К жизни голод волчий

Природа не знает покоя на Арбате, где Сергей Зенкевич провел вечер памяти Михаила Зенкевича.  Фото автора

Полвека жизни в столице полны творчества, удач, разочарований, драм: многое из стихов и прозы осталось ненапечатанным, хотя зенкевичские переводы прочно завоевали статус классики (такова его версия «Ворона» Эдгара По, опубликованная в 1946 году). Спасение от репрессий 1930-х Михаил Александрович в старости объяснял тремя причинами: сестра его матери была замужем за Дмитрием Ульяновым; в Гражданскую войну Михаил, дипломированный юрист (учился он, кстати, в четырех университетах России и Германии), служил у красных в революционном трибунале; наконец, в 1936-м в одну ночь с Владимиром Нарбутом, его ближайшим соратником, арестовали переводчика Павла Зенкевича (совпадение фамилий будто бы отвело угрозу от Зенкевича-акмеиста). Впрочем, по мнению внука поэта, дело все-таки крылось в обычной случайности.

В 1960 году в США Зенкевич первый раз увидел Роберта Фроста, которого переводил с 1930-х, и тот, согласно апокрифу, предлагал ему стать невозвращенцем. Ответом был отказ в том числе из-за опасения за судьбу близких в СССР.

Редактор «Московского книжного журнала» Алексей Мокроусов прочел опубликованные в последние годы стихи Зенкевича 1940-х, назвав их актуальными, а их автора – «примером того, как можно жить в трудные времена». О феномене Зенкевича размышляли писатель, искусствовед Станислав Айдинян, по чьему выражению поэтические образы Зенкевича «ворочают мускулы», а он сам сумел тяжесть испытаний «отрефлексировать в своем творчестве», и переводчик русской литературы на немецкий Александр Ницберг, заявивший, что выше всего ставит Зенкевича эпохи «Дикой порфиры», и прочитавший наизусть свой перевод финального стихотворения этой книги «Сумрачный бог». Неожиданную новость представил художник Александр Лаврухин: только что он изготовил серию самодельных книжек с текстами коротких стихотворений Зенкевича, стараясь подчеркнуть художественным оформлением их дух и смысл.

Прозвучавшее из уст литератора Михаила Сигалова стихотворение 1925 года «О, сколько б ни было вам весен…» вызвано гибелью Есенина, но по сути выражает кредо самого Зенкевича: «Нет! Все готов снести я молча/ И только б – об одном молил,/ Чтоб вечно к жизни голод волчий/ Во мне неутоленный выл». Сегодня наследие его живет, вызывая дискуссии и восторги.