Юрий Шаталин НЕ ЗАБЫТЬ мне тех декабрьских дней и ночей 79-го. Тогда я командовал уже четвертый год 5-й гвардейской мотострелковой дивизией, штаб которой находился в Кушке, и готовился к ее сдаче. Прошел собеседование в ЦК КПСС на новую должность, поэтому объявление 11 декабря повышенной боевой готовности дивизии мне запомнилось особо. Думал, что вскоре последует отбой. Ведь это было уже третье развертывание за год. Однако через два дня была объявлена полная боеготовность. А когда к нам прибыл с оперативной группой генерал-полковник Меримский, возглавлявший тогда Главное управление боевой подготовки Сухопутных войск, стало ясно, что на этот раз отбой последует не скоро.
Генерал-полковник Меримский провел в дивизии командно-штабные учения на картах, где частям намечались маршруты выдвижения на афганскую территорию, но без конкретной обстановки. Помню, начальник штаба дивизии полковник Евгений Скобелев в шутку сказал: "Как бы нам Новый, 1980-й год не встречать вместе с афганцами..." Всерьез его слова никто не воспринял. Нас, конечно, интересовали события в Афганистане, особенно после мятежа военного гарнизона в Герате, вспыхнувшего в марте 79-го, когда там были казнены несколько наших советников.
Именно в разгар мятежа 5-я дивизия была впервые развернута до штата военного времени. Но потом постепенно все улеглось, и мы снова переключились на наши обыденные дела, боевую подготовку.
В районах сосредоточения нам было особенно тяжело с приемом техники и людского резерва. Власти попросту игнорировали наши мобилизационные планы. Многие хозяйства вместо ЗИЛов отдавали нам старые ГАЗ-51, иногда предлагали две неисправные машины вместо одной новой. Мое терпение лопнуло, и я вынужден был доложить об этих "хитростях" первому секретарю ЦК компартии Туркменистана. И только после этого мы более-менее доукомплектовали дивизию людьми и техникой до штатов военного времени.
Начали активную подготовку приписного состава, сколачивание подразделений. Также с большими сложностями шло отмобилизовывание и 106-й дивизии под командованием генерал-майора Константина Кузьмина, находящейся в Термезе. Это соединение тоже готовилось для ввода в Афганистан. Там же, кстати, был развернут и штаб 40-й армии, командующим которой стал генерал-лейтенант Юрий Тухаринов, а генерал-майор Леонид Земцов возглавил штаб.
Нужно отметить, что развертывание 40-й армии осуществлялось в условиях секретности под видом подготовки к учениям. Хотя чем ближе было время "Ч", тем больше говорили об Афганистане, но это были только разговоры. Сужу по себе. Впервые о вводе дивизии в Афганистан мне доверительно сообщил командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Юрий Максимов утром 24-го декабря, но об этом я не имел права сказать даже своим заместителям - полковникам Александру Мельникову, Евгению Скобелеву, Виталию Павлюченко, не говоря уже о других командирах.
Вечером того же дня по заранее оговоренному сигналу я вскрыл пакет, где дивизии ставилась боевая задача войти на территорию Афганистана, в район Кандагара. Таким образом, на выработку решения на марш, постановку конкретных задач командирам полков, приданных подразделений у нас оставалось двое суток. В течение следующего дня наш штаб выработал решение на марш.
Как позже стало известно,
24 декабря министр обороны СCCP маршал Устинов подписал общую директиву на ввод войск в Афганистан "в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу..." В директиве участие войск в боевых действиях на территории этого государства не предусматривалось. Имелось в виду, что войска станут гарнизонными, возьмут под охрану военные объекты и тем самым стабилизируют обстановку в стране. Общий замысел сводился к тому, чтобы двумя наземными маршрутами: Термез-Хайратон-Кабул-Газни и Кушка-Герат-Шинданд-Кандагар, а также по воздуху с помощью самолетов ВТА перебросить 103-ю воздушно-десантную дивизию на территорию Демократической Республики Афганистан и таким образом опоясать кольцом жизненно важные центры Афганистана и границу. Хотя время "Ч" - срок пересечения госграницы - было установлено: 25 декабря в 15.00 московского времени. На нашем, кушкинском, направлении переход смещался на одни сутки.
Боевой приказ на марш командиру авангардного полка подполковнику Владимиру Кабанову я отдал в 20 часов 26 декабря. Правда, 25 декабря днем я приказал приданному дивизии тактическому десанту в составе батальона десантно-штурмовой бригады выйти заблаговременно на Гератский перевал и предотвратить возможное сопротивление 17-й афганской пехотной дивизии (ПД), где в марте был мятеж. Как потом выяснилось, мы на полчаса опередили афганцев, которые планировали устроить засады для наших колонн. А когда пошли БМП, танки, они уже не посмели открыть огонь.
Конечно, ни я, ни мои заместители не думали тогда, что с этого 700-километрового ночного марша до Кандагара начинается самая длинная в истории Советского Союза война, которая принесет неисчислимые жертвы и нам, и афганцам. Вымотанные за те две недели подготовки офицеры и солдаты хотели тогда одного - определенности. Выполнить боевую задачу - никто не предполагал, что она затянется больше, чем на месяц-другой, - и вернуться обратно домой. Увы, история распорядилась иначе.
Дивизия выдвигалась из Кушки, Тахта-Базара и Олотани. Наши колонны растянулись на десятки километров. Как сейчас помню первую встречу с афганцами в Герате. Это случилось на рассвете 27 декабря. Удивился: 5 часов утра, а на улицах полно народа с цветами. Оказалось, встречают "шурави", как стали называть нас, советских воинов. Такая же теплая встреча была и в других городах и селениях на севере Афганистана.
Ко мне пробились командир 17-й ПД и наш советник и предложили на своей машине подъехать в штаб, где от меня ждал сообщений главный военный советник в ДРА генерал-полковник Магометов. Не успел я сказать и пары фраз, как генерал набросился на меня с упреками, почему от меня не поступило докладов. "Я вас не знаю, - ответил я тогда. - Есть командующий армией, округом, им и идут мои доклады". Узнав об этом инциденте, генерал-лейтенант Анатолий Богданов отчитал меня за то, что я отлучился из дивизии, да еще и на чужой машине. А если это провокация? Мы все еще жили по законам мирного времени, но, по сути, уже вступили на землю, где бушевала война.
Позже стало известно о наших первых потерях - на перевале Саланг в первый день марша улетел в пропасть экипаж БМП. Тогда же на подлете к Кабулу разбился, а возможно, и был подбит, самолет Ил-76 с десантниками на борту.
Были потери, к сожалению, и у нас. 30 декабря из-за неосторожности обращения с оружием скончался от ран один солдат, а другой погиб под самый Новый, 1980-й год от своих пуль. Случилось это из-за нашей безалаберности, халатности. Помню, только сели с заместителями в палатке под Шиндандом за праздничный стол - звонок от оперативного дежурного: 101-й полк ведет бой под Гератом. Я тут же сел на БТР и с группой офицеров поехал в полк. Оказалось, мотострелки открыли ответный огонь по расположению нашего медбата, когда оттуда кто-то дал очередь. А ночью, как известно, все кошки серы. Началась пальба. В результате - один погиб, еще несколько человек были ранены. Так что Новый год мы встречали в трауре - отправляли погибших солдат в ящиках из-под боеприпасов (не было гробов, да никто и не думал о потерях). На душе у меня было скверно.
Врезались в память и первые убитые мирные афганцы. Случилось это, правда, несколько позже, но тоже из-за нашей халатности. Разведчики доложили (ко мне поступали донесения от нашей агентурной разведки и афганской военной разведки), что в одном из кишлаков под Шиндандом появилась банда душманов. Я долго колебался, а затем под давлением старшего опергруппы Министерства обороны поднял в воздух звено вертолетов огневой поддержки. Вертолетчики, не долго думая, ударили ракетами по кишлаку. Но оказалось, что там были одни мирные жители. Когда я прибыл в этот кишлак, еще дымились развалины мечети, лежали убитые старики и дети. Впоследствии, уже будучи командующим внутренними войсками СССР, а затем первым заместителем Главкома погранвойск СНГ, мне не раз довелось видеть разрушенные жилища, расстрелянных людей. Но те первые безвинно погибшие афганцы, среди них был один мальчик, до сих пор у меня перед глазами...
А летом, когда нас втянули в рейдовые действия против бандформирований, подобные факты трагической гибели мирных граждан стали явлением чуть ли не повседневным - на войне каждый просчет ведет к жертвам. Естественно, все это коверкало сознание наших воинов. Ведь воевали почти мальчишки. Понятно, что все это вызывало у них и боль, и страх, и недоумение... А каким потрясением для всех явились первые наши массовые потери под Джелалабадом, в Ущелье Пяти львов, на перевале Саланг...
В установленное время части нашей 5-й дивизии вышли в будущие пункты дислокации - Герат, Шинданд, под Кандагар. Тяжелее всего было "партизанскому" полку, как мы называли 573-й, под командованием майора Алакули Залтанова. Его пришлось собирать в окрестностях Кандагара в течение двух суток. К счастью, все обошлось без жертв. И я с чистой совестью доложил 29 декабря министру обороны СССР маршалу Устинову о выходе полков дивизии в указанные пункты на афганской земле. "Береги людей, комдив", - напутствовал меня маршал. Тогда я еще не знал, что завтра в дивизии будет первый погибший. А затем второй, третий... И наш Ограниченный контингент постепенно втянется в самую настоящую войну на долгие 10 лет.
Публикацию подготовил Александр Олийник
Дарья Гармоненко