Юлия Бедерова Посвященная "пятилетию прекращения концертной деятельности", ретроспектива сделала в формальном смысле публичными сочинения, написанные уже после знаменитого и грустного события. Начиная с двух головокружительно изысканных вещей с почти что одинаковыми титулами ("Рояль. Июль 1995" и "Рояль. Август 1995"), включая музыку к фильмам Дыховичного, еще - необыкновенный манифест "Save changes before closing", давший название нынешней серии публичных прослушиваний, и заканчивая "Молитвами и Танцами". Они сочинялись в основном для CD, в крайнем случае - для TV или кино и афишировались в формате домашних сессий. Модель пространства и поведения, построенная Батаговым в "Доме", имела домашний формат в подтексте, но придала ему красоты, деталей, концептуальной позы и событийности.
На привычном первом этаже стояли столики, и можно сказать, что почти ничего художественного не происходило. На втором было темно, на стенке жил своей жизнью пустой прямоугольник света от проектора, на полу, зарывшись в аскетичные подушки, возлежали люди и кто как мог участвовали в вечерней медитации. Именно такое формальное обозначение имели сессии согласно распорядку дня, предложенному автором на время антифестиваля. Распорядок строг, спокоен, как, собственно, все, что обычно делает Антон Батагов, и предлагает отсечь все лишнее.
Сам автор планомерно отсекал все лишнее в течение последних лет.
Сперва было отказано позиции академического пианиста филармонического толка. Став лауреатом конкурса Чайковского, Батагов расстался с неадекватной сферой жизни и превратился в лучшего исполнителя новой музыки. Потом было отказано и этому. Что стало непоправимой утратой для населения. Кто еще так сыграет Гласса, Мартынова, Пелециса, Сати, Равеля. Даже Батагов не сыграет. Потому что теперь ему действительно идет чуть иронично, но светло звучащее звание будды русской новой музыки. Той, которая сделала конец восьмидесятых и девяностые гимническими.
Вскоре ставший уже композитором Батагов отказал сперва композиторской ортодоксальности, став автором серии телезаставок для НТВ. В CD-формате это художественный проект, и он ошарашивает уникальной оптикой и интеллектуальным изяществом. Почти одновременно композиторству было отказано в публичности и претензиях на живую репрезентацию сторонними (сторонними в формальном смысле являются все) музыкантами. "Воображаемый ансамбль", созданный при помощи сэмплерных технологий, не просто заменил автору живых музыкантов, но позволил спроектировать и осуществить особенное качество. Недавно было отказано в амбициях на уникальность композиторскому материалу - диск "Молитвы и Танцы" содержит только тщательно подготовленную акустическую документацию традиционных ритуалов тибетского буддизма из монастыря Копан.
Авторским распорядком дня на дни антифестиваля, который очевидным образом является частью художественного произведения (заметим здесь изящную рифму с известным сочинением Владимира Мартынова, чей "Распорядок дня" ценим всяким, кто не чужд нового местного искусства), предписано: "носить желтое и/или красное, добавлять в чай имбирь, минимальное разрешение при медитации 1280х1024".
В указанный период не рекомендуется: "Смотреть телевизор, слушать радио, читать газеты, журналы и др., есть мясное (пост, между прочим), заниматься ерундой".
Всякий батаговский отказ можно интерпретировать в большой степени как потерю, и еще в определенной степени - как упрек. В адрес ситуации и ее участников.
Автор художественно оформленных отказов указывает как минимум на автоматизм, в котором существуют искусство, его население и окружение.
В этом смысле модель антиконцертной ситуации и поведения, построенная на втором - неконцертном - этаже "Дома", логична и красива. И так же не лишена заметной грусти, которой отмечены почти всякий батаговский жест и много сделанной им музыки.
