Игорь Плугатарёв Приговор по «делу Ульмана», который был оглашен 14 июня в Ростове-на-Дону в Северо-Кавказском окружном военном суде, вызвал широкий резонанс в российском обществе. «НВО» попыталось разобраться в сложившейся ситуации.
С ЧЕТВЕРТОЙ ПОПЫТКИ
Напомним, что, по данным следствия, в январе 2002 года разведгруппа спецназа ГРУ в количестве 12 человек под командованием капитана Ульмана в районе населенного пункта Дай Шатойского района Чечни в ходе проводимой здесь операции обстреляла автомобиль «УАЗ», водитель которого не прореагировал на приказ остановиться. Сидевший в машине директор Нохчи-Келойской школы был убит, двое пассажиров получили огнестрельные ранения. Спецназовцы вывели оставшихся в живых пятерых чеченцев и запросили по рации вышестоящее командование о дальнейших действиях. После того как капитану Ульману было передано распоряжение – никого из пассажиров не оставлять в живых, лейтенант Калаганский и прапорщик Воеводин по команде командира разведгруппы открыли по задержанным огонь.
Первое слушание по «делу Ульмана» началось в Ростове-на-Дону 27 октября 2003 года. Через полгода коллегия присяжных признала подсудимых невиновными, и 11 мая 2004 года на основе этого суд вынес оправдательный приговор. Обвинение и адвокаты потерпевших оспорили это решение в Военной коллегии Верховного суда (ВС) РФ. 26 августа того же года приговор был отменен. С 20 октября 2004 года последовал второй процесс. Новый состав присяжных 19 мая 2005 года вновь вынес оправдательный вердикт. Потерпевшие обратились в Верховный суд с кассационной жалобой, в которой попросили пересмотреть дело без участия присяжных. 30 августа Военная коллегия ВС вновь отменила приговор. Третье рассмотрение началось в ноябре 2005 года. В феврале 2006 года его приостановили в связи с обращением потерпевших и тогдашнего президента Чеченской Республики Алу Алханова в Конституционный суд (КС) РФ. Они оспаривали ряд норм федерального законодательства, на основании которых дело рассматривалось военным судом без участия присяжных из Чечни. 6 апреля КС постановил, что особо тяжкие дела по преступлениям военнослужащих в Чечне до введения в республике судов присяжных должны рассматриваться судьями, а не присяжными. 6 июня 2006 года президиум Верховного суда РФ постановил, что дело Ульмана будет рассматриваться тремя профессиональными судьями, и вернул его на новое рассмотрение со стадии комплектования коллегии присяжных. 2 ноября начался четвертый процесс, который 14 июня 2007 года и завершился приговором.
Капитан Ульман был признан виновным в убийстве, превышении служебных полномочий и умышленном уничтожении имущества и осужден на 14 лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. На 11 лет осужден лейтенант Александр Калаганский, на 12 лет – прапорщик (ныне запаса) Владимир Воеводин. Причем осуждены они заочно, поскольку в начале апреля не явились на очередное заседание суда и с тех пор об их местонахождении ничего не известно (был объявлен федеральный розыск). Под стражу после оглашения приговора был взят лишь один из подсудимых – майор Алексей Перелевский. По версии суда, он тот, от кого непосредственно капитан Ульман получил санкцию превратить группу мирных чеченцев в «груз 200» (то есть убить). Перелевский получил 9 лет строгого режима. По решению суда каждому из потерпевших подсудимые должны выплатить по 550 тыс. руб. – за моральный вред.
Защита осужденных с приговором не согласна и обжаловала его в вышестоящей судебной инстанции.
ОБРАТНОЙ СИЛЫ НЕ ИМЕЕТ?
«НВО» решило обратиться за комментарием по поводу столь непростого дела к опытному и авторитетному юристу. В качестве эксперта был выбран известный адвокат Борис Кузнецов, и вот почему: он защищал офицеров Внутренних войск МВД РФ старшего лейтенанта Сергея Аракчеева и лейтенанта Евгения Худякова, которых обвинили в том, что 15 января 2003 года во время проведения спецоперации в Грозном они, находясь в подпитии, сначала задержали легковую машину и ограбили водителя, а потом остановили «КамАЗ» с тремя местными жителями, приказали им лечь на землю и убили выстрелами в голову. Грузовик с трупами и паспорта погибших были сожжены. Судебные заседания по делу Аракчеева и Худякова тоже проходят в Ростове-на-Дону, и с доказательствами вины обоих офицеров у судей туговато. Офицеров также дважды оправдал суд присяжных, и дважды же Военная коллегия Верховного суда РФ отменяла приговор и возвращала дело в суд на новое рассмотрение.
Борис Кузнецов подробно ответил на вопросы обозревателя «НВО»:
– Согласны ли вы с мнением наблюдателей, что «дело Ульмана» явно носит политический характер?
– Может быть, изначально это дело не было политическим┘ Но сегодня только слепой не может видеть, что на его примере явно решается проблема, связанная с нынешним руководством Чечни. Думаю, что осуждение Ульмана и ему подобных было одним из условий, которые выдвигались из Грозного в обмен на лояльность, скажем, на требование для Чеченской Республики особого статуса, особого разграничения полномочий Грозного и федерального Центра┘ Не думаю, что это все не называлось прямолинейно, но ясно совершенно, что не без влияния нынешнего руководства Чечни случилось и постановление КС, который задним числом отменил присяжных в процессах по «делу Ульмана». Произошло это скорее всего опосредованно – через достаточно влиятельных чиновников, которые занимаются в Кремле политикой, связанной с межнациональными отношениями, курируют ту же Чечню.
– Неужели у нас такой податливый КС, что мог принять подобное сомнительное даже для обывателя решение в угоду одному, пусть и весьма амбициозному, региональному лидеру?
– У нас по общему принципу закон не имеет обратной силы, разве что в сторону смягчения. Это касается всего спектра отечественного законодательства. В том числе и по отношению к суду присяжных. Поэтому если на момент преступления не было постановления КС, которое разъясняло, может или не может судить суд присяжных, то и судили согласно того закона┘ А коль вышло постановление КС, то оно может распространяется на те случаи преступлений, которые совершены после того, как КС вынес свое решение и оно было опубликовано. А тут уважаемые конституционные судьи оформили все задним числом. Это – профанация нашего уголовно-процессуального законодательства.
– Безупречна ли на фоне этого юридическая сторона «дела Ульмана»?
– Не хотел бы напрямую касаться аспектов этого дела, потому что материалов в моих руках не было, я их не читал. Но поскольку оно сродни с делом офицеров Внутренних войск Аракчеева и Худякова, в котором я участвовал, то с учетом упомянутой мной правовой профанации, по моему ощущению, этим двух офицерам вынесут такой же приговор, как и Ульману. Несмотря на то, что в деле вообще такой мрак! Там доказательства строятся на основании судебно-медицинских экспертиз, которые проводились, представьте себе, без вскрытия трупа! Мол, это невозможно в силу местных национальных традиций. А в одном из трупов было слепое ранение – это значит, что пуля в теле. А если пуля в теле, то всегда можно определить, из какого оружия был произведен выстрел┘
– А если абстрагироваться от «дела Ульмана»┘ Представим себе некую группу спецназа, которая расстреляла «ни в чем неповинных». Их судят, но в то же время не привлекаются к уголовной ответственности командиры, через цепочку которых до командира группы дошел приказ на уничтожение гражданских людей. Ваш комментарий.
– В этом случае по поводу членов данной группы спецназа должно быть принято процессуальное решение. То есть уголовное дело должно быть прекращено за отсутствием в действиях его фигурантов состава преступления. Но это должно быть четко мотивировано. Необходимо: первое – установить факт, отдавали или не отдавали спецназовцам такой приказ; второе – законный или незаконный этот приказ. Тем более что в уголовном праве есть понятие незаконности приказа. Да ведь уже и прецеденты имеются – Нюрнбергский процесс, например┘
Есть распоряжения, которые, условно говоря, вызваны боевой обстановкой. Скажем, дан приказ: задержать людей, которые двигаются на автомашине «ВАЗ-2112». Они этот приказ выполняют. Но там оказались «не те, кого ждали». Что ж, эти «не те» страдают. Но надо понимать, что все это происходит в условиях войны во исполнение приказа вышестоящего командира. А если военные остановили, видят, что это женщины с малолетними детьми, и их по приказу расстреляли, то такой приказ заведомо преступный. Или, может быть, это эксцесс исполнителя. То есть приказ был правильный, а исполнители, увидев, что в машине женщины и дети, расстреляли их, тем самым совершили преступление.
МЕЖДУ ТЕМ...
...Еще до нынешнего «ульмановского резонанса» в обществе законодатели поторопились обновить антитеррористическое российское законодательство. С 2006 года разрешается открывать огонь на поражение по автомобилю, если он не выполнил требование остановиться. Разрешено и армии участвовать во «внутренних» антитеррористических операциях. Как написала одна из газет, «эти изменения в законах вполне можно считать «поправками Ульмана».
Проблема, однако, остается. В своем докладе уполномоченного по правам человека за 2004 год его автор, омбудсмен Владимир Лукин подчеркивал: «События последнего времени (включая получившее мировой общественный резонанс «дело Ульмана») настоятельно диктуют необходимость законодательного закрепления понятия «преступный приказ» и установление мер ответственности для лиц, отдающих и исполняющих такие приказы». С тех пор прошло три года, а статья о преступном приказе не только не появилась в Уголовном кодексе РФ, но никто даже не выступил с законодательной инициативой на этот счет. Имеющиеся же статьи (в законодательных актах и уставах) о том, какие приказы должны отдаваться и как их «точно, быстро и в срок» надо выполнять, судьями, правозащитниками, прокурорами и адвокатами трактуются по-своему, в угоду той или иной юридической или политической ситуации.
Дарья Гармоненко