Проза воскрешения

- ЮРИЙ СЕМЕНОВИЧ, в Северо-Кавказском военном округе работает несколько военных госпиталей, так почему же многих раненных в ходе контртеррористической операции везут в московский ГВКГ имени Бурденко?

- Во-первых, у нас самый большой опыт, наше отделение куда более мощное, чем в любом другом госпитале: современное оборудование, 6 нейрохирургов, тогда как обычный состав такого отделения - 3-4 хирурга. Практически все наши врачи имеют боевой опыт - работали в Афганистане, Нагорном Карабахе, Приднестровье, Чечне - ни одна война мимо нас не прошла. Во-вторых, достаточно приличное снабжение всеми необходимыми медикаментами и средствами для переливания крови и очень хорошее оборудование. Поэтому из всех больных и раненых умирают не больше 10% - это те, повреждения у которых носят несовместимый с жизнью характер.

- Какие ранения в голову относятся к категории наиболее тяжелых?

- Наиболее тяжелые - это диаметральные ранения, когда снаряд проходит по диаметру мозга и задевает оба полушария головного мозга, повреждая слишком много зон, чтобы человек мог выжить. А в целом характер повреждения черепа зависит от дистанции и направления выстрела, угла попадания пули в череп, строения черепа в пораженном месте, длины раневого канала. К этому следует добавить и центровку пули, ее форму и строение ее оболочки.

- Внешние деформации черепов у пациентов нейрохирургического отделения - последствия ранений или же хирургических операций?

- Дефекты черепов у раненых - чаще всего последствия трепанаций. Затем, как правило, спустя 2-3 месяца с момента ранения, когда стабилизируется общее состояние раненого, рана закрывается протакрилом или иными быстротвердеющими пластмассами с добавлением контрастного вещества, чтобы был достигнут не только косметический эффект, но и можно было впоследствии сделать рентгеновский снимок черепа. В противном случае, поскольку пластмасса обычно не просвечивается рентгеном, на снимке в этом месте будет "дыра". Затем рана наглухо зашивается. Так и получается, что потом на этом участке нет части черепа.

- Какие побочные явления могут сопровождать ранения в голову?

- Ранения мягких тканей черепа и непроникающие ранения его костей могут сопровождаться сотрясением, ушибом или сдавлением головного мозга интракраниальными гематомами. Проникающие ранения сопровождаются внедрением костных фрагментов в вещество мозга, воспалительным процессом. При проникающих ранениях черепа и головного мозга пулями или металлическими осколками возникают гнойные осложнения вследствие свинцовой интоксикации и ослабления местного иммунитета. В случае недостаточной, нерадикальной хирургической обработки раны инфекционные осложнения могут привести к менингиту (воспалению мягкой или твердой оболочек мозга), вентрикулиту (воспалению желудочков мозга), энцефалиту (воспалению самого вещества мозга), абсцессу мозга (ограниченному скоплению гноя). Кроме того, практически всегда вследствие таких ранений появляется ретроградная или антероградная амнезия, когда человек не помнит события, происшедшие с ним до ранения или после него. Обычно эти болезненные процессы длятся до трех лет, пока временно утраченные функции мыслительной деятельности не начинают компенсировать другие области головного мозга. Ведь голова подобна сосуду, а мозг по сути своей - студнеобразная масса, так что при резком ударе извне эта масса внутри сосуда, естественно, разрушается. Однако я сам читал, что в одной австрийской клинике девочка лишь через 11 лет вышла из комы. Так что, пока человек жив, существует надежда.

- Сказываются ли огнестрельные ранения в голову впоследствии на умственных способностях человека?

- Сказываются, но насколько сильно, зависит от зоны мозга, которая поражена. Раньше существовало наставление для иностранных снайперов, в котором говорилось, что противнику желательно попадать в левый глаз - в таком случае разрушается левое доминантное полушарие, отвечающее за все человеческие чувства и речь. Сейчас концепция в корне изменилась: мины не убивают людей, они только отрывают им ноги, а снайперы все чаще стреляют по конечностям - рукам-ногам. Ведь как получается? Убили человека - похоронили - да и позабыли про него. А если военнослужащий все же остался жив, предполагается, что его, как инвалида, должны обеспечить квартирой, машиной, телефоном за счет государства. Это - экономическая война. Парализованный человек с обездвиженными ногами сковывает маневр как минимум троих работоспособных людей, которые вынужденно несут свой крест. Чем больше инвалидов - тем менее богата страна.

- А можно ли продолжать жить, как говорят, и "с пулей в голове"?

- Можно жить и с пулей в голове, и живут! Достаточно много случаев, когда мы оставляем ранящий снаряд, если путь к нему значительно опаснее, чем его наличие там. Чаще всего организм капсулирует его - создает вокруг него какую-то оболочку - и соседствует с ним. Так что мы пули и осколки достаем далеко не всегда. Пули чаще всего разрушаются... Я все более убеждаюсь в том, что неизлечимые болезни встречаются крайне редко. В любом случае и в любой ситуации нужно искать выход, и тогда он найдется.

- Это как-то связано с потенциальными возможностями организма?

- Несомненно! И умением их использовать. Мы себе представить 20 лет назад не могли, что будем сегодня делать такие вещи. Конечно, для этого требуются навыки, оборудование... Ведь если у меня все диагностическое оборудование забрать, а оставить лишь кусачки, скальпель да молоток, то я буду уже не я - не Щиголев! Хотя в конечном итоге именно человек всегда предрешает исход борьбы за жизнь другого человека.

- А какая нейрохирургия, на ваш взгляд, сильнее - западная или наша?

- А чего тут мудрить-то? Наша нейрохирургия имеет больший опыт, но хорошо ли это, я не знаю. Ведь это вынужденная мера - мы все время воюем, вот и приходится накапливать этот несчастный опыт.

Конечно же, мне приходилось встречаться и с американскими, и с немецкими коллегами. Мы вместе с гражданскими нейрохирургами участвуем во всех съездах. Я ездил в Швейцарию по приглашению коллег, и там, в операционном отделении цюрихской университетской клиники, в какой-то момент у меня возникло ощущение, что я в Москве - все то же самое: такой же микроскоп, дезинтегратор, операционный стол, а дыхательная аппаратура у нас даже получше. В Германии, в Майнце, 6 дней провел в операционной - ничем не отличается оборудование, работа одинаковая. Бывал и в военном госпитале в Сирии, оборудованном французами. Правда, работают мои арабские коллеги в госпитале лишь до часу дня, так как их больше занимает частная практика - в общем, не наш подход к делу, когда рабочий день заканчивается с последним больным.

Конечно, всем хочется жить хорошо, и, на мой взгляд, бедный врач - опасный, потому что вместо того, чтобы думать о больном, он будет думать о том, как ему на хлеб заработать, выжить. Но в нашей стране, слава богу, энтузиазм не перевелся, а в хирургии он просто необходим. Мои коллеги постоянно находятся в боевом тонусе - точно знают, что надо делать, как, где и на каком этапе. Мы стараемся оказать помощь раненым, не считаясь со временем и затратами.

- У вас за спиной на стене - икона. Вера в Бога в работе, наверное, помогает?

- Говорят, что даже тем, кто не верит в Бога, он помогает. А если серьезно, то на Земле все существует под эгидой какой-то большой духовной силы. Например, я заметил, как болеют люди за границей и у нас. Наши люди за последние годы как бы изверились, оттого и болеют намного тяжелее. Тотальный атеизм так же, как и фанатичная вера, - крайние позиции. А про нейрохирургию могу вам сказать, что иногда такие чудеса происходят! Бывает, врач почти на 100% уверен, что больной погибнет, а тот вдруг выздоравливает, и еще через пару недель его выписывают... Разве не удивительно?! А икона - наверное, потому, что мы, нейрохирурги, - народ суеверный и просто нуждаемся в поддержке.