О силе государства в XXI веке

Фото сайта kremlin.ru

Президент России Владимир Путин, вручая государственные награды по случаю 23 февраля, заявил: «Когда армия, флот, Вооруженные силы, военная составляющая государства являются самодостаточными, сильными, развитыми, то тогда создаются условия для мирного развития страны, ее поступательного развития, выстраивания стабильных отношений на международной арене… Но стоит только ослабнуть Вооруженным силам, появляются такие проблемы, о которых мы никогда не задумывались. Появляются такие угрозы, которые мы себе и не представляли».

Тему силы поднял в свежем интервью вице-премьер российского правительства Дмитрий Рогозин. Он, в частности, заявил, что санкции против России ввели «навсегда». «Возрождение национального самосознания России обычно приводит и к быстрому росту ее физических сил. На уровне инстинкта на Западе это никогда никому не нравилось. Санкции – это реакция старого матерого врага на наше усиление. И сняты они будут только в случае, если мы снова станем слабыми», – сказал вице-премьер.

Российская власть понимает силу государства довольно просто, можно даже сказать – одномерно. Это прежде всего сила армии и флота, боеспособные войска, современное вооружение, умение его применить. Все это необходимо для защиты национальных интересов. Что это за интересы? Прежде всего это геополитические амбиции, то есть борьба за влияние в мире или отдельных его регионах. Производным от этого может считаться стремление к сохранению, если не сказать, консервации внутренней политической системы и распределения власти внутри нее.

По логике высокопоставленных представителей российской власти, понятые таким образом национальные интересы и развитие Вооруженных сил идут рука об руку. Получается, что страна становится слабой и в том случае, если не может никого напугать своими ракетами, и в том случае, если не имеет собственных геополитических планов. Евросоюз, по мнению многих российских политиков, слаб, даже имея развитую экономику, крепкую валюту, привлекательный интернациональный проект. Он слаб, потому что, как считают в России, никогда не проводит внешнюю политику, независимую от США.

Можно ли назвать такой подход современным? Сила государства определяется тем, способно ли оно добиваться своих целей. Если целью является защита внутриполитической системы, то Россия сильна, но так же сильны Иран или КНДР. Если целью является влияние на глобальные или региональные процессы, то здесь есть сомнения. У Москвы практически нет союзников, тем более стратегических. В цивилизационном плане ей нечего предложить элитам Европы, Восточной Азии и даже бывших республик СССР. Сотрудничает она с элитами, чьи перспективы получить или сохранить власть сомнительны, а проекты, которые она им предлагает, узки и краткосрочны. А сила государства в XXI веке – как раз в долгосрочных союзниках.

Важное место в структуре силы занимает и экономика. Брекзит и греческий долг не обвалили евро. Ипотечный кризис не убил доллар и не разрушил экономику США, она по-прежнему вызывает доверие. Российская экономика, в свою очередь, непредсказуема. Она слишком зависима от государства и цен на сырье, что признают и власти. Средства, накопленные при дорогой нефти, помогают выжить, когда нефть дешевеет. Так можно существовать долго. Но не накапливать влияние и привлекательность.

Впрочем, понимание силы как совокупности национальных интересов и военной мощи соблазнительно. В КНР, где Си Цзиньпину в эти дни продлевают президентские полномочия, уже звучит слоган: «Мао заставил Китай подняться, Ден сделал его богатым, Си – сильным». Реформ Ден Сяопина в действительности было достаточно, чтобы сделать Китай сильным, то есть способным добиваться своих целей. Сила Си – национал-военная, увлечение такой риторикой может стать для Китая шагом назад.