Руслан Пухов
Для российских моряков заход в сирийский порт Тартус до недавнего времени был увлекательной экскурсией.
Фото РИА Новости
Сирийский кризис стал очередным испытанием взаимоотношений России и Запада. При этом степень твердости российской стороны в поддержке режима Башара Асада и готовность Москвы ради этого идти на обострение с западными державами стали неожиданными как для западных столиц, так и для иностранных наблюдателей, особенно в свете «соглашательской» позиции России в отношении иностранной интервенции в Ливии.
Западные массмедиа, стремясь в характерной для них манере «рационализировать» российскую позицию, выделяют в основном «мотивации» в виде желания Москвы сохранить пункт материально-технического обеспечения в Тартусе или выгоды от продажи Сирии российского оружия. Однако эти спекуляции выглядят поверхностными.
ПО-ХРИСТИАНСКИ ДОЛГИ ПРОЩАЕМ
Что касается оружия, то с момента урегулирования в 2005 году вопроса задолженности Сирийской Арабской Республики (САР) перед бывшим Советским Союзом Россия заключила с Сирией контрактов на поставку вооружения и военной техники и сопутствующие работы примерно на 5,5 млрд. долл. При этом арабская республика делала упор в закупках на модернизацию своих ВВС и ПВО. Несмотря на то что сирийская сторона достаточно аккуратно производила оплату, выполнение большинства контрактов явно затянулось, причем в большинстве случаев оно было затянуто российской стороной по политическим мотивам, а контракт на поставку тяжелых истребителей МиГ-31Э был аннулирован. Недавно стало известно о фактической приостановке Россией планировавшейся поставки в Сирию ЗРС С-300ПМУ2. Ранее Россия отказала Сирии в продаже ракетных комплексов «Искандер-Э». В результате к настоящему времени Сирия оценочно получила поставок примерно на 1 млрд. долл. из указанной суммы, из которых около 560 млн. долл. приходятся на 2011 год. Это составляет всего 5% российского оборонного экспорта в 2011 году, делая Сирию значительным, но отнюдь не ключевым получателем российского вооружения.
Россия с самого начала проводила линию на согласование поставок ВВТ арабской республике с Израилем и с западными странами, не поставляя сирийцам наиболее мощные системы вооружения. Таким образом, Москва с самого начала подчиняла военное сотрудничество с Дамаском своим политическим отношениям с Западом даже в ущерб коммерческим интересам и политическим связям с САР. Продажи оружия Сирии не носят для России особо важного значения ни в коммерческом, ни в военно-технологическом отношении. В случае срыва дальнейших поставок более чем вероятно, что «Рособоронэкспорт» сможет без особого труда перепродать заказанное сирийцами имущество (в первую очередь наиболее дорогостоящее – истребители МиГ-29М/М2, ЗРК «Бук-М2Э» и С-300ПМУ2 и комплексы «Панцирь-С1») третьим странам, минимизировав свой ущерб.
В случае же, если режиму Асада удастся подавить восстание, то это государство, подвергнутое западным санкциям и серьезно ослабленное экономически, вряд ли сможет продолжать крупные закупки российских вооружений. Таким образом, Сирия в любом случае не может рассматриваться как особо важный партнер по военно-техническому сотрудничеству, и значение влияния наших военных поставок в арабскую республику на российскую политику в отношении этой страны скорее второстепенно.
ПУНКТ ПРЕТКНОВЕНИЯ
Находящийся в сирийском порту Тартус пункт материально-технического обеспечения нашего Военно-морского флота представляет собой, по сути, два плавучих причала с парой складов, казармой и несколькими зданиями на берегу. На постоянной основе по ротации в Тартусе находится одна из плавучих мастерских Черноморского флота, приходящая из Севастополя. Береговой состав насчитывает не более 50 моряков. Сам объект совершенно не приспособлен для постоянного базирования кораблей и предназначен лишь для кратковременных заходов не более чем одного-двух кораблей с целью пополнения запасов.
Объект в Тартусе имеет больше символическое значение для ВМФ России, нежели практическое. Он не может служить опорой для развертывания сколько-нибудь значительной военно-морской группировки в Средиземном море, и его посещения даже пребывающими в Средиземноморье российскими кораблями осуществляются больше из демонстрационных соображений, чем из реальной необходимости пополнения запасов.
Российская политика в отношении арабского государства, сводящаяся в основном к поддержке нынешнего режима Башара Асада и к недопущению иностранной военной интервенции с целью свержения этого режима по ливийскому сценарию, основывается на достаточно широком консенсусе среди как политического, так и экспертного сообщества, да и общественности в целом. Здесь президент России Владимир Путин выступает в привычном для него амплуа проводника «твердой» «консенсусной» линии на «защиту интересов России» и «ограничения своеволия Запада».
Безусловно, для Путина играют роль и охранительные мотивы – его авторитарный режим также сталкивается с ростом протестов внутри страны, причем протестов, встречающих политическое одобрение и поддержку со стороны Запада. Путин не может не сочувствовать Асаду как коллеге по автократическому правлению, борющемуся «с вмешательством во внутренние дела извне». Однако, как свидетельствует опыт, Путин слишком прагматичен и оппортунистичен для того, чтобы ставить такие идеологические кредо во главу угла своей политики.
ПОСЛЕДНИЙ ОБЛОМОК СВЕРХДЕРЖАВНОСТИ
Для российской власти наибольшее значение имеет именно наличествующий консенсус политической и экспертной элиты, сводящийся к требованию «не допустить потери Сирии». Со сложившейся в России распространенной точки зрения, крах режима Асада будет означать окончательную утрату Москвой своего последнего клиента и союзника на Ближнем Востоке, полную утрату последней точки опоры в регионе и окончательное сворачивание даже призрачных следов былого советского пребывания здесь. Сирия рассматривается как один из последних символических обломков советской «сверхдержавности» и унаследованного Россией от СССР скипетра «великой державы». Интервенция Запада в Сирию (которой Россия не в состоянии помешать военным путем) будет рассматриваться как сознательное растаптывание этого одного из немногих символов великодержавного статуса России.
Данные воззрения подкрепляются общим господствующим в России пессимистическим взглядом на результаты «арабских революций» на Ближнем Востоке в целом и на возможный результат сирийской революции в особенности. По мнению подавляющего большинства российских наблюдателей, нынешние события в арабских странах привели к тотальной дестабилизации региона и открыли дорогу к власти исламистам. Единственной реальной альтернативой исламскому влиянию в арабских странах представляются из Москвы только светские авторитарные режимы. Только они могут противостоять исламской «улице», силой навязывая архаичным ближневосточным обществам современные цивилизационные и культурные нормы. Поэтому борьба в арабских странах, и в Сирии в том числе, видится как борьба «людей в галстуках с людьми без галстуков». Симпатии российского общества, уже длительное время страдающего от терроризма и экстремизма под исламистскими лозунгами на Северном Кавказе, здесь всецело находятся на стороне «людей в галстуках». Асад представляется из Москвы не столько «плохим» диктатором, сколько гражданским лидером, борющимся против восстания исламского варварства.
Активная поддержка восстания в Сирии со стороны Саудовской Аравии и Катара (как и исламистского правительства нынешней Турции) только усугубляет подозрения в России насчет исламистского характера нынешнего сирийского и в целом ближневосточного движения. Наша страна и без того уже давно озабочена экспортом исламизма радикального ваххабистского толка со стороны Саудовской Аравии. А очевидные межрелигиозно-сектантские противоречия, раздирающие Сирию и играющие немалую роль в происходящем в ней конфликте, порождают опасения превращения Сирии в «большой Ливан».
Наконец, значительную роль играет и традиционное в России недовольство односторонним интервенционизмом Запада, дополняемое общим негативным впечатлением от действий западных государств в Ливии в 2011 году, с откровенно расширительной трактовкой западными правительствами принятых резолюций Совета Безопасности ООН, а то и прямым нарушением этих резолюций ради своей выгоды, как это было с поставками оружия ливийским повстанцам. С точки зрения России, в Ливии западные страны во главе с США продемонстрировали цинизм, вероломство и типичную политику «двойных стандартов». Поэтому морализаторские сентенции и апелляции Запада в случае с Сирией воспринимаются российским общественным мнением как очередные проявления циничного ханжества.
Таким образом, в сирийской ситуации фокусируются все основные внешнеполитические страхи, комплексы и фобии русской политики, русской элиты и русского общественного мнения. Собственно, содержание событий в самой САР здесь отступает на задний план перед фундаментальными русскими рефлексиями (и рефлексами!). К тому же Путин, всегда стремившийся активно использовать эти рефлексии в свою пользу, сейчас втройне вынужден стараться выжимать из них все возможное для укрепления своей пошатнувшейся политической системы. Поэтому твердая позиция Москвы в отношении кризиса в Сирии неизбежна и не имеет альтернативы. Эта позиция основывается на убеждении в том, что революция в Сирии, особенно поддержанная интервенцией западных и арабских государств, нанесет значительный ущерб российским интересам в широком понимании.
Дарья Гармоненко 