Ольга Рогинская
Черные-черные люди из «Москвы. Психо».
Фото Михаила Гутермана
В московском театре «Школа современной пьесы» состоялись премьерные показы спектакля Андрия Жолдака «Москва. Психо». На предпремьерной пресс-конференции режиссер говорил о задаче трансплантации западной театральной модели на русскую почву. Российский театр как социальный институт не работает на страну. И вообще: мертвые театры рождают полумертвую страну. Сам спектакль и должен был стать примером театра, который бунтует и будит.
Спектакль «Москва.Психо» изготовлен по тому же рецепту, по которому сделаны предыдущие московские спектакли Жолдака – «Федра. «Золотой колос» и «Кармен. Исход». Универсальный сюжет – в данном случае древнегреческий миф о Медее – берется в своей архетипической составляющей. В центре – женщина-героиня, носительница витальной, варварской эмоции и энергии разрушения, одновременно завораживающая и подчиняющая всех вокруг. Сознательная цитатность, взаимоналожение разных культурных эпох, стилевая эклектика – отличительные черты режиссерского мышления Жолдака.
Эффект сверхнасыщенного, сверхинтенсивного действия достигается через умножение изображения. На протяжении всего спектакля идет одновременная видеосъемка происходящего на сцене, которая тут же проецируется на экраны. Часть видеофрагментов относится к прошлому героев и отснята заранее. Частью это видеоинсталляции, отражающие темный мир снов, фантазий и смутных желаний героев. Временами на сцене проигрывается та же сцена, которая только что прошла на экране, – так эффектно с удвоения сцены семейного обеда начинается «Москва. Психо». Возникает образ реальности без центра, без четких границ между миром яви и миром воображения. В новом спектакле Жолдак с целью умножения эффекта саспенса придумал гениальный ход: наложить историю о Медее на культовый фильм 1950-х – «Психо» Альфреда Хичкока. Однако этот многообещающий ход почему-то забыт режиссером где-то к 20-й минуте спектакля. Потом спорадически кадры из «Психо» снова будут появляться на экране, но убедят, пожалуй, лишь однажды: героиня управляет автомобилем под проливным дождем, агрессивный свет встречных машин пугает ее все сильнее. В это же время на сцене эмоциональное состояние Медеи достигает кульминации.
Поверхностно реализованным остается и намерение режиссера поместить историю Медеи в современную Москву. Ключевым для спектакля становится образ драйв-вечеринки с участием якобы легко узнаваемых типажей из московской жизни. Сделав ставку на актерскую игру, на монологи, Жолдак – во всяком случае пока – остался в явном проигрыше. 45 дней летних репетиций не хватило для того, чтобы актеры «Школы» заиграли на сцене по-жолдаковски. Роль Медеи в первом составе Жолдак отдал специально приглашенной Елене Кореневой – стопроцентно жолдаковской по своей психофизике и внутренней свободе актрисе. Она играет в паре с молодым Иваном Мамоновым (Ясон). Во втором составе – пожилой Ясон – Альберт Филозов и статная Медея – Екатерина Директоренко. В роли разлучницы Креузы – юная Татьяна Циренина, которой удалось рассказать историю превращения избалованной папиной дочки с гламурно-мажорными ужимками в молодую женщину, окунувшуюся, хоть и не по своей воле, в пучину чужой разрушающей страсти и парадоксальным образом почувствовавшую вкус в саморазрушению.
В целом социальная критика обернулась в спектакле чередой эпизодов, качество которых не сильно отличается от разыгрывания номеров и пародий в многочисленных юмористических телешоу. Как ни старайся, а разглядеть что-то кроме самозабвенного комикования в сцене, когда Креон (Владимир Шульга) репетирует свою свадебную речь на фоне портрета президента, или в сценах пьяного свадебного пира и DJ-вечеринок (роль специально приглашенного диджея исполняет актер Алексей Гнилицкий) не удается. Именно эти сцены вызвали однозначно-восторженную реакцию в целом озадаченного зрителя. Театр, который призван будоражить, обернулся комфортным развлекательным приобщением к тому, что анонсировалось как скандал. Обидный, но, к сожалению, ожидаемый результат.
