Лишь вечером 24 сентября стало известно, что президент России, Верховный главнокомандующий Вооруженными силами РФ Владимир Путин не принял отставку министра обороны Анатолия Сердюкова. Закончилась затянувшаяся «пауза принятия решения» главой государства: день, три, неделя... И фактически на протяжении всех этих семи дней имя главы военного ведомства звучало в теле- и радиоэфире, не сходило с новостных лент информагентств и полос печатных СМИ.
«Исполняющий обязанности министра обороны Анатолий Сердюков подал в отставку с поста министра обороны в связи с близкими родственными связями с вновь назначенным премьер-министром Виктором Зубковым». Эта новость от 18 сентября вызвала ажиотаж буквально во всех слоях общества. В отставку! Сам?!. Невероятно!.. Что-то здесь не так...
И впрямь. На фоне того, как покидал пост председатель правительства Михаил Фрадков (Разрешите уйти от дел? – Что ж, спасибо, до свиданья!) и как быстро президент подобрал ему замену (хотя очевидно, что сценарий «смены караула» в Белом доме был прописан заранее), самостоятельная просьба Сердюкова явно выходила за рамки устоявшихся в высших властных структурах традиций.
С виду поступок его более чем прост. Женатый вторым браком на дочери нового главы кабинета Юлии, Сердюков, возглавляющий военное ведомство всего ничего (с февраля текущего года), только-только начавший входить в курс дел, во вдруг изменившихся обстоятельствах «не смог поступиться совестью» – обойти закон «О государственной службе», который запрещает родственникам и свойственникам работать на соподчиненных должностях. То, что министр обороны не является прямым подчиненным премьера, а ответственен непосредственно перед лидером страны – Верховным главнокомандующим, это, как говорится, нюансы. Ибо хотя это и так, а как ни крути, дух закона, этические нормы тут все же нарушаются.
Любопытно, что все – и официальные лица, и эксперты – отметили «высоконравственность» поступка главы военного ведомства: «это по-мужски», «это делает ему честь». Его предшественник на посту Минобороны Сергей Иванов сказал, что просьба Анатолия Сердюкова об отставке с поста главы Министерства обороны «вызывает мое глубокое уважение и понимание». И начальник Генштаба Юрий Балуевский заявил, что, исходя из правил подчиненности, которые существуют как на государственной службе, так и в армии, «Сердюков поступил так, как должен быть поступить в этой ситуации»... Ни один комментатор даже не намекнул, что Сердюков «воспользовался удачным случаем», дабы сбросить с себя обузу, уйти от трудностей, тем более что Сердюков осознает, что в армейских делах он далеко не как рыба в воде.
Но смысл, по сути, мгновенного решения Сердюкова, как представляется, куда глубже. Сама по себе подобная отставка – это в отечественной практике случай беспрецедентный. Дело не в том, что кто-то у кого-то оказался в подчинении. А в том, что невозможно вспомнить, чтобы кто-то из чиновников высшего эшелона власти в советское и постсоветское время «вдруг» попросил главу государства, чтобы тот по какой-либо «резонансной причине» освободил его от должности. Разве что генерал армии Андрей Николаев в бытность свою директором упраздненной ныне Федеральной пограничной службы. В январе 1996 года, после обвинения Бориса Ельцина в том, что «пограничники проспали рейд боевиков Радуева», захвативших заложников в дагестанском селе Кизляр, Николаев, по сообщениям СМИ, «немедленно подал в отставку»... Однако сам генерал армии позже не подтвердил этот факт; впрочем, он высказался тогда на этот счет так, что в обществе осталось убеждение: в отставку он таки подавал, но Ельцин «упросил» его не уходить. Это был в большей мере пиар, как писала пресса, нежели «порыв души».
У российских чиновников разных ведомств было множество причин уйти «по личной просьбе» с поста по куда более весомым причинам, чем родственные связи. Скажем, у того же предшественника Сердюкова было по крайней мере три таких ярких случая: столкновение в Приморье во время учений с участием министра обороны двух боевых вертолетов из-за разгильдяйства летчиков, гибель шедшей на утилизацию подлодки К-159 с девятью моряками и «дело рядового Андрея Сычева». После захвата заложников на Дубровке в Москве («Норд-Ост») в 2002 году напрашивалось, что со своих постов «попросятся» главы ФСБ и МВД, проспавшие просачивание большой банды террористов в столицу. А свежайший пример с бывшим здравминистром Михаилом Зурабовым: в конце августа его родственница, выехав на автомобиле на зеленый свет, насмерть сбила женщину; семья министра, по информации СМИ, пытается «отмазать» убийцу... Зурабов, насколько известно, в отставку не подавал...
Для сравнения можно привести такие характерные примеры. В январе 2006 года министр обороны Словакии Юрай Лишка подал в отставку после авиакатастрофы самолета национальных ВВС, в которой погибли 44 человека. «Это решение было подсказано мне сердцем, состраданием к погибшим и их родственникам, а не продиктовано политическими соображениями» – так объяснил он причины своего ухода. А в марте 2007 года уже его преемник, Франтишек Кашицкий, подал аналогичное прошение в связи с взрывом на оружейном заводе в городе Новаки (погибли три человека, а следы пятерых не были найдены среди обломков разрушенных зданий)... Там, «у них», подобные отставки – норма.
Что касается отечественных традиций, то, как уже было сказано, после 1917 года института отставки просто не существовало. В сталинское время она была сродни расстрелу и лагерям, а позже чиновники уходили «в связи с переходом на другую работу». Высшие чиновники служили, пока их «не вынесут» под Кремлевскую стену или на Новодевичье кладбище, мысль о том, чтобы «попроситься», никому даже не приходила в голову. Министры обороны тоже служили «до могилы», неугодных же (Жуков, Родионов) или проштрафившихся (Соколов, Грачев) отставлял Главковерх.
В дореволюционной России согласно современным исследованиям отставка законодательно рассматривалась, с одной стороны, как всякое увольнение от государственной службы (военной и гражданской), в том числе и по просьбе увольняемого лица, а с другой – «отставление от службы» применялось в тех случаях, когда чиновник был приговорен по суду или по распоряжению начальства. То есть в те времена отставка имена несколько иной смысл, чем ныне. Хотя и тогда были примеры ухода со службы «по соображениям чести», особенно в армии.
Таким образом, Сердюков, вне всякого сомнения, создал положительный, здоровый прецедент. Многие все гадают, что за этим стоит, в то время как нужно просто порадоваться, что чиновник столь высокого ранга, тем более из президентской «обоймы» силовиков, возможно, воистину поступил «по зову сердца»... Хотя, конечно, далеко не факт, что «лед тронется» и его примеру в дальнейшем будут следовать другие министры. В том числе – и обороны.