Рустам Рахматулин Е.И. Кириченко. Запечатленная история России: Монументы XVIII - начала XX века. Книга I. Архитектурный памятник, 352. Книга II. Архитектурные ансамбли и скульптурный памятник, 384. - М.: Жираф, 2001.
Как и книга "Русский стиль" (см. "EL-НГ" 04.02.98), новый труд Кириченко посвящен движению некой идеи в Новом времени. Теперь это идея монумента. Но как в "Русском стиле" откровенно, так в "Запечатленной истории..." неявно идея движется по направлению к Новому Средневековью. Монумент не рождается в Новое время, а перерождается в нем. Восточноевропейская, византийская традиция увековечения заменяется, как и другие византийские традиции России, западноевропейской. Можно сказать, срывается в нее. Сорвавшись, начинает возвращение. От триумфальных арок, фейерверков и иных затей барокко - к храму, часовне, кресту. От Петра I - к Николаю I.
Николай Павлович остается центральным и любимым героем Кириченко. Здесь ее речь пользуется всем объемом легких, чтобы объем текста сравнялся с объемом темы. Кириченко видит консервативную революцию там, где либеральная банальность видит одну реакцию. Непросвещенный абсолютизм (термин Натана Эйдельмана, принимаемый автором) чает вернуться к допетровской целостности общества, культуры, веры. Разрушающее эту целостность просвещенное дворянство после декабря проваливается между Самодержавием и Народностью. По существу, на этом же революционном рубеже значится храм Христа Спасителя. И, добавим от себя, смерть Пушкина, готового для перемен идейно, но не стилистически.
При Николае киевский митрополит отказывается освящать памятник святому Владимиру, поскольку сам Владимир боролся против идолов. Парадокс: именно с николаевского времени западноевропейская и нововременская по происхождению традиция скульптурного монумента входит в силу, равную силе воскресшей традиции мемориального храмостроительства. Правда, в многофигурных и помпезных скульптурных композициях XIX века Кириченко наблюдает родовые признаки барокко, но барокко в контексте книги - скорее очередной опыт Нового времени, чем первый опыт Нового Средневековья.
Жаль, что автор почти не замечает своеобразного "воцерковления" самой скульптуры, ее шагов назад, к стене и в стену храма. Между тем на этом пути мог бы отыскаться выход из николаевского противоречия. Ведь даже александровские, ампирные "Минин и Пожарский" неявно восходят к иконографии деяний Архистратига Михаила - того клейма, где он является с мечом коленопреклоненному Иисусу Навину. Кстати, этот сюжет был выбран самим князем Пожарским (не монументом, а человеком) на знамя. Или пример из модерна. "Достоевский" в Москве работы Меркурова упомянут в книге лишь как последование "Гоголя" работы Андреева; но меркуровский шедевр восходит к апостольским образам предстоящих в деисусном чине и, значит, открывает собственную традицию. Впрочем, тайные имена монументов - тема скорее эссеистическая, чем научная: сами Меркуров или Мартос могли не отдавать себе отчета в иконоподобии своих работ. А Евгения Кириченко нигде не сходит с поля строгой науки.
Интонационная подлинность книги поверяется, когда Евгения Ивановна является на полях сражений. Женщина не может не понять и не почувствовать Бородина и Севастополя, Шипки и Плевны. Женская ученость в таких местах легко роднится с плачем.
Среди обширных воинских мемориалов делается видно, что книга Кириченко - не энциклопедия русского монумента, а лишь набросок к таковой. Набросок, в котором заданы, однако, почти все аспекты будущей энциклопедии. Например, вербальное сопровождение монументализма интересует автора не меньше визуального ряда. Между подписью к "Медному Всаднику": "Петру Первому Екатерина Вторая" и подписью к "Минину и Пожарскому": "...Благодарная Россия" - пролегают целая философия, треть века и Отечественная война.
Движению искусств в Народность отвечает встречное движение народности в искусство. Об этом самые неожиданные страницы книги. Самодеятельные проекты провинциальных мечтателей, поданные по разным поводам, находят в Кириченко благодарного потомка. Автор видит, как глубоко укоренены в традиции непрофессионального конкурсного проектирования архитектор Витберг или забытый скульптор Самсонов - автор московского памятника Скобелеву.
Как и в прежних своих книгах, Кириченко останавливается на пороге 1917 года. От модерна, к реабилитации которого она имеет прямое отношение, Евгения Ивановна не перешла к советскому искусству. Зато читатели давно следят ее попятное движение вглубь и к началу Нового времени. Вопрос: не переступит ли она другой порог - порог 1700 года? Историософские абзацы ее книг обещают нам нового медиевиста.
