Вадим Удманцев
Павел Грачев.
Фото Ирины Шараповой
Проведение под руководством нынешнего министра обороны России Анатолия Сердюкова «первоочередных мероприятий по развитию армии и флота в связи с утверждением перспективного облика Вооруженных сил РФ» далеко не однозначно оценивается военнослужащими, ветеранами ВС, экспертами, политическими и общественными деятелями нашей страны. Свое мнение о реформах в интервью «НВО» высказал и бывший министр обороны России генерал армии Герой Советского Союза Павел Грачев.
– Павел Сергеевич, через три года Вооруженные силы РФ должны насчитывать один миллион человек. Достаточно ли этого для обеспечения военной безопасности России?
– На мой взгляд, та численность личного состава Вооруженных сил, которая закладывается, не соответствует современным требованиям и сложившейся военно-политической обстановке.
Да, в настоящий момент финансово-экономическое состояние России сложное. Однако по всем канонам военной науки и военного искусства для сдерживания серьезной агрессии численность ВС должна исходить из размеров территории той или иной страны и из расчета плотности войск. Поэтому, по моему мнению, в Вооруженных силах РФ необходимо иметь не менее 2,5 миллиона человек.
Причем это численность именно ВС как части военной организации государства, без МЧС, Внутренних войск, пограничников и других специальных военизированных структур. Сегодня, когда политическим и военным руководством России взят курс на профессиональные войска, можно было бы согласиться с меньшим количеством военнослужащих в ВС, так как ребята-профессионалы и по физическим качествам сильнее солдат и сержантов по призыву, и более умело обращаются с вооружением и техникой. Но даже в этом случае численность ВС, думаю, не должна быть меньше 1,5 миллиона человек.
Но коль уже взят курс на строительство именно профессиональной армии, то в этой связи хотел бы обратить внимание на ряд важных мер, которые, полагаю, обязательно следовало бы предпринять.
Первое – надо сделать упор на еще большую подготовку младшего офицерского состава: не уменьшая количества военных училищ и других военных учебных заведений, на их базе еще больше увеличить количество выпускников в званиях «лейтенант», «старший лейтенант». Так как опыт локальных войн и даже последних событий в Южной Осетии показал, что в принципе ход и исход боя решали именно младшие офицеры, которые при необходимости могли и стрелять, и, сидя за рычагами боевой машины или танка, в то же время умело управлять боем.
Второе – нужно наращивать производство современной техники и высокоточного оружия с большими дальностями действия. Я имею в виду возрождение тех видов ядерного оружия, которые мы, к сожалению, потеряли в конце существования СССР и особенно в 1990-е годы: тактические средства поражения и системы ПВО–ПРО в ядерном снаряжении. Это возрождение и подводного ракетоносного флота, и надводных авианесущих кораблей, которые могут в случае реальной угрозы войны выйти в Мировой океан для того, чтобы быть неуязвимыми и самостоятельно вести боевые действия. С этой целью военно-политическая деятельность нашего государства, конечно же, должна строиться на тесном сотрудничестве с близкими нам странами в нескольких точках земного шара, прежде всего в Центральной и Южной Америке, на Дальнем и Ближнем Востоке. То есть мы должны попытаться восстановить по крайней мере те отдаленные базы, которыми когда-то располагал Советский Союз.
И, наконец, самое главное – чтобы армия была сильной и даже без мобилизационного ресурса в какой-то степени на первых порах могла отражать агрессию, особенно в локальных войнах, нужно заинтересовать офицерский состав в социальном плане: обеспечить жильем всех военнослужащих, в разы повысить их заработную плату и восстановить культ военного человека. Вот это основные составляющие, благодаря которым мы сможем повысить безопасность нашего государства на долгие времена.
– Можно ли сокращать состав армии и флота до 1 миллиона человек такими спешными темпами – за три года?
– Если одновременно с сокращениями будет проведено значительное техническое перевооружение и восстановлена та техническая мощь, которая была при Советском Союзе, то этот процесс произойдет менее болезненно.
– Действительно ли необходим переход от существующей системы управления войсками «округ – армия – дивизия – полк» к новой, трехзвенной: «округ – оперативное командование – бригада»?
– Этот вопрос – перехода от округов к командованиям – обговаривался еще в начале 1990-х годов, когда некоторые прозападно настроенные ретивые политические «деятели» пытались повернуть нашу страну по пути американизации. Я считаю, что система «округа – армии – дивизии – полки» должна сохраняться, потому что переход на бригадную систему отрицательно скажется на состоянии боеготовности нашей страны. Во-первых, Российская Федерация – по площади слишком большое государство, которое окружает слишком много вероятных противников. Во-вторых, переход на американскую бригадную структуру создаст ряд трудностей в организационном плане, потребует дополнительного количества материальных, финансовых средств. Кроме того, эти необоснованные финансовые траты лишь ослабят мощь России в целом.
– Насколько обоснованно решение Минобороны оставить в округах по одной бригаде ВДВ?
– Это было бы не совсем правильно. Необходимо помнить о том, что Воздушно-десантные войска – есть резерв Верховного главнокомандующего, то есть президента нашего государства. ВДВ предназначены для ведения активных боевых действий в любой точке, где возникнет угроза военной безопасности страны, наметится успех противника. И только оперируя мощными дивизиями, имея значительный ресурс авиации, обладая возможностью перебрасывать десантников на то или иное угрожаемое направление, можно эффективно и успешно решать эти задачи.
Необходимо сохранить пару дивизий ВДВ для действий на западном направлении, по одной дивизии – на южном и юго-западном направлениях, одну дивизию на Дальнем Востоке и пару дивизий резерва в районе от Волги до Урала для того, чтобы Верховный главнокомандующий мог еще более оперативно влиять на изменения обстановки.
Другое дело – в каждом военном округе в непосредственном подчинении у командующих округами необходимо иметь по одной десантно-штурмовой бригаде, не входящей в состав ВДВ. В отличие от воздушно-десантной дивизии основное предназначение десантно-штурмовой бригады – ведение тактических действий совместно с Сухопутными войсками. Кроме того, как показывает практика локальных войн начиная с Афганистана, необходимо развивать и собственно разведывательные подразделения, и части специального назначения ГРУ, МВД, ФСБ – для ведения активных разведывательных действий на дальних подступах к нашим рубежам.
– Ваше отношение к планам досрочного увольнения из ВС 117 тысяч офицеров.
– Безусловно, это неоправданная мера. Офицерский состав до подполковника включительно ни в коем случае нельзя «вырывать с корнем» – это же золотой генофонд нашего государства, который может в любой момент вступить в бой! В армии сегодня дефицит не только командиров взводов, не хватает и командиров рот, и заместителей командиров батальонов, даже толковых комбатов – и тех с трудом набирают, не говоря уже о вышестоящих должностях. Еще в старые послевоенные времена капитаны спокойно командовали взводами, а майоры – ротами. И сейчас можно к этой практике прийти, если говорят, что не хватает лейтенантов, ничего страшного в этом нет! Но я еще раз скажу – если у этих капитанов-майоров будет хорошее денежное содержание и они будут обеспечены квартирами и всем необходимым в социальном плане.
А когда физически здорового кадрового военного, который служит Отчизне, не имея квартиры и за мизерные деньги, еще и увольняют – этим самым государство, по сути дела, пополняет число людей, обозленных на существующую власть. Ведь любой кадровый офицер учился для того, чтобы прослужить минимум 25 лет, получить достойную пенсию и тогда уже уволиться из рядов Вооруженных сил. А теперь получается – выгоняют. Конечно, легче будет трудоустроиться офицерам с техническим образованием. Но у нас же много и офицеров с командным образованием, которых кроме как служить в армии ничему не обучили. И куда подаваться такой массе людей? Устраиваться дворниками? Или садиться за парты в солидном возрасте?
– А что вы думаете об упразднении института прапорщиков-мичманов?
– Понимаете, это какой-то парадокс. Коль мы идем по пути создания профессиональной армии, то зачем же профессионалов из нее убирать? Институт прапорщиков когда-то и создавался с той целью, чтобы пополнить ряды профессионалов в той непрофессиональной армии, которая до сих пор существует в нашем государстве. Мнение, что прапорщики – это в основном начальники складов, которые либо ничего не делают, либо воруют, – неправильное и ошибочное. Среди прапорщиков есть много и командиров взводов, и старшин рот, техников. В конце концов при обучении в школе прапорщиков бывшие солдаты и сержанты быстрее и легче осваивают первоначальные офицерские навыки, чем их сверстники в военных училищах – будущие лейтенанты. Прапорщики, сверхсрочнослужащие – это высочайшие профессионалы, именно те люди, которые по велению совести идут в армию. Уничтожив институт прапорщиков, мы в значительной степени ослабим боеспособность наших Вооруженных сил. Этого нельзя делать ни в коем случае!
– Согласны ли вы, что все вопросы столь масштабного реформирования ВС необходимо обсуждать гласно, с привлечением военно-научной общественности?
– Ответ такой – самую широкую общественность к работе по составу Вооруженных сил привлекать, конечно, нельзя, поскольку это довольно-таки щепетильный вопрос под грифом «секретно». Другое дело – что состав ВС не должен определяться узким кругом лиц, считающих себя «грандами» современного военного искусства. К этой работе необходимо привлекать опытных генералов и офицеров, которые находятся в запасе, на пенсии, в том числе и участников Великой Отечественной войны – им есть что сказать и чем поделиться. У нас есть и очень хорошие, грамотные генералы, которые до сих пор работают в военных институтах. Они, в свою очередь, имеют богатый боевой опыт ведения локальных войн, а, значит, тоже обязательно должны быть привлечены. Конечно же, все эти люди должны обсуждать столь серьезную тему под соответствующим контролем, имея допуски соответствующей формы к работе с совершенно секретными материалами. А то, что сейчас делается – когда ответственные решения, от которых зависит судьба государства, принимаются келейно, без учета мнений общепризнанных военных авторитетов, – ошибочно и абсолютно недопустимо.
– К 2012 году количество офицеров составит 15% от общей численности Вооруженных сил – по словам министра обороны Сердюкова, этот показатель определили после обращения к мировому опыту. Но годится ли подобный опыт для России в данном случае?
– Я бы здесь ответил коротко – не надо обращаться к опыту тех стран, которые всерьез давно не воевали, как не надо учиться и у тех государств, которые хотят нас завоевать! Нужно просто поднять архивы в Подольске, обратиться к русскому, советскому опыту подготовки и формирования армий, опыту ведения боевых действий – этого достаточно. Да, у нас был и горький опыт – например, внезапного нападения на нашу страну в 1941-м, но ведь и на этих просчетах тоже можно учиться, тем более что в основном все войны для наших Вооруженных сил заканчивались победоносно.
– Ваша оценка действий ВС РФ в ходе вооруженного конфликта в Южной Осетии?
– Слава богу, что грузинские войска, имея современную военную технику, полученную из-за рубежа, обладали низким моральным духом. Не все действия наших войск, на мой взгляд, были достаточно продуманы командованием – пошла наша колонна и, не развернувшись в боевые порядки, вступила в бой с противодействующей стороной. А в результате мы понесли, может быть, не очень значительные, но напрасные потери.
Потом мне подтвердили некоторые военные, что была плохо отработана система управления частями и соединениями, а также связь всех видов, начиная с тактического звена и кончая высшим руководством. Когда командующий армией по личному мобильнику связывается с кем-то по служебному вопросу – это нонсенс.
В результате сбоев в системе управления и ненадежности связи первые день-два боевых действий недостаточно четко было организовано взаимодействие Сухопутных войск, авиации, артиллерии и разведки. И пока со всем этим разобрались, были сбиты наши самолеты и вертолеты, уничтожены танки, было убито немало наших бойцов. У меня достаточный боевой опыт, и потому я знаю – если командиру на месте запрещается или не дается времени организовать бой, он всегда на первых порах потерпит поражение. Ведь даже после того, как разведка проморгала удар противника, требовалось вывести части и подразделения на другие рубежи и дать возможность командирам частей и подразделений осмотреться – выделить им время на организацию боя.
Затем, по всем правилам военной науки, выявляются основные огневые точки противника, особенно средств ПВО – это работа различных видов разведки, начиная с тактической наземной и кончая космической. Данные о вскрытой вражеской группировке передаются в соответствующие пункты управления авиации, артиллерии или ракетных войск, после чего планируется нанесение комплексного огневого поражения, которое заключается в том, чтобы массированными ударами различных средств поражения подавить все огневые точки противника на переднем крае: средства ПВО, бронетехнику, армейскую артиллерию, авиацию на аэродромах. Комплексное огневое поражение длится час, два или три, а может длиться и сутки – до тех пор, пока враг не будет уничтожен или хотя бы подавлен (для этого группировке противника должен быть нанесен общий урон не менее чем на 60%). Только после проведения всех этих мероприятий в бой вводятся основные наземные силы.
К сожалению, многое из перечисленного было недостаточно оперативно оценено в ходе боевых действий в Южной Осетии, поэтому я и говорю – слава богу, что грузины дрогнули раньше.
– Но ведь у нас в этой военной кампании были и положительные моменты?
– Вы правы. Во-первых, как бы там ни было, в такой обстановке войска были довольно-таки быстро подняты по тревоге и организованно введены на территорию Южной Осетии. Во-вторых, русской армии, как всегда, был присущ высокий моральный дух. В-третьих, несмотря на неразбериху в первый-второй день, в дальнейшем наши командиры все-таки смогли сорганизоваться на местах, действуя довольно-таки четко, по всем правилам военной науки: прошли дальше переднего края грузинских войск, выполнили задачи по уничтожению самолетов на аэродромах и техники на складах. По сути дела, за несколько дней основная часть боевой техники вооруженных сил Грузии была уничтожена или выведена на территорию Южной Осетии. Вот это, я считаю, самые главные положительные черты в действиях наших войск.
– Ваша оценка конкурентоспособности нынешних отечественных образцов вооружения и военной техники? Всем ли необходимым наш ОПК способен сегодня оснастить войска?
– Наше отечественное оружие и техника не просто конкурентоспособны, но по некоторым параметрам в значительной степени превосходят лучшие зарубежные образцы. Поэтому такие мощные страны, как Китай, Индия, являются нашими основными партнерами в сфере военно-технического сотрудничества. Даже натовские страны и те, которые находятся под контролем США, уже изъявляют желание приобретать наше оружие.
К сожалению, в ту пору, когда я был министром обороны, из-за недостатка денег в казне государства предприятиям отечественного ОПК приходилось продавать за рубежом новейшую технику, которую даже не успели принять на вооружение наши армия и флот. Но теперь руководство России уже в достаточной степени финансирует гособоронзаказ, а ОПК, в свою очередь, готов оснастить войска любыми техническими новинками, в том числе по различным видам связи.
Ведь в августе 2008 года в Южной Осетии российские военнослужащие, устав «бороться» с неработающими штатными радиостанциями, связывались между собой при помощи личных мобильных телефонов. А все отчего? Оттого что модернизированные средства связи для тактического звена управления, например переносные радиостанции и те, что крепятся на БМД, БМП и танках, никак не внедряются в войска. На полигонах все в восторге от работы этих средств связи, но дальше испытаний передовой техники дело почему-то не заходит – представители ведомства, которым надлежит осуществлять соответствующие закупки, как бы не обращают на модернизированные радиостанции никакого внимания. Это наталкивает на мысль – заказчики-то из каких интересов исходят: государственных или личных?
 Российские войска в Южной Осетии. Фото Александра Шалгина (НГ-фото) |
– Вы в свое время столкнулись с кадровой проблемой – перед вводом войск в Чечню некому было командовать группировкой. Как вы оцениваете морально-боевые качества нынешнего генералитета?
– Ну в мое время другая обстановка была. Да, случилось так, что некоторые генералы – мои помощники, заместители – по различным причинам отказались или не смогли возглавить группировку, вести боевые действия. Не хочу называть их фамилии. Но, как правило, в любой сложной обстановке появляются люди, готовые взять на себя ответственность. Поэтому я благодарен тому же генералу армии Квашнину, который тогда подошел ко мне и сказал: «Товарищ министр, если вы позволите, я готов взять на себя командование┘»
Что касается сегодняшнего времени, то генералы-руководители моего поколения практически все ушли из Вооруженных сил, но на их места пришли несколько человек, которые, как я полагаю, могут довольно-таки уверенно командовать и управлять войсками. Это и первый заместитель министра обороны генерал-полковник Александр Петрович Колмаков, и начальник Генерального штаба генерал армии Николай Егорович Макаров – очень способные, толковые люди и командиры. Сейчас должность главкома Сухопутных войск занимает генерал армии Болдырев Владимир Анатольевич – серьезный человек, я его знаю. В свое время он командовал Северо-Кавказским военным округом и имеет за плечами богатый опыт ведения боевых действий. Довольно-таки грамотно информировал общественность об обстановке на южноосетинском фронте заместитель начальника Генштаба генерал-полковник Анатолий Ноговицын. Так что, я думаю, и среди «молодежи» есть генералы, которые будут с честью до конца исполнять свой воинский долг.
– Раз уж мы заговорили о прошлом┘ Вас привыкли считать «ястребом войны», хотя, по сути дела, вы были «голубем мира» – неоднократно летали на переговоры с Дудаевым. Чисто по-человечески, где было страшнее: в Афганистане или в Чечне?
– Конечно же, «голубем мира» я никогда не был в силу моей основной специальности. Как никогда не был и «ястребом войны». В должности министра обороны я два раза летал к Дудаеву, беседовал с ним. Последний раз мы встретились с Дудаевым в Ингушетии, в Слепцовской, незадолго до начала боевых действий. Причем я прибыл туда с малочисленной группой бойцов – всего 12–14 человек там со мной было. А он – на танках, бронетранспортерах, в сопровождении многочисленной вооруженной охраны, и вся Ингушетия его приветствовала. Конечно же, я отдавал себе отчет, что меня и моих бойцов могли запросто там убить, но и отказаться от этих поездок тоже не мог, поскольку от результатов этих переговоров зависело укрепление или ослабление позиции России на Кавказе.
А страшнее всего было при принятии решения о начале ведения боевых действий в Чечне. Данное решение – о вводе войск – принималось на заседании Совета безопасности РФ 29 ноября 1994 года. Перед голосованием по этому вопросу я выступил с докладом, в котором говорилось о том, что после ввода войск в Чечню боевики окажут серьезное вооруженное сопротивление и потому нецелесообразно начинать военную кампанию в Чечне без всякой предварительной подготовки, да еще зимой – в самых неблагоприятных для ведения боевых действий погодных условиях. В ходе голосования против скоропалительного ввода войск был только мой голос. Борис Николаевич Ельцин воздержался. Остальные члены Совета безопасности проголосовали за скорейшее начало военной операции. И на том же заседании Совбеза президент Ельцин отдал мне приказ – подготовить план ввода войск в Чечню и через две недели доложить о его готовности.
– В 1995 году, когда боевики уже почувствовали силу российских войск, но Дудаев был еще жив, с ним еще можно было договариваться о мире на условиях Кремля?
– Нет. В 1995 году договариваться с ним о чем-либо было уже нельзя и бесполезно. Его нужно было только уничтожать. А до начала боевых действий в Чечне никто из руководителей государства не хотел с ним разговаривать. И даже рекомендации некоторых нормальных людей с ясным умом, которые советовали Ельцину пригласить Дудаева в Кремль – побеседовать с ним, определиться во взглядах на будущее Чечни, не возымели действия. Это, естественно, еще больше разозлило его и многих чеченцев.
– В 1993 году вы безоговорочно поддержали президента России в его противостоянии с Верховным Советом РФ. С тех пор не было никаких сожалений, что все тогда делали правильно?
– К октябрю 1993 года страна стояла на пороге гражданской войны. Да, армия должна быть вне политики, но когда решается судьба государства, все должны принимать в этом участие, в том числе и военные. И если бы не решительные действия именно военнослужащих Вооруженных сил у Белого дома, то, наверное, мы бы сейчас с вами здесь не сидели. А наше государство, вполне возможно, раскололось бы на много частей...
