Андрей Василевский В огромной домашней библиотеке я всегда имел право взять с полки и читать любую книгу. Главное было поставить ее потом на то же место, а не куда попало. Отец придерживался такой педагогической концепции: если ребенок (не принудительно!) сам что-то читает, значит, ему интересно, а значит, ему и не рано; а если рано, то будет неинтересно, и тогда ребенок (не принудительно!) сам поставит книгу на место и возьмет изучать следующую. Я отцу за это до сих пор благодарен.
Мое детско-отроческо-юношеское чтение состояло вперемешку из собственно детской литературы (Незнайка, «Волшебник Изумрудного города», «Орден Желтого дятла»); собраний сочинений Стивенсона, Уэллса, Майн Рида, Конан Дойла; русской и мировой классики – тоже в собрании сочинений; англо-американской фантастики (плюс Лем и Стругацкие). Плюс документальные и мемуарные (в том числе переводные) книги по военной истории и разведке; научпоп – природа, путешествия; какие-то дореволюционные издания (Библия с иллюстрациями Доре) и т.д. Причем все это не последовательно, по мере взросления, а как-то одновременно. Если выделять важные книги того периода, то вспоминаются сразу желтая Детская энциклопедия, «Без семьи» Гектора Мало, синяя Большая советская энциклопедия, «Легенды и мифы Древней Греции» Куна, «Обитаемый остров» Стругацких, «Город» Саймака.
К «Мастеру и Маргарите» я в более зрелом возрасте охладел. Но вот «Марсианские хроники» Брэдбери, «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова, а еще позже томик Осипа Мандельштама с предисловием Дымшица оказались вехами моей читательской биографии.
А потом, много чего было потом...
Дарья Гармоненко