Игорь Плугатарёв «Стратегия инновационного развития страны». «Нам необходима инновационная армия». Эти новые понятия введены в оборот президентом РФ Владимиром Путиным на расширенном заседании Госсовета 8 февраля. В его выступлении значительное место было уделено теме военных угроз России со стороны государств Запада («разворачивается новый виток гонки вооружений», «НАТО расширяется на восток»), состоянию «вставшей с колен» отечественной оборонки, и в этом контексте прозвучало звукосочетание «инновационная армия». «НВО» опросило ряд экспертов, «что это такое», поскольку официальных разъяснений на сей счет пока не последовало.
ЧТО ИМЕЛ В ВИДУ ГЛАВКОВЕРХ
Минобороны эта «программная перспектива», похоже, действительно застала врасплох, и в Арбатском военном округе сейчас царит некоторое смятение. Молчат все военные руководители: Сергей Иванов, Анатолий Сердюков, Юрий Балуевский, Николай Панков. Тут с построением контрактной армии сплошные нелады: убогая социалка, рост преступности среди добровольцев, лейтенанты продолжают сбегать на гражданку в поисках лучшей доли, Минфин постоянно зажимает деньги на реализацию Федеральной целевой программы (ФЦП) по переводу армии на контрактные рельсы┘
С другой стороны, выполнение госпрограммы вооружений до 2015 года трещит по швам... И вдруг предлагают перейти к «инновационной армии». «Для укрепления национальной безопасности в целом необходима новая стратегия строительства Вооруженных сил до 2020 года – с учетом современных вызовов и угроз интересам нашей страны», – сказал Верховный главнокомандующий.
Само слово «инновация» вошло в понятийный обиход сравнительно недавно. В начале 1990-х оно употреблялось лишь применительно к лингвистике и значило «новообразование в языке». Затем нашли, что термин происходит от латинского «innovatio», «innovare» – обновление, обновлять, а также от английского, немецкого и французского «innovation» – обновление, перемена. Слово прижилось в социологическом, экономическом и даже в психологическом словарях. А, скажем, «Словарь иностранных слов» Н.Г. Комлева, выдержавший с 1999 года несколько изданий, трактует «инновацию» как «введение чего-то нового; нововведенная вещь; модернизация; реформа». А кто-то понимает, что «инновация – это реализованная новая идея».
Но «инновационная армия» – это, вне всякого сомнения, новаторское определение, ведь даже фраза «инновации в армии» ни разу не слетала с уст ни военных, ни политических деятелей «послегорбачевской эпохи»┘ Впрочем, сам Главковерх некоторым образом эту «инновационную армию» обрисовал. Он сказал, что «в ближайшие годы в России должно быть развернуто производство новых видов вооружений, не уступающих по своим качественным характеристикам имеющимся в распоряжении других государств, а в ряде случаев – превышающих эти характеристики». И далее: «Использование новейших технологий потребует и переосмысления стратегии строительства Вооруженных сил. Ведь передовые научные разработки в области био-, нано- и информационных технологий могут привести к революционным изменениям в области вооружений. И доверить вопросы размещения, обслуживания, использования оружия нового поколения можно только армии, отвечающей самым современным требованиям».
«Инновационная армия», в понимании главы государства, – это такая «армия, где к профессионализму, техническому кругозору и компетентности военных предъявляются требования принципиально иного, самого современного уровня». Правда, пути построения такой армии остаются традиционными. «Для этого необходимо серьезное повышение престижа военной службы, дальнейшее увеличение денежного довольствия военнослужащих, укрепление их социальной защиты, действенное решение проблем с жильем», – сказал президент.
┘А ЗА КОГО В БОЙ ИДТИ?
Заведующий аналитическим отделом Института политического и военного анализа (ИПВА) Александр Храмчихин признался, что в данном случае ему, как эксперту, «очень трудно выступать «толкователем Корана», додумывая за президента, что он все же конкретно имел в виду под инновационной армией». «Мне непонятно, что именно он хочет менять, каким образом и на чем зиждется его убежденность, что изменить что-то можно, – пояснил свою позицию эксперт. – За минувшую восьмилетку мы, ну, никак не прорвались в области строительства Вооруженных сил, скорее наоборот» (подробнее об этом см. «НВО» № 4, 2008).
В то же время Храмчихин согласен с тем, что «у России сейчас такая ситуация, что ей нужно действительно создавать нечто принципиально новое». «Мы уже не можем кого-то догонять, – отметил он в комментарии «НВО», – потому что это и бессмысленно, и невозможно. Надо идти своим путем и разрабатывать нечто не просто новое, а новое совершенно, способное реагировать на все потенциальные угрозы».
Однако аналитик не видит, что Россия встала или готова встать на «инновационный путь развития», тем более – в сфере обеспечения обороны страны. «Возьмем «Булаву», которая никак не хочет летать, – поясняет он. – Это же создание традиционного оружия, которое стало хуже, чем было раньше наше же собственное. Или есть мнение экспертов, что нам нет никакого смысла создавать истребитель 5-го поколения, ибо мы уже отстали здесь от американцев на 20 лет, и когда мы создадим этот «суперсамолет» (говорят, через два-три года состоится его первый полет), выяснится, что мы отстали еще больше. Кстати, кроме американцев, такой самолет больше никто и не пытается создавать. Разве что, может быть, китайцы что-то хотят этакое «выдать», но, по-моему, это не очень серьезно. Очевидно, что нам надо бросить эту затею! И начинать делать другие вещи. Например, развивать беспилотную авиацию».
Пока же, по мнению аналитика ИПВА, есть риск, что «мы вновь можем скатиться на эту дебильную гонку вооружений, как было в советское время». Храмчихин вообще отнесся скептически к «программной» речи президента: «Все планы – это лишь заявления о красивых намерениях, под которыми в настоящее время нет никакой материальной подложки. Помнится, о «новейших видах вооружений» Путин говорил в одном из своих посланий еще несколько лет назад, и тогда ему тоже рукоплескали. Только та же «Булава» с тех пор лучше летать не стала┘»
Главнокомандующий ВВС в 1991–1998 годах генерал армии Петр Дейнекин, напротив, оптимистично смотрит на перспективу создания «инновационной армии». В телефонном разговоре с автором этих строк он даже дал ей свое определение: «Инновационная армия – это армия, обладающая всеми средствами борьбы, которые имеются у наших партнеров по борьбе с терроризмом. А именно: у нее должен быть современный флот, военно-воздушные силы и наземные войска. Она должна обладать высокой мобильностью и способностью решать задачи не только на территории России, но и в различных регионах земного шара».
Дейнекин полагает, что к созданию таких Вооруженных сил нужно действительно подойти самым радикальным образом, «вкладывать в это дело очень большие средства для того, чтобы сделать нашу армию современной». «Ибо я не думаю, что в течение минувшей восьмилетки что-то создавалось, – сказал генерал. – Просто пытались чуть побольше подкармливать армию финансово по сравнению с теми слабенькими потугами, которые мы наблюдали после развала Советского Союза».
«Надо понимать, – пояснил экс-главком ВВС, – что наша страна настолько огромна и обладает таким геостратегическим положением, что нам везде одинаково сильными быть нельзя. Поэтому нужно создавать современные, высокомобильные силы, особенно развивать авиацию, которая способна переносить свои усилия за считаные часы, сутки с одного театра военных действий на другой».
Кроме того, по мнению Дейнекина, «за годы создания инновационной армии власть должна не только людям в погонах, но и их отцам и матерям дать ответ на вопрос, который сегодня для полунищих людей весьма актуален: а кого, собственно, я или мой сын будем защищать, за какие такие идеалы, случись война, пойдем в бой? За идеалы тех, кто покупает спортивные клубы в Англии и дарит кому-то золоченые яхты стоимостью в сотни миллионов?» В этом смысле экс-главком считает, что «моральный дух нынешней нашей армии находится не в самом лучшем состоянии». Дейнекин полагает, что «сейчас разрыв между богачами и нищими достиг критической массы, и правительство должно поднимать благосостояние тех, кто находится в состоянии крайней нищеты».
На вопрос, возможно ли создание инновационной армии за 12 лет, генерал ответил убежденно: «Возможно. Все зависит от финансирования и от деятельного отношения главы государства к обороне страны. Если вспомнить послевоенные годы, то всего лишь за несколько лет мы перешли на реактивную авиацию, через 12 лет – запустили первый спутник, через 16 – отправили человека в космос. Поэтому, если как следует взяться за дело, то реально мы сможем сделать решительный рывок в укреплении обороноспособности страны. А в условиях, когда НАТО нагло продвигается на восток, делать это просто необходимо!»
С мнением экс-главкома ВВС в чем-то пересекается точка зрения директора Центра анализа стратегии и технологий (ЦАСТ) Руслана Пухова. Он полагает, что «инновационная армия – это армия, которая обладает полным набором средств для осуществления проекции силы за рубежом, то есть дальняя авиация, авианосцы, возможно, десантирование с воздуха».
В то же время Пухов затруднился сказать «НВО», «имеется ли уже обозначенная Путиным программа в наличии, но можно предположить, что что-то подобное где-то в каких-то секретных «цехах» наверняка уже варится». «Насколько продвигается дело – вопрос второй, – отметил эксперт. – Но в принципе при наличии воли и соответствующих денежных ресурсов все возможно сделать. Тем более что пока денег хватает и на «социалку», и на культуру, и на военную сферу». «Хотя вы знаете, – впрочем, оговорился Пухов, – у нас в стране вот уже который год существует парадоксальная ситуация: вроде и сила есть, и воли хватает, а вот силы воли, увы, нет. Очень хочется надеяться, что «инновационный доклад» Путина будет воспринят как руководство к действию».
Директор ЦАСТа обрисовал нынешнее положение дел в Вооруженных силах: «Ныне у нас армия, которая оправилась от времени ельцинского безвременья, и если долгое время основной проблемой в ней было отсутствие денег, то сейчас таковой стало неумение грамотно ими распорядиться. Скажем, мы видим по экспорту, что индийцы на миллиард долларов закупили 5 подводных лодок. А мы у себя никак не можем достроить несчастный первый «Борей», а уже заложили два других гигантских. Нам два года обещают, что будет сдана и принята на вооружение подлодка нового поколения класса «Лада». Она не принята – заложили «Кронштадт». У нас строится четыре корвета и один фрегат. А про эсминцы вообще речи не идет!.. И так далее. Поэтому как нынешняя армия при таких подходах к ее оснащению и таких темпах перевооружения перейдет на инновационные рельсы, я не знаю!»
ГОСПРОГРАММА ВООРУЖЕНИЙ «НЕ ИННОВАЦИОННА»
На фоне обнародования более чем амбициозных государственных планов о переходе на строительство «инновационной армии» резким диссонансом прозвучала официальная информация о том, что Государственная программа вооружений России на период до 2015 года (ГПВ-2015) будет существенным образом скорректирована (впрочем, случилось это еще «до того, как» с программной речью выступил Путин). Заместитель руководителя департамента оборонно-промышленного комплекса (ОПК) Министерства промышленности и энергетики Валерий Воскобойников сообщил об этом информагентству «Интерфакс-АВН» 5 февраля. По его словам, при разработке ГПВ-2015 прогнозировалось, что будут одни цены на вооружение и боевую технику, а на деле оказались другие, существенно более высокие, – из-за огромного роста стоимости материалов и комплектующих. Как объяснил Воскобойников, «в силу повышения цен на конечную продукцию ОПК стало невозможным выполнение заданий госпрограммы вооружений ни по номенклатуре, ни по количественным показателям». «Возникла необходимость либо сокращения номеклатуры выпускаемой военной техники и имущества, либо сокращения количественных показателей, поскольку ГПВ-2015 является комплексной программой, в которой увязаны и номенклатура, и количество выпускаемой боевой техники и оружия».
Напомним, что ГПВ-2015 стартовала в 2006 году. То есть прошло всего два года, а десятилетняя программа уже «кричит караул». В публикациях «НВО» не раз отмечалось, что данная ГПВ вообще вызывает много вопросов. Например, с одной стороны, совершенно неясно, удастся ли закупить запланированные этой программой 1400 танков Т-90, поскольку для реализации этого темп закупок необходимо увеличить в 6 раз по сравнению с нынешним. А с другой – приходится недоумевать, почему эта бронетехника закупается именно в таком количестве: ведь по Договору об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) только к западу от Урала Россия может иметь 6350 танков. Да и вообще насколько целесообразна закупка именно этих машин, которые – об этом «НВО» тоже писало неоднократно – нельзя считать по-настоящему современными? То же касается и приобретения 58 истребителей-бомбардировщиков Су-34, и зенитно-ракетного комплекса С-400, вертолета Ми-28, и закладка трех стратегических подлодок проекта 955┘
Очевидно, что невозможно строить «инновационную армию» при условии параллельной реализации ни с каких сторон не обоснованной и при этом чуть ли не ежегодно серьезно корректируемой ГПВ-2015. Хотя, может, проект-2020 автоматически отменяет ГПВ-2015?
НУЖНА НОВАЯ ВОЕННАЯ ДОКТРИНА
Бывший в 1988–1991 годах начальником советского Генерального штаба генерал армии Михаил Моисеев считает, что разработку стратегии строительства Вооруженных сил РФ на период до 2020 года нужно начинать с проекта новой военной доктрины. «Это обусловлено существенными изменениями в геополитической и военно-политической обстановке, в характере угроз безопасности государства, – высказал он свою точку зрения «Интерфаксу-АВН». – Даже беглый анализ международной обстановки говорит о том, что лидирующие государства мира снова делают ставку на военную силу».
На взгляд Моисеева, в этой доктрине «должны четко указываться возрастающая роль военной силы в политике ведущих государств, а также наши потенциальные союзники и противники». Разработку этого документа, по словам генерала, необходимо вести открыто и гласно, с привлечением ведущих госструктур страны, известных политологов, депутатского корпуса. В новой военной доктрине должны быть даны четкие ответы о характере современных угроз и адекватные этим вызовам оборонные задачи, включая способы применения Вооруженных сил и других войск.
Моисеев считает, что «ныне действующая военная доктрина грешит общими формулировками и подходами, которые носят необязательный характер»┘ Генерал также напомнил, что «еще в 2005 году на заседании Совбеза рассматривался вопрос о разработке такой доктрины, но ее почему-то до сих пор нет». А ведь «именно на основе военной доктрины разрабатывается концепция национальной безопасности государства, а не наоборот, как это сейчас пытаются объяснить некоторые политологи и политики».
Так-то оно так, только Владимир Путин в своей «программной» речи ни словом не обмолвился о том, что, строя «инновационную армию», надо бы для начала создать «инновационную доктрину». Впрочем, может быть, его слова о необходимости выработки новой стратегии строительства Вооруженных сил до 2020 года это подразумевают прежде всего.
В том, что военную доктрину, принятую в 2000 году, необходимо менять (или хотя бы отредактировать), экспертное сообщество говорит давно. Как-то председатель комитета по обороне и безопасности Совета Федерации Виктор Озеров обмолвился, что «мы занялись военной реформой, а ее без новой военной доктрины проводить нельзя». С ним был согласен Алексей Малашенко из Московского центра Карнеги: «Нам необходима реконструкция армии, а она может быть произведена только на базе новой военной доктрины».
Таким образом в военно-политическую терминологию введено новое определение – «инновационная армия». Сегодня она охватывает широкий круг понятий в военном строительстве. А какие конкретно области имеются в виду, кроме Главковерха и его ближайшего окружения, никому не ведомо. Но термин получился сверхинновационный.
Дарья Гармоненко 