Григорий Забельшанский В названии самого большого, самого оживленного и посещаемого музея страны есть парадоксальная точность. Екатерину Великую и дворцовых мышей давно сменили миллионы посетителей и музейные крысы, но Эрмитаж не перестал быть местом уединения.
И не потому только, что восприятие искусства дело индивидуальное: в этом смысле всякий музей - своего рода Эрмитаж. Развившись как причудливый симбиоз пинакотеки, дворца, репрезентирующего могущество и пышность империи, и жилища, хранящего следы привычек и пристрастий прежних хозяев, Эрмитаж так и остался "Домом", даже когда к его названию присоединился титул: "Государственный". "Мой дом - моя крепость"... "Мой Эрмитаж"... Таково название авторской программы Михаила Пиотровского на телеканале "Культура". Программа, кстати, в этом году выдвинута на премию ТЭФИ.
"Домом с атмосферой" Эрмитаж всегда был и для сотрудников. Со своими старшими коллегами многие из них знакомятся еще детьми, а проходя мимо Октябрьского подъезда, знают, откуда отправятся в последний путь... Со времен прихода в Эрмитаж первых большевистских комиссаров, а может, и раньше, здесь возникла чувствительная настороженность к "чужим". В этом смысле с Михаилом Пиотровским все в порядке: более "своего" директора трудно себе представить. Как всякий истинный эрмитажник, Пиотровский не только ученый, но и то, что называется не лишенным старомодной приятности словом "знаток". Отпечаток старинной знаточеской традиции в любви к точно найденной детали, в спокойной и уважительной интонации беседы со зрителем о предметах разнообразных: от личностей директоров до методов реставрации, от истории коллекций до проблем реституции. Суждения по этим, часто достаточно острым вопросам, спокойны и взвешенны, но лишены "политкорректной" уклончивости.
При всем подчеркнутом традиционализме и как бы консерватизме Эрмитаж при Пиотровском стал одним из наиболее динамично развивающихся культурных центров, активно включившимся в ряд амбициозных и авангардных международных музейных проектов. Сочетание внешней традиционности и внутреннего тяготения к авангарду характерно и для стилистики авторской программы Пиотровского.
Каждая из двадцатишестиминутных передач снята в одном из эрмитажных интерьеров: Малом тронном зале, директорском кабинете, библиотеке, зале Матисса... с одной точки, практически без монтажа, что подчеркнуто сохранением речевых шероховатостей: оговорок, покашливания, случайных пауз, как бы указывающих на непрерывность монолога.
Видеоряд - при неисчерпаемом богатстве визуальных возможностей такого объекта, как Эрмитаж, - демонстративно сдержан, почти аскетичен. Камера почти нехотя отвлекается только на прямо относящиеся к теме повествования музейные экспонаты. Время от времени на экране появляются виды из окон Зимнего дворца и Малого Эрмитажа - еще один образ постоянства: меняются посетители и сотрудники, меняются стенками картины и скульптуры, лишь "державное теченье" вкупе с "береговым гранитом" вечно неизменны.
Безмонтажная непрерывность визуального ряда заставляет вспомнить о нашумевшем кинематографическом эксперименте, тоже, кстати, снятом в Эрмитаже и об Эрмитаже. В известном смысле программа Пиотровского стилистически предшествует фильму Сокурова.
Стилистическое родство дополняется семантическим: Эрмитаж и Ковчег - суть убежища. В "будни великих строек" плывущий над Невой Эрмитаж стал тем ковчегом, на котором удавалось уберечь "тайную свободу" от волн всенародных ликований и всенародного гнева. В ровном, плавно льющемся, лишенном внешнего пафоса повествовании речь еще и об этом.
Авторская программа Пиотровского - сериал, в котором два главных действующих лица: музей и его директор. Внутренняя энергия их отношений задает драматургическую целостность всем пятидесяти выпускам "Моего Эрмитажа".
