Мятежевойна

	Таджикистан, Дагестан, Чечня?.. В современных условиях армии необходимо быть постоянно готовой к действиям против партизан. Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

Она умолкла в 1945 г., но Мятеж не умолкал. Он ширился, развивался и приобретал такую силу, напряженность и повсюду-применяемость, что я увидал в нем новую форму войны. Война войск и народных движений - мятежевойна - психологическая война. Теория такой войны - огромная целина, которую надо вспахать тракторными плугами политико-психологической и военно-психологической научных мыслей.

МЯТЕЖ - ИМЯ ТРЕТЬЕЙ ВСЕМИРНОЙ

В классических войнах психология была дополнением к оружию. В революционных войнах к психологии войска присоединяется психология народных движений. В мятежевойне психология мятежных масс отодвигает на второй план оружие войска и его психологию и становится решающим фактором победы или поражения. Война издревле удары оружием по телу врага подкрепляла ударами по его психике. Петрово поучение, что "...всему есть мать безконфузство, ибо сие едино войско возвышает и низвергает" и Суворовское "кто испуган, побежден наполовину" указывали на великое значение на войне психологических факторов. Однако психологический эффект достигался не только применением идейной и материальной внезапности в тактике и стратегии, но и средствами вспомогательными, прилагавшимися не столько к войску врага, сколько ко вражескому народу: золото, "прелестные письма" и устрашение пытались внести разложение во враждебное государство. Теперь эти вспомогательные средства стали главными. Во время Второй Всемирной войны англо-американцы пользовались воздушными террористическими действиями, а Советы и Англия - революционно-партизанскими действиями для психического размягчения вражеского народа и его вооруженных сил. <...>

Однако это - прошлое. Настоящее же свидетельствует, что будущее окажется весьма революционным в дни третьей Всемирной. Уже и сейчас классическая дипломатия частично вытеснена аргессо-дипломатией с ее переворотческими действиями. Уже и сейчас происходят "полувойны": Греция воевала против Турции при помощи Гриваса на Кипре, африканские государства формируют легионы для поддержки алжирского восстания, т.е. для войны против Франции. В таких полувойнах воюют партизанами, "добровольцами", подпольщиками, террористами, диверсантами, массовыми вредителями, саботажниками, пропагандистами в стане врага и радиопропагандистами... И теперь даже, и глупейшее правительство понимает необходимость иметь "пятые колонны" в земле враждебной и нейтральной, а, пожалуй, - в союзной. Поэтому в эпоху великого смятения душ война может легко приобрести форму мятежевойны...

В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве.

В минувшую войну линия фронта, разделяющая врагов, была расплывчатой там, где партизаны в тылах той или иной стороны стирали ее. В будущей войне воевать будут не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади оружного фронта возникнут фронты политический, социальный, экономический; воевать будут не на двумерной поверхности, как встарь, не в трехмерном пространстве, как было с момента нарождения военной авиации, а в четырехмерном, где психика воюющих народов является четвертым измерением. <...>

Политика есть искусство объединять людей. Важнейшей задачей в мятежевойне являются объединение своего народа и привлечение на свою сторону части народа враждующего государства. В прежние времена для образования идейной, политической базы войны достаточно было приобрести поддержку ведущего слоя в народе. Теперь каждый воин и каждый гражданин соприкасается с враждебно-мыслящими, с перебежчиками, провокаторами, с неприятельскими пропагандистами, с попутными, но инакомыслящими людьми, а поэтому психологическая обработка должна распространяться на все сословия народа. Мятежевойна - это война всех против всех, причем врагом бывает и соплеменник, а союзником - и иноплеменный. У каждого человека должен быть колчан с психологическими стрелами и психологический щит.

Задача психологического воевания заключается во внесении паники в душу врага и в сохранении духа своего войска и народа. Полезна не только паника у врага, но и его недоверие к водителям, его сомнения в собственных силах, взглядах, чувствах. В эпоху переворота все способно к перевороту. Монархическая Германия Вильгельма II стала в 1918 г. социалистической, в 1933 г. - нацистской, а в 1945 г. - демократической, и эти метаморфозы не были лукавыми приспособлениями к обстоятельствам - они были революционными переломами духа. Способность революционной психики к таким переломам делает управление мятежевойной весьма трудным стратегическим искусством.

Командовать это значит предвидеть, разгадывать неизвестное. На войне это неизвестное подчиняется некоторой закономерности: для Наполеона законы войны были так же очевидны, "как солнце на небе", Суворову "непрестанная наука из чтениев" облегчала познание возможных путей этого неизвестного. Но "чтениев" о мятежевойне пока еще быть не может: эта форма войны не изучена и ее законы так же невидимы, как солнце в туманное утро.

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ВОЕВАНИЕ

<...> Ведение войны - искусство. Ведение мятежа (революции) - тоже искусство. Сейчас возникает новое искусство - ведение мятежевойны. Стратег почти всегда стоит перед трудным выбором целей действия (промежуточных и конечной). В мятежевойне выбор весьма труден вследствие обилия целей и различия удельного веса их (чисто психологические, материальные с психологическим оттенком, чисто материальные). Можно установить такую иерархию целей: 1) развал морали вражеского народа, 2) разгром его активной части (воинства, партизанства, борющихся народных движений), 3) захват или уничтожение объектов психологической ценности, 4) захват или уничтожение объектов материальной ценности, 5) эффекты внешнего порядка ради приобретения новых союзников, потрясения духа союзников врага. Попутно надо стремиться к: а) сбережению морали своего народа, б) сбережению своей активной, воюющей силы, в) обороне психологически или жизненно необходимых объектов и г) избежанию всего, что даст неблагоприятный отклик в государствах нейтральных, но для нас интересных. Во всех случаях иметь в виду реакции не только в руководящих сферах, но и в широких массах, полноценных участниках войны или мятежа. <...>

Стратегия мятежевойны имеет своею перманентной и тоталитарной задачей "взять в полон" вражеский народ. Не физически, но психологически: сбить его с его идейных позиций, внести в его душу смущение и смятение, уверить в победности наших идей и, наконец, привлечь его к нашим идеям. Средством для достижения этого служит пропаганда.

Теория пропаганды не может быть уложена в ограниченные рамки этого труда, но несколько основных мыслей высказать необходимо, чтобы дополнить картину психовоевания. Пропаганда знает два метода действия: делом и словом (агитацией).

Пропаганда действием не состоит только в победном применении оружия и в террористических актах: удавшаяся генеральная забастовка увеличивает самоуверенность рабочего класса, стабилизация отечественной валюты подымает авторитет правительства. Бушующие ныне по всему свету волны нетерпимости и партикуляризма возвели прямое действие в культ.

Прямое действие может иметь пропагандный успех: захват Суэца поднял значимость Насера, Египта и арабского мира. И даже блефирование может дать пропагандный барыш: Берлинский ультиматум Хрущева открыл ему двери Соединенных Штатов, а 30 лет повторяемое "догоним и перегоним" притупляет немного злобу советского обывателя на советскую власть. Никакая контркоммунистическая пропаганда не имеет такого эффекта, как коммунистические действия в странах-сателлитах: чем радикальнее там экономическая, социальная политика Кремля, тем интенсивнее антикоммунизм.

Пропаганда словом или агитация стала хлебом насущным правительств и партий. "Слухи увеличивают действие", писала Екатерина II Потемкину, советуя тревожить турок пугающими слухами в дополнение к боевым действиям. Суворов приказывал своим войскам "при ударах делать большой крик и крепко бить в барабаны". Сейчас крик и барабаны предваряют и сопровождают каждый значительный (и даже незначительный) момент в жизни государства. Само слово "агитация" показывает, что этот вид пропаганды - болезненное явление. Волновать, будоражить, взвинчивать нервы народа равносильно даче ему возбуждающих средств: от случая к случаю - пожалуй, полезно, но непрестанно - вреднее кокаина и марихуаны. И тем не менее агитацию надо считать одним из главных средств ведения мятежевойны: нападательная агитация способствует ослаблению врага, оборонительная агитация усиливает наш дух (оборонительная не смеет обороняться, оправдываться, извиняться, но должна активно активизировать эмоции и мысли наших воинов, борцов и неборцов). Надо помнить, что масса с трудом усваивает смысл идеи - ей более доступен облик идеи. Поэтому секрет успеха агитации не столько в том, что преподнести, сколько в том, как преподнести.

Агитация во время войны должна быть двуличной: одна полуправда для своих, другая - для противника. Но и двуличия мало - требуется, так сказать, многоличие: для каждого уровня сознания, для каждой категории нравов, склонностей, интересов - особая логика, искренность или лукавство, умственность или сентиментальность. <...>

Участие мятежных масс, тайноополчения и повстанческого ополчения в войне - хотя и противоречащее международным законам, но в нынешнюю эпоху неустранимое - должно снизить в регулярном воинстве сознание ответственности перед родиной: солдат перестает быть единственной надеждой, единственным мечом и щитом народа. Всенародность мятежевойны порождает и всенародность ответственности за исход ее.

В мятежевойне нет ни организационно-административной, ни психологической границы между страной и театром военных действий, между народом и воинством, а поэтому только воинская дисциплина побуждает войско мужественнее переживать горести и тяготы войны, нежели переживает бок о бок с ним воюющий народ. Но и эта мужественность несколько ограничена: уже в мирное время антимилитаризм, свободно проповедуемый в народе, подрывает в воинстве веру в святость своего назначения, демократизм ослабляет в нем почитание командирского авторитета, материализм убивает в нем уверенность в победительности духа над материальными факторами войны, а отмена прежней казарменной изолированности ведет к тому, что нервность городов врывается в казарму. Врываются и оппозиционные ветры, дующие в общественности. Все это не делает, конечно, войсковую часть психологической толпой, но заставляет командиров командовать психологичнее прежнего и каждый боевой приказ, каждое задание преподносить психологически, а при выполнении его психологическим зондом определять состояние войсковой души.

Нельзя не прийти к заключению, что устарела формула: для войны нужны деньги, деньги и деньги, устарела потому, что для мятежевойны нужны нервы, нервы и еще раз нервы. Ни одна из войн новейшей истории не прекратилась вследствие недостатка денег. А вследствие истощения духа сдалась Россия в 1905 г. и в 1917 г., Франция в 1940 г., Югославия в 1941 г., Германия в 1918 г. Истощение в 1945 г. германских ресурсов людских, оружейных, продовольственных и паралич железных дорог имели решающее значение, однако немаловажны были и психологические надломы: от уверенности в победе к надежде на победу, от борьбы за победный мир к борьбе за какой-нибудь мир, от надежды на мир к неизбежности капитуляции.

Война на нервах в эпоху, когда народы неврастеничны, требует от стратегов весьма продуманного обращения с главным фактором войны - с психикой воюющего народа...

В мятежевойне властность и общественное мнение меняются ролями: в иррегулярном ополчении и в борющихся народных движениях властвует мнение, а власти стараются его корректировать ради проведения тех или иных операций борьбы. То, что в нормальном воинстве достигается приказом, при мятежевоевании может быть достигнуто только внушением, которое должно быть тем более старательным, чем иррегулярнее данная категория воюющих. <...>

Военные доблести - храбрость и мужество - развиваются в войске (по выражению генерала Краснова) всей жизнью, всем бытом, всем ритуалом военной службы. В результате получалась "на себя надежность", каковая, по словам генерала Суворова, есть "основание храбрости". Всего этого мало в нынешнем регулярном войске, очень мало в ополчении и немало в народных движениях. Отсюда вывод для мятежевойны:

- перед постановкою задачи, (стратегической, оперативной или тактической) необходима разъяснительная кампания, тем более интенсивная, чем менее регулярен данный субъект воевания и чем менее популярна задача;

- при постановке-формулировке задачи пользоваться соответствующими данному случаю способами - от боевого приказа до митинговой речи;

- в каждый момент воевания не требовать от каждого субъекта воевания большего психического усилия, чем это допускают его психические свойства;

- степень напряженности усилий каждой группы и каждого индивидуума зависит от градуса популярности поставленной им задачи; чем ниже градус популярности, тем в данное время ниже у субъекта воевания предел моральной упругости, а за этим пределом лежит катастрофа: надлом духа и отказ от дальнейшего делания.

Нового в этих выводах нет ничего: с древних времен полководец возлагал на отборную часть войска труднейшую из задач и следил за состоянием духа воинов. Ново лишь разнообразие субъектов воевания - от способных к проявлению большой доблести войсковых единиц до робких банд и от фанатичных революционеров до толп, иной раз подобным паническим стадам. Ново также непостоянство свойств субъектов воевания, не имеющих в себе крепкой моральной базы: в толпах и бандах мало морали, а в наспех воспитываемых войсках мораль не крепка. Стратег всегда с известной осторожностью направлял свой военный воз - не свалился бы в овраг, не застрял бы в топи, но стратег мятежевойны должен опасаться и косогоров, и ухабов и даже тряски на кочковатой дороге - его телега не прочна. <...>

РОЛЬ ОФИЦЕРА

Офицер соприкасается с иррегулярным воеванием, когда вражеские иррегулярные воюют против его воинства, или когда он отряжен к нашим иррегулярным для инструктирования их и руководства ими. Как ни противозаконно, противотрадиционно, противоэтично иррегулярное воевание, от него - покуда длится Всемирная Революция - военному делу не избавиться, не очиститься.

Некоторым офицерам придется (на время своего откомандирования в ряды иррегулярных) превратиться в предводителей. Не легка такая метаморфоза для человека, воспитанного в воинских понятиях, и метаморфоза не может быть поэтому полной: находясь в повстанческих, партизанских, диверсионных формациях, офицер должен ограничивать, посколько возможно, меру жестокости, низости, разбоя и садизма, свойственных иррегулярному воеванию, как его понимают предводители, в иррегулярной борющейся массе возникающие.

Но всем офицерам придется наступательно или оборонительно участвовать в борьбе против вражеских иррегулярных сил. Ни в глубоком резерве, ни в поезде вдали от фронта, ни в высоком штабе, ни раненым лежа в лазарете, воин не будет в безопасности от нападения или террористического акта, от лукавого яда или коварного кинжала. Не только на оккупированной территории, но и на своей придется бороться против вездесущего и обычно невидимого врага. <...>

И еще один вид борьбы ложится на плечи офицера: борьба против принципиального внутреннего разложения воинства. Поветрие пацифизма рождает в душах людей отвращение к военным обязанностям, и даже стремление вредить воинству. В Германии рекрут повредил в ангарах 19 самолетов, в Америке д-р Албан Н. Мей (первый атомный шпион) выдал военные тайны; по выходе из тюрьмы он сказал: "Я думаю, что я правильно поступил и так же думают многие"; так думал и тот германский рекрут: и он и Мей полагают, что служат делу всеобщего мира.

Если все эти явления сейчас только в Западной Германии весьма интенсивны, то можно быть уверенным, что в случае войны они станут повсеместными. А потому на офицере лежат обязанности:

1) чрезвычайно внимательным наблюдением за подчиненными предупреждать шпионаж, вредительство и дезертирство и 2) моральному разложению солдатской души противиться ее моральным вооружением: офицер должен уметь дать солдату исчерпывающее и крепкое национально-политическое воспитание, имея в виду, что нынешнему воину надо (по выражению полковника Цешковского) прежде боевого крещения получить политическое крещение. Воинство во главе с офицерами защищает государство, а офицер защищает воинство от аморального воздействия, как со стороны вражеского иррегулярства, так и с стороны вредоносного антинационализма. <...>

Войско изменением тактики приноравливается к совершенствуемой технике. Воевание регулярного воинства требует ныне от офицерского интеллекта способности своевременно приспособляться к новым тактическим требованиям, предъявляемым частыми и подчас весьма значительными новшествами вооружения.

Однако недостаточно приспособления к новой военно-технической форме войны; надо приноровиться офицеру к характерной для эпохи военно-политической сущности войны. Атомная бомба перевернула многое в военном деле. Но политика перевернула все.

Политика поднимает против воинства миллионные массы иррегулярно-воюющих врагов, поднимает в тылу воинства часть собственного народа, иррегулярно-борющуюся против власти и воинства, поднимает в самом воинстве идеологическое дезертирство, измену, неповиновение. Оперативные "котлы" и "ежи" ничто по сравнению с тем состоянием окружения физического, в котором могут теперь оказываться регулярные войска на территории, кишащей иррегулярством, и окружения морального в собственном народе, бушующем политическими страстями. И воинство, борясь против "комаров" иррегулярства, должно в то же время беречься от "паразитов" политики, проникающих в его организм. Беречься от пропаганды врага и от духовного расслоения в своей стране. Некоторая часть офицеров-непрофессионалов может не иметь в себе надлежащей "антибиотики", а поэтому на профессиональном офицере лежит тяжелая обязанность, руководя военной силой воинства, беречь и его политическое здоровье.

СТРАТЕГИЯ ПРЕСТИЖА

Мятежевойна внесет еще одно важное изменение традиционных военных понятий. Теория военного искусства всегда осуждала стратегию престижа, и практика войн подтверждала справедливость этого осуждения. Но мятежевойна - война психологическая. Престиж - штука психологическая. Поэтому не всегда будет ошибкою, если стратег временно отодвинет на второй план цели военные, географические, экономические и на авансцену поставит поднятие престижа своей стратегии, воинства, страны. Или - спасение их престижа... Рожденные государственным порядком стратеги, как Петр I, Фридрих Великий, пережили Нарву и Кунерсдорф без потери престижа, но рожденные революцией вожди-стратеги гибнут с потерей престижа: после бегства из Москвы Наполеон I не мог победить у Ватерлоо (даже не случись с ним припадок эпилепсии), и результат: отречение; после Седана Наполеон III не мог выдержать осады Парижа и результат: Парижская коммуна. Гитлер, олицетворение национал-социалистической революции, держался престижем и поэтому не раз прибегал к стратегии престижа на войне.

В мятежевойне часто будут прибегать к стратегии престижа. Это - отклонение от догм классического военного искусства. Это - ересь. Но мятежевойна - еретическая война. И будут воевать еретически, пока война не отделится от мятежа, пока Ре-революция не выправит перегибов Революции, пока жизнь после ревоционного и ре-революционного периодов не возвратится на свой нормальный путь, на путь эволюции.

Публикация подготовлена Игорем Домниным