздушного противника как составной части его регулярной армии, то многие военные руководители по-прежнему считали, что основными задачами войск в рамках территориальной обороны в стратегической глубине обороны будет борьба с отдельными диверсантами и мелкими диверсионными отрядами.
В последующем, на рубеже ХХ и XXI веков, влияние результатов научно-технической революции на организацию обороны государства только возрастало. Сегодня для организации эффективной обороны государства требуется взаимоувязать действия десятков министерств и ведомств и десятков миллионов людей. Например, в конце январе 2013 года на встрече с президентом России Владимиром Путиным министр обороны РФ Сергей Шойгу сообщил, что в представленном для утверждения плане обороны государства взаимоувязаны действия 49 министерств и ведомств. Понятно, что не все эти государственные структуры участвуют в активных боевых действиях, но бесспорно, что деятельность каждого из них непосредственно влияет на эффективность обороны. Это подтверждается комментарием министра обороны на вышеуказанной встрече о том, что «…впервые удалось учесть все программы, связанные с обороной нашей страны: и программу вооружения, и мобилизационную программу, и программы всех министерств и ведомств по всей территории нашей страны».
Утвержденный план обороны, несомненно, должен быть основой для планирования территориальной обороны. Определенные теоретические и практические наработки для этого есть. Например, практика организации совместных действий разноведомственных сил и средств при решении общей задачи. Для этого в каждом военном округе создаются зоны территориальной обороны, которые, в свою очередь, подразделяются на районы территориальной обороны. Начальниками зон территориальной обороны, как правило, назначаются военные комиссары соответствующих республик, краев и областей, а начальниками районов территориальной обороны – районные (городские) военные комиссары, в некоторых случаях – командиры соединений, частей, начальники военно-учебных заведений. Важная роль отводится и органам власти субъектов государства и местного самоуправления, которым предписывается совместно с органами военного управления участвовать в планировании и обеспечении выполнения мероприятий территориальной обороны на своей территории. Можно назвать еще ряд положений по организации территориальной обороны, которые могут обеспечить ее эффективную организацию.
НЕСООТВЕТСТВИЕ ПОДХОДОВ
Впрочем, все усилия и достижения здесь перечеркивает сохранение двух основных боевых задач войск (сил) территориальной обороны: охрана наиболее важных объектов государственной и военной инфраструктуры и борьба с десантно-диверсионными силами противника и незаконными вооруженными формированиями. В этом, по нашему мнению, и заключается основное несоответствие существующих подходов к организации территориальной обороны современным условиям.
Изначально предполагается, что боевые действия в глубоком тылу будут, как и 100 лет назад, носить тактический масштаб. Конечно, такой подход многим очень удобен: по-прежнему можно выделять силы и средства от соединений, частей и учреждений различных силовых структур и других министерств и ведомств по остаточному принципу, по мере необходимости. Но обеспечивается ли эффективная защита тыла? Вряд ли.
Полное игнорирование принципиальных изменений в экономике, промышленности, вооружении, социальных технологиях последних десятилетий чревато тяжелыми последствиями для любой страны. Отставание в понимании сути современных военных действий особенно опасно в условиях, когда все больше армий мира перестраиваются в соответствии с новой технологией войны, основные положения которой были опубликованы еще 25 лет назад. Например, в октябре 1989 года в статье «Меняющееся лицо войны: четвертое поколение», опубликованной в газете американской морской пехоты Marine Corps Gazette, указывалось: «Война будет нелинейной в такой степени, что, вполне возможно, в ней будут отсутствовать поддающиеся идентификации поле боя и линии фронта. Различие между «гражданским» и «военным», вероятно, исчезнут. Действия будут одновременно направлены на всю «глубину» участвующих сторон, включая все их общество, понимаемое не только в его физическом, но и в культурном аспекте… Успех будет сильно зависеть от эффективности совместных операций, поскольку линии раздела между задачами и ответственностью разных участников окажутся размыты».
В России также занимались теоретическими исследованиями в данной области. Так, в начале 2000-х годов автор этих строк работал над основами теории перспективных форм и способов ведения военных действий. Полученные результаты свидетельствовали: активная наработка вероятным противником новых сложных форм и способов ведения современных военных действий требует аналогичных изменений в теории и практике организации и ведения боевых действий не только на фронте, но и в рамках территориальной обороны. Ведь полем боя становилась вся страна.
Сегодня операции получили новое содержание, изначально предполагающее проведение быстрых и решительных маневров не только на флангах, но и в глубоком тылу противника. Основным фактором, определяющим характер военных действий, стала возможность проведения центрально-сетевых операций разновидовых тактических группировок, управляемых из единого стратегического центра и одновременно действующих по отдельным ключевым элементам системы государственного и военного управления, частям и подразделениям сил ответного удара на всей территории противоборствующей стороны.
Этот вывод означает, что рядом с любым стратегически важным для обороняющейся стороны объектом может оказаться тактическое подразделение регулярной армии противника, поддержанное всей ее мощью на любом удалении от переднего края. Командиру такого подразделения нет необходимости иметь в непосредственном подчинении какие-то конкретные специфические дорогостоящие системы вооружения – ему лишь необходимо сделать через сеть заявку на их применение в заданном районе в заданное время для решения конкретной задачи или довести текущую обстановку до вышестоящего командира – и поддержка будет оказана. Смогут ли противостоять «сети» таких межвидовых тактических группировок, действующих по единому замыслу и плану на всей территории жертвы агрессии, наспех собранные «войска и силы территориальной обороны», не поддержанные ни авиацией, ни войсками РЭБ, ни кибервоинами, не имеющие единого замысла и плана со своими регулярными войсками? Риторический вопрос.
Например, попытка военно-политического руководства Ирака в 2003 году организовать территориальную оборону на основе подходов второй половины ХХ века обернулась катастрофой. Ведь изначально никаких действий против регулярной армии в таком глубоком тылу предусмотрено не было, и когда через сутки после начала боевых действий крупная американская группировка оказалась у них в глубоком тылу, ситуацию не спасли даже самоубийственные атаки гвардейцев.
Можно предполагать, что за прошедшие 11 лет возможности американских Вооруженных сил по проведению центрально-сетевых операций только выросли. Например, к важнейшей особенности современных операций, непосредственно влияющей на организацию территориальной обороны, можно отнести введение в заблуждение военно-политического руководства страны – жертвы агрессии о складывающейся военно-стратегической обстановке за счет псевдопартизанского (псевдотеррористического) характера действий его войск, нанесения ущерба под видом техногенных катастроф или стихийных бедствий, выступлений населения с религиозными, этническими или другими лозунгами. Такие действия сегодня можно широко наблюдать в ходе так называемых цветных революций, когда первые лица государства – жертвы агрессии впадают в прострацию, не понимая, что происходит вокруг.
«ДИЧЬ» СТАЛА «ОХОТНИКОМ»
Что же обычно предполагается противопоставить новым способам боевых действий противника в своем глубоком тылу руководством большинства современных государств, импортирующим не только материальные средства, но и военную теорию не первой свежести?
Вероятно, все то, что было наработано 70 лет назад к окончанию Второй мировой войны: специальные операции, несение боевой службы, оперативные мероприятия, оперативно-боевые действия, поиск, оцепление, блокирование, режимно-профилактические, изоляционно-ограничительные действия, спасательно-эвакуационные, неотложно-восстановительные работы и др. Вряд ли можно даже чисто теоретически признать их адекватными современным условиям обстановки.
Сегодня актуальность новых подходов к организации и ведению территориальной обороны еще более возросла, чем даже 10 лет назад. Деление на операции в полосе фронта и ведение территориальной обороны теряет свой изначальный смысл. Требуется переосмысление всей теории организации обороны государства.
Главное понимать: «дичь» стала «охотником». В тылу государства – жертвы агрессии – будут действовать не диверсанты-одиночки, мечтающие незаметно выйти к объекту диверсии и так же незаметно уйти, а регулярные войска, действующие по единому замыслу и плану и имеющие соответствующие системы разведки, управления, огневого поражения и обеспечения.
Надежда на то, что в рамках существующих подходов к территориальной обороне удастся эффективно срывать операции регулярных войск противника разноведомственными, достаточно разношерстными группировками своих войск, может не оправдаться. Более того, нацеленность регулярной армии только на противодействие регулярным силам противника на переднем крае, наряду с ожиданием, что в тылу справятся Внутренние войска или другие формирования типа Национальной гвардии США, чревата последовательным разгромом всей военной организации государства. Этот вывод хорошо иллюстрируют события в Ливии, Сирии и Украине.
Дарья Гармоненко