Ольга Галахова
В ЭТОМ спектакле сошлись: авангардная музыкальная архаика композитора Александра Бакши; архитектурность сценографии Сергея Бархина; изощренная режиссура Камы Гинкаса, тяготеющая в последнее время к притчевости; мастерство скрипача Гидона Кремера, выступившего как в своем привычном качестве корифея игры на скрипке, так и актера, на плечи которого возложены оправдание и защита культуры в образе Скрипача; оркестр ударных из Франции "Перкусьон де Страсбург" и наши российские исполнители, извлекающие звуки как из всем известных, так и совсем загадочных инструментов, перечисленных в программке спектакля "Полифония мира": альпхорн, шофар, дудук, дидьжериду.
На премьере этого уникального спектакля мы стали свидетелями события, аналогов которому в нашем как в драматическом, так и музыкальном театре не было. Отсюда эта работа обречена на полярность суждений.
Герой "Полифонии мира" - звук, который является в земле обетованной Бархина и, кажется, извлекается из всего. Иногда возникало ощущение, что если музыканты, певцы или хор дотронутся до кресла, ручки ли двери в Вахтанговском театре, то запоет, зазвучит как музыкальный инструмент любой предмет. Мы приобщаемся к чуду - превращению шума в звук. В спектакле достигается стереоэффект без использования электроаппаратуры. Думается, "электроника" - слово не из лексикона Александра Бакши. Этого композитора занимают, увлекают экзотические инструменты, в которых его сердцу дорога первозданность древности. Наивность этой архаики - каких-то трещоток, деревянных и металлических палок, губных гармошек - не отменяет их значимости. Эволюции в культуре в этом смысле нет. Именно через эти инструменты, чудом уцелевшие в ХХI веке, Бакши заставляет пережить нас то, что когда-то, тысячелетия назад, переживал человек: извлечение из материи звука. На "Полифонии мира" все пространство (сцена, зрительный зал, партер, балкон) дышит готовностью явиться в звуке. Слушателя превращают в того первозданного человека, который вдруг в долине или пустыне слышит мелодию и не понимает, как она возникла, где тот одинокий путник или пастух, что выводит ее. Звук для Бакши и есть собственно музыка.
Однако такого бы эффекта в полной мере не возникло, не возьмись за дело Кама Гинкас - режиссер, который страстно не прощает театру случайного, недодуманного, сделанного отчасти и свойство которого - мыслить программно. Это вавилонское столпотворение разнородного, разножанрового - балета, симфонической и архаической музыки, драматического театра - привести к единству под силу не каждому.
Полифония (для тех, кто знает режиссуру Камы Гинкаса) - не есть состояние гармонии, а состояние, к которому мир приходит или вынужден прийти через насилие. Порядок (а гармония, в частности, - одна из форм порядка) подавляет дикую стихию. Культура как таковая глубоко связана с культом, утверждаемым в спектакле через подавление. Первозданный человек Гинкаса обуздывается Законом. Вот падает в его руках камень, он прислушивается к плеску воды, к тому, как рассыпаются комья земли. Сначала так нарушается тишина. Вступает оркестр, который заполняет музыкой все пространство, не оставляя места дикому человеку, разбивающему скрипку.
По-шагаловски в воздухе проносятся два то ли пророка, то ли грозных ангела. В их руках в буквальном и переносном смысле обжигающий свет истины Ветхого Завета - раскрытая горящая книга. Эти пророки потом жестоко и почти цинично под закусочку распнут первозданного человека. Закон и стихия - две драматично сталкивающиеся воли в спектакле.
Звук подчиняется ритуалу, как человек ходу цивилизации. Когда-то человечество впервые стало играть "на танцах и похоронах". Смерти необходим обряд, а обряду - звук. Гинкас мощно и грозно разворачивает эту метафору, превращая футляры виолончелей в гробовую повозку, в кладбище. А оставшиеся смычки загораются подобно свече. Но есть еще один звук, которого страстно ищут Скрипач, первозданный Адам, пророки, музыканты. Это звук вечности, не похожий ни на что, не лопнувшей струны, а струны, соединяющей с небом. Этот звук простой, но единственный, и его нужно найти.
Под прозрачным пологом, развевающимся на ветру, укрывается человечество. Покрывало обволакивает их и тем самым удаляет нас, живых, от тех, кто ушел навсегда.
