Анатолий Уткин Когда сверхдержава начинает ощущать себя единственной и неповторимой, ее внешнеполитические приоритеты постепенно сводятся к единственной задаче - предотвратить возникновение потенциального соперника. Когда в битве при Пидне в 168 году до новой эры римские войска сокрушили главного неприятеля - македонского царя, их двойной последующей целью стало, - если полагаться на мнение Цицерона, - предотвращение неожиданного концентрированного удара, грозящего самому существованию Рима (1), и пресечение поползновений других государств на самостоятельный статус (2).
Рим потребовал в 279 году от царя Эпира Пира покинуть Апеннинский полуостров. Соединенные Штаты в 1823 году своей "доктриной Монро" потребовали от европейских стран покинуть Западное полушарие. И декрет римского сената 279 года, и "доктрина Монро" навсегда стали главенствующими принципами двух разделенных во времени полутора тысячелетиями империй. Еще до вступления в первую Пуническую войну Рим превосходил по всем основным показателям и Карфаген, и эллинистские государства. Подобным же образом Соединенные Штаты, превзойдя уже в 1914 году по объему производства Британию, Францию и Германию, вместе взятых, стали лидером задолго до официального признания своего статуса.
Великое сходство двух империй заключается в решении не оставаться в своей, всеми признанной сфере влияния, но выйти за ее пределы и овладеть контрольными по важности регионами. К апрелю 1941 года половина американцев были убеждены, что побежденная Гитлером Европа обрушится на Соединенные Штаты в случае поражения Британии и ее флота. И Вашингтон ринулся вперед, в порыве никогда и никому не уступать своего могущества.
Мощь Америки изначально базировалась на чрезвычайно высоком уровне экономического развития. Мощь Рима - на политическом гении его вождей и способности воинов к самопожертвованию. Общее - в отказе от полумер, в свирепой решимости дойти до логического конца. Историк Полибий во II веке до нашей эры справедливо критикует римлян за то, что "они полагают, что всего можно достичь силой". Как когда-то римляне, так теперь американцы никогда не согласны ни на какое иное решение, кроме полностью их удовлетворяющего. Само понятие "безопасность" для Рима и Вашингтона означало и означает полное бессилие любых потенциальных конкурентов. И удивительная вера в то, что "все, что хорошо для Америки, хорошо для всего мира". И горе тому, кто не объявлен "amicus populi Americani".
Сходную трансформацию мы видим в определении американских целей на этапе однополярности, когда после распада СССР у США уже не осталось сопоставимой с их мощью державы. Комиссия по определению национальных интересов США в 1996 году выделила две задачи: 1) предотвращение атаки на Соединенные Штаты с применением ядерного, биологического и химического оружия; 2) гарантирование многолетнего американского преобладания на максимально возможное время посредством предотвращения возникновения враждебной и одновременно стремящейся к гегемонии державы в Европе или в Азии.
Для решения первой задачи американцы вторглись в Афганистан и в Ирак. Для решения второй задачи Вашингтон кроме прочего стал опираться - позаимствуем аргументы у американского исследователя Питера Бендера - на постсоветские республики с целью предотвращения даже потенциального подъема России. США в этом плане полагаются "прежде всего на Украину; преследуя антироссийские интересы, они глубоко внедрились в богатый нефтью регион Центральной Азии. Помимо этого Вашингтон наложил определенные ограничения на Россию, препятствуя ее сближению с Западом, препятствуя распространению влияния России на (Западную) Европу посредством поддержки прежних советских сателлитов в их стремлении вступить в НАТО. Кроме того, США поддерживают Японию и Южную Корею против Китая".
Однако ничто не вечно в этом мире. Три главные причины предвещают закат любой гегемонии даже при самых благоприятных для нее обстоятельствах: другие государства, или коалиции государств, приобретают сопоставимую силу; имперское перенапряжение подрывает силы самого гегемона; внутреннее состояние создает условия для морального разложения и ослабления.
Сейчас на горизонте не видно ни одного полномасштабного конкурента Америки. На сегодняшний день только Китай демонстрирует волю, желание, амбицию и модернизационные возможности, предполагающие потенциальную способность бросить в будущем вызов Соединенным Штатам. Но это станет возможным лишь в том случае, если эта великая страна сохранит в отличие от Советского Союза политико-экономическое единство.
Более реальные обстоятельства, грозящие нисхождением США с позиций мирового гегемона, кроются во внутриамериканских процессах. Война против терроризма распространила мощь Соединенных Штатов на новые регионы, но увеличила потенциальные фронты приложения американских сил, которые однажды окажутся непосильными даже для этого имперского титана. Численность и упорство противников будут возрастать, все более напрягая моральные и физические ресурсы лидера.
"Общее дело" - res publica - в конечном счете уступило в Древнем Риме место сугубо частным интересам. Роскошь затмила республиканскую умеренность, мягкость нравов обесценила чисто воинские доблести. И теперь даже такие певцы имперского величия США, как Збигнев Бжезинский, оповещают о "личном гедонизме" и "драматическом упадке прежних ценностей".
Какое будущее ждет США? Устоят ли они перед соблазном трансформации в более жесткий политический механизм, более приспособленный к реакции на разрушение внешнего и внутреннего статус-кво? Некоторые американские идеологи, например, Лоренс Кэплен, уже призывают учесть печальный опыт разложения великой Римской империи, без учета которого США, дескать, не удастся сохранить феноменальное превосходство. Им вторит патриарх американской политики и политологии Генри Киссинджер: "Дорога в направлении империи ведет к упадку на внутриполитической арене, потому что со временем необходимость во всевластии разрушает внутренние ограничения. Ни одна из империй не избежала выхода на дорогу, ведущую к цезаризму┘ Сознательное стремление к гегемонии является самым надежным способом уничтожить те ценности, которые, собственно, и сделали Соединенные Штаты великой страной".
Обратим внимание на то, что Рим превратил всю захваченную ойкумену в одно государство. В его руках был orbis terrarum, вся известная цивилизованная земля, но отнюдь не весь мир. Соединенные Штаты посягают на главенство над всей планетой. Однако для тотального контроля у них нет ни необходимых сил, ни надежных и преданных союзников. Рим в свое время мог положиться на союзные территории. Но современная Франция - это не Галлия давних времен, и Япония мало похожа на "верный Родос".
В середине II века до нашей эры историк Полибий поставил себе задачу - определить, насколько благом, а насколько несчастьем для человечества была имперская власть Рима. Он нашел примеры в подкрепление и первого, и второго тезисов. Американцы не менее римлян кипят желанием применить свою силу. При этом, как оказывается, демократия служит для них лишь весьма незначительным сдерживающим фактором. И историкам еще предстоит определить - насколько американское доминирование послужило для человечества благом, а насколько - несчастьем.
