Александр Шаравин На исходе августа 1905 г. на конференции в г. Портсмуте (США, штат Нью-Хэмпшир) был подписан мирный договор между Россией и Японией, положивший конец Русско-японской войне 1904-1905 гг.
Однако споры по поводу целесообразности заключения Портсмутского мирного договора не утихают и поныне: одни утверждают, что победа у русских была просто-напросто украдена, другие доказывают, что Россия потерпела поражение, поэтому перемирие было необходимо и своевременно. Однако обе спорящие стороны как-то умалчивают о том, что на конференцию в нейтральной стране съехались не победители и побежденные, а представители все еще воюющих сторон. И был подписан не акт о безоговорочной капитуляции, свидетельствующий о признании одной из сторон своего полного и окончательного поражения, а трактат, примиряющий противников.
Действительно, после неудачной попытки прорыва морской блокады и если не разгрома, то разгона японцами 1-й Тихоокеанской эскадры, отступления Маньчжурской армии в Ляоянском сражении, безрезультатного встречного сражения на реке Шахэ, падения Порт-Артура, не увенчавшегося успехом наступления русских войск под Сандепу и разгромного Мукденского сражения число оптимистов, веривших в благоприятный для России исход войны, заметно уменьшилось.
28 февраля 1905 г., через три дня после окончания боев под Мукденом, императору Николаю II было доложено "всеподданнейшее письмо" председателя Комитета министров статс-секретаря Сергея Витте, в котором, в частности, говорилось: "При настоящем положении вещей единственный благоразумный выход: войти в переговоры о мирных условиях... Продолжение войны более нежели опасно; дальнейшие жертвы страна при существующем состоянии духа не перенесет без страшных катастроф..."
Ответа на письмо Витте не дождался. Однако 5 марта был опубликован приказ императора об отстранении генерал-адъютанта, генерала от инфантерии Алексея Куропаткина с поста главнокомандующего вооруженными силами на Дальнем Востоке и о назначении на его место генерала от инфантерии Николая Линевича. Замена командующего означала намерение государя продолжать войну.
После мукденского поражения французское правительство, обеспокоенное оттоком русских войск с запада на восток и возможным нарушением баланса сил в Европе, предприняло попытку вывести Россию из войны. Николай II будто бы согласился на французское посредничество для выяснения перспектив "благопристойного" мира, но выдвинул японцам заведомо неприемлемые условия мира, которые, конечно, приняты не были.
В это же время с Балтики в воды Тихого океана следовала надежда российского императора - 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием начальника Главного морского штаба генерал-адъютанта, вице-адмирала Зиновия Рожественского с задачей завоевать господство на море совместно с имеющимися на Дальнем Востоке силами. Однако как количественно, так и качественно русская эскадра была слабее японского флота, а ее командующий, как позже выяснилось, не очень верил в успех предприятия. Возразить же царю, а тем более отказаться от возложенной миссии у Рожественского - человека не робкого десятка - не хватило мужества. Таким образом, эскадра была обречена и шла на погибель.
"14 и 15 мая произошел несчастнейший Цусимский бой, - пишет в своих "Воспоминаниях" Витте, - и вся наша эскадра была похоронена в японских водах. Это был последний удар по той несчастной затее, которая привела нас к Японской войне.
После этого поражения у всех явилось сознание, что необходимо покончить войну миром, и это течение так сильно начало проявляться, что дошло наконец и до трона... По мере наших военных неудач смута и революционное течение в России все более и более увеличивались..."
К середине 1905 г. Россия была парализована всеобщей забастовкой. От Варшавы до Урала бездействовали железные дороги и заводы, у причалов стояли неразгруженные суда. Днем улицы заполнялись митингующими толпами, с крыш домов свешивались кумачовые флаги, вечером становилось безлюдно и темно. На удалении от столицы крестьяне грабили и жгли поместья, калечили и уводили господский скот. Зарево пожаров поднималось над Россией.
ВЫНУЖДЕННЫЕ ИНИЦИАТИВЫ
После успешных сражений на суше и на море активные боевые действия со стороны японцев неожиданно прекратились. Более того, с этого времени японское правительство стало искать посредника для заключения перемирия с Россией: в телеграмме от 18 мая министр иностранных дел Японии барон Комура предписал посланнику в США выразить американскому президенту Теодору Рузвельту "...надежду японского правительства, что... президент найдет для себя возможным немедленно и всецело по своей инициативе пригласить обоих противников встретиться для непосредственных переговоров".
23 мая - после получения просьбы от японского правительства о перемирии - президент США телеграфировал своему послу в Петербурге, чтобы тот повидался с императором Николаем II и попытался склонить его к примирению.
25 мая посол США был принят российским императором. На один из доводов посла о том, что "мир легче заключить, пока нога неприятеля еще нигде не ступила на русскую землю", Николай II откликнулся вполне сочувственно и в конце аудиенции дал согласие на переговоры при непременном условии такого же предварительного согласия со стороны Японии. Никоим образом, считал он, "не должно было создаться представление, будто Россия просит мира".
В тот же день под председательством государя состоялось совещание с приглашением высших военных деятелей России. Тем не менее какого-либо конкретного решения по обсуждаемым вопросам на совещании принято не было, вопрос о войне и мире остался открытым.
26 мая президент США нотой, обращенной одновременно к России и Японии, предложил "в интересах человечества" сойтись для переговоров, чтобы положить конец этой "ужасающей и прискорбной борьбе".
Правда, справедливости ради заметим, что его человеколюбие имело и "второе дно". Так, по оценке известного отечественного историка Бориса Романова, данной им в его капитальном труде "Очерки дипломатической истории русско-японской войны..." столкновение между Россией и Японией рассматривалась Рузвельтом, "...как полезное взаимоистребление двух наций, после которого надлежит сохранить между ними те самые "пограничные трения", которые будут держать Россию и Японию в состоянии постоянного антагонизма и обоюдного равновесия, призванных обеспечить господство США на Тихом океане, в частности на Дальнем Востоке".
После недолгого спора и согласований о месте созыва мирной конференции было решено ее провести в американском приморском курорте Портсмуте.
Первоначально главным уполномоченным для ведения переговоров с нашей стороны было решено назначить опытного дипломата - российского посла в Париже, но он отказался от поручения, ссылаясь на свои лета и здоровье. Затем в Петербург был экстренно вызван посол в Риме. Тот также отказался, заявив государю со слезами на глазах, что "совсем болен и не может принять возлагаемую на него миссию". После этого было сделано соответствующее предложение и посланнику в Дании, который также нашел подходящий предлог, чтобы отказаться.
Вечером 29 июня Витте получил приглашение Николая II приехать к нему. На другой день утром он был у государя, где и получил предложение стать главным уполномоченным по ведению мирных переговоров с Японией. Предложение было принято. По свидетельству Витте, государь поблагодарил его и сказал, что "...он желает искренно, чтобы переговоры пришли к мирному решению, но только он не может допустить ни хотя бы одной копейки контрибуции, ни уступки одной пяди земли. Что же касается того военного положения, в котором мы ныне находимся, то я должен поехать к главнокомандующему войсками Петербургского округа и председателю [Совета] обороны великому князю Николаю Николаевичу, который мне и разъяснит положение нашей армии на Дальнем Востоке".
Надо сказать, что великий князь - один из лучших выпускников Николаевской академии Генерального штаба 1876 г. и участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг. - "...довольно обстоятельно объяснил положение дела со свойственной ему определенностью речи, которая сводилась к следующему: 1) наша армия не может более потерпеть такого крушения, какое она потерпела в Ляояне и Мукдене; 2) при благоприятных обстоятельствах с возможным усилением нашей армии имеется полная вероятность, что мы оттесним японцев до Квантунского полуострова и в пределы Кореи, т. е. за Ялу, что для этого, вероятно, потребуется около года времени, миллиард рублей расхода и тысяч 200-250 paненых и убитых; 3) что дальнейших успехов без флота мы иметь не можем; 4) что в это время Япония займет Сахалин и значительную часть Приморской области.
Великий князь выражал мнение, что, во всяком случае, невозможно соглашаться на отдачу Японии хотя бы пяди исконно русской земли".
Недавно назначенный морской министр адмирал при встрече с Витте подчеркнул, что "...вопрос с флотом покончен. Япония является хозяином вод Дальнего Востока. Что же касается мирных условий, то невозможно соглашаться на какие бы то ни было унизительные условия". По его мнению, можно уступить только часть того, что было в свое время Россией присвоено.
В Маньчжурии же, на сухопутье, продолжалось затишье, начавшееся после Мукденского сражения. Изредка лишь происходили мелкие стычки и перестрелки.
ПЕТЕРБУРГ "УСТАЛ" БОЛЬШЕ, ЧЕМ АРМИЯ
6 июля Витте во главе российской делегации отбыл в Америку заключать мирный договор. "Были ли у государя по этому предмету совещания и с кем именно, мне неизвестно, - вспоминает он. - Я знаю, что главнокомандующий (генерал Линевич) постоянно сносился с его величеством, но каковы были мнения по этому предмету главнокомандующего... мне также было неизвестно".
За два дня до отъезда в Америку Витте приехал к новому военному министру генерал-лейтенанту Александру Редигеру узнать о его мнении по поводу положения дел на Дальнем Востоке. "Я ему сказал, - пишет в своих воспоминаниях Редигер, - что оборона мне представляется надежной, так как войска уже не вытянуты в нитку, как у Куропаткина, а сосредоточены, и армии снабжены всем нужным; но в успех наступления я не верю, так как мы уже пытались наступать, да не сумели; на Линевича я надежд не возлагаю, да и не видно с его стороны какой-либо подготовки к наступлению... Тогда Витте заявил, что он совершенно согласен со мною и просил меня так и говорить государю, дабы мы не противились напрасно заключению мира".
Командованию японской армией и, вероятно, ее высшему офицерскому составу было известно о подготовке к перемирию. В русских же войсках, по свидетельству активного участника войны генерал-лейтенанта Антона Деникина, в ту пору Генерального штаба подполковника, слухи о возможном заключении мира поползли в середине июля. "Как были восприняты они армией? - пишет он в своей последней и незаконченной вследствие кончины книге "Путь русского офицера". - Думаю, что не ошибусь, если скажу, что в преобладающей массе офицерства перспектива возвращения к родным пенатам... была сильно омрачена горечью от тяжелой, безрезультатной и в сознании всех незаконченной кампании...
Ко времени заключения мира русские армии на Сипингайских позициях имели 446,5 тыс. бойцов (под Мукденом [было] - около 300 тыс.); располагались войска не в линию, как раньше, а эшелонированно в глубину, имея в резерве общем и армейских более половины своего состава, что предохраняло от случайностей и обещало большие активные возможности; фланги армии надежно прикрывались корпусами генералов Ренненкампфа и Мищенки; армия пополнила и омолодила свой состав и значительно усилилась технически - гаубичными батареями, пулеметами (374 вместо 36), составом полевых железных дорог, беспроволочным телеграфом и т.д.; связь с Россией поддерживалась уже не тремя парами поездов, как в начале войны, а двенадцатью парами. Наконец, дух маньчжурских армий не был сломлен, а эшелоны подкреплений шли к нам из России в бодром и веселом настроении.
Японская армия, стоявшая против нас, имела на 32% меньше бойцов. Страна была истощена. Среди пленных попадались старики и дети. Былого подъема в ней уже не наблюдалось. Тот факт, что после нанесенного нам под Мукденом поражения японцы в течение 6 месяцев не могли перейти вновь в наступление, свидетельствовал по меньшей мере об их неуверенности в своих силах (позже это публично признал японский главнокомандующий принц маршал Ивао Ояма).
...Что касается лично меня, я, принимая во внимание все "за" и "против", не закрывая глаза на наши недочеты, на вопрос - "что ждало бы нас, если бы мы с Сипингайских позиций перешли в наступление?" - отвечал тогда, отвечаю и теперь: победа! Россия отнюдь не была побеждена. Армия могла бороться дальше. Но... Петербург "устал" от войны более, чем армия...
Безусловно, ярким представителем "усталого Петербурга" был Витте, который в свое время до голодного минимума урезал финансирование российской группировки войск на Дальнем Востоке, чем вольно или невольно возбудил агрессивные амбиции японцев, и которому теперь из окна кабинета председателя Комитета министров события в Маньчжурии виделись лучше, чем непосредственным участникам боев. "...Не Россию разбили японцы, не русскую армию, - отмечает он в своем дневнике, - а наши порядки или, правильнее, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением в последние годы...". Однако здесь Витте резко и вполне обоснованно возражает профессор Сергей Ольденбург: "Бывший министр финансов упорно твердил, что России Маньчжурия не нужна, что война - результат интриг "безобразовых", и прямо заявлял, что не желает победы России не только в письмах к Куропаткину, с которым сохранил приятельские отношения, но и в беседе с германским канцлером Бюловым: "Как политик, - говорил Витте в начале июля 1904 г., - я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали руководящие санкт-петербургские круги слишком заносчивыми┘ России следует испытать еще несколько военных неудач┘". Понятно, что с такими идеями Витте был настроен на заключение мира под любым предлогом и на любых условиях.
Между тем сам император Николай II в это время "...делал все от него зависящее, чтобы обеспечить возможность продолжения войны... Николай II не считал, что Россия побеждена, и, соглашаясь на мирные переговоры, всегда имел ввиду возможность их разрыва".
НЕУТОЛЕНИЕ АМБИЦИЙ
Портсмутская конференция началась 27 июля. Свои условия мира японцы представили на втором заседании. Они сводились к следующему:
признание японского преобладания в Корее;
возвращение Китаю Маньчжурии и увод из нее русских войск;
уступка Японии Порт-Артура и Ляодунского полуострова;
уступка Сахалина и прилегающих к нему островов;
уступка южной ветки Китайско-Восточной железной дороги (Харбин - Порт-Артур);
выдача русских судов, укрывшихся в нейтральных портах;
ограничение права России держать военный флот на Дальнем Востоке;
предоставление японцам права рыбной ловли у русского побережья Тихого океана;
возмещение военных расходов Японии (в размере не менее 1200 млн. иен).
"Государь, - напоминает Ольденбург, - давая Витте широкие полномочия, поставил, однако, два условия: ни гроша контрибуции, ни пяди земли; сам Витте считал, что следует пойти на гораздо большие уступки".
Оглашение японских условий заключения мира на конференции, где "нет ни победителей, ни побежденных" вызвало значительный поворот в американском общественном мнении. Как оказывалось, не Россия, а Япония претендует на фактический захват Кореи, что "Порт-Артур она завоевала также для себя, а не ради борьбы с захватами". Рузвельт, однако, считал японские условия вполне приемлемыми.
Во время работы конференции довольно быстро были приняты следующие пункты условий Токио: японское преобладание в Корее (с оговоркой о правах корейского императора); уступка Порт-Артура (с оговоркой - при условии согласия Китая); об эвакуации войск из Маньчжурии (одновременно русских и японских); об уступке южной ветки КВЖД (но при сокращении северного участка передаваемой дороги на 250 верст южнее Харбина); о предоставлении права рыбной ловли. Однако по остальным пунктам русская делегация ответила решительным отказом. К 5 августа стало ясно, что конференция зашла в тупик и оказалась на грани срыва. Ее участники дважды "укладывали и раскладывали чемоданы".
7 августа германский император Вильгельм II прислал русскому императору Николаю II телеграмму, в которой советовал передать вопрос о войне и мире на обсуждение Государственной Думы: "Если бы она высказалась за мир, то ты был бы уполномочен нацией заключить мир на условиях, предложенных в Вашингтоне твоим делегатам... Никто в твоей армии или в стране, или в остальном мире не будет иметь права тебя порицать... Если Дума сочтет предложение неприемлемым, то сама Россия чрез посредство Думы призывает тебя, своего императора, продолжать борьбу, принимая на себя ответственность за все последствия..."
ПОСЛЕДНЯЯ УСТУПКА
Николай II на телеграмму кузена, не так давно настойчиво подталкивающего Россию на войну с Японией, ответил следующее: "Ты знаешь, как я ненавижу кровопролитие, но все же оно более приемлемо, нежели позорный мир, когда вера в себя, в свое Отечество была бы окончательно разбита... Я готов нести всю ответственность сам, потому что совесть моя чиста, и я знаю, что большинство народа меня поддержит. Я вполне сознаю всю громадную важность переживаемого мною момента, но не могу действовать иначе".
Президент Рузвельт, опасаясь, что переговоры "могут закончиться ничем", и его реноме может сильно пострадать, решил добиться соглашения любой ценой. Противникам он предложил компромисс: Япония берет себе южную половину Сахалина (до 50-й параллели), а Россия выплачивает ей значительную сумму за возвращение северной части острова. Таким образом, Япония получит то, что ей нужно, а самолюбие России будет спасено. С этим предложением американский посол и явился на прием к русскому императору. "Государь сказал, - пишет Ольденбург, - что Россия контрибуции ни в какой форме платить не будет. Россия - не побежденная нация; она не находится в положении Франции 1870 года; если понадобится, он сам отправится на фронт". Но Николай II также не исключал, что "...в виде крайней уступки он готов согласиться на отдачу южной части Сахалина, но японцы должны обязаться не укреплять ее, а северную половину вернуть без всякого вознаграждения. Этой уступкой государь хотел показать свою готовность пойти навстречу американскому президенту... Он в то же время имел подробные сведения о трудном финансовом положении Японии и, по-видимому, был уверен, что японцы никак не могут отказаться от контрибуции".
Надо заметить, что накануне визита американского посла Николай II поручил военному министру генерал-лейтенанту Редигеру подготовить заключение о военном значении острова Сахалин. Этот вопрос был оперативно проработан министром совместно с начальниками Главного штаба и Генерального штаба. Вывод совещания был таков: "...При слабости нашего флота собственное военное значение Сахалина ничтожно".
На заседании конференции 16 августа русская делегация огласила свое предложение: она отказывала в контрибуции, соглашаясь уплатить только за содержание русских пленных в Японии; соглашалась уступить южную часть Сахалина со всеми прилегающими к ней островами при условии безвозмездного возвращения северной, при обязательстве японцев не возводить на острове укреплений и гарантировать свободу плавания русских кораблей по проливам Татарскому и Лаперуза; отвергла выдачу судов, укрывшихся в нейтральных портах и ограничение численности кораблей русского военного флота на Дальнем Востоке; настаивала на полном и одновременном выводе войск из Маньчжурии. "Российские уполномоченные имеют честь заявить, по приказу своего августейшего повелителя, - говорилось в заявлении, - что это - последняя уступка, на которую Россия готова пойти с единственной целью прийти к соглашению".
После короткого молчания, как повествует Ольденбург, глава японской делегации министр иностранных дел барон Комура, перед этим долго консультировавшийся с Токио, "...ровным голосом сказал, что японское правительство, в целях восстановления мира, принимает эти условия! Присутствующие, - в том числе сам Витте, - были ошеломлены. Никто не ожидал, что японцы откажутся от контрибуции и согласятся безвозмездно возвратить половину захваченного ими острова! Витте весьма быстро освоился с положением и уже в беседе с журналистами умело приписывал себе всю заслугу этого успеха. Между тем внезапное решение японской делегации только показало, насколько государь более правильно оценивал шансы сторон".
ТРАУРНЫЕ ФЛАГИ В ТОКИО
Действительно, по оценке зарубежных специалистов, Россия с ее золотым запасом могла вести войну еще по крайней мере год, Япония же обладала запасом, в восемь раз меньшим. Некоторые исследователи считали, что Япония была истощена уже к концу мая и что только заключение мира спасло ее от крушения или полного поражения в столкновении с Россией.
19 августа был подписан протокол о перемирии, а 23 августа - мирный трактат. Примерно через месяц предполагалась ратификация договора.
Накануне этого "...ночью я не спал, - пишет Витте. - Самое ужасное состояние человека, когда внутри, в душе его что-то двоится... С одной стороны, разум и совесть мне говорили: "Какой будет счастливый день, если завтра я подпишу мир", а, с другой стороны, мне внутренний голос подсказывал: "Но ты будешь гораздо счастливее, если судьба отведет твою руку от Портсмутского мира, на тебя все свалят, ибо сознаться в своих грехах, своих преступлениях перед Отечеством и Богом никто не захочет..." Я провел ночь в какой-то усталости, в кошмаре, в рыдании и молитве. На другой день я поехал в адмиралтейство. Мир состоялся..."
Но не такого мира ожидал упоенный победными вестями с театра войны японский народ. Когда условия договора были опубликованы в печати и стало ясно, что они ближе к русской программе мира, в Японии разразились сильнейшие волнения, города покрылись траурными флагами, на улицах воздвигались баррикады, запылали дома, в Токио было объявлено военное положение, в дело вступили войска. Были раненые и убитые.
Барон Комура по возвращению в Японию попал в немилость императору и его двору. Его не только не наградили, но он был вынужден покинуть пост министра иностранных дел и удалиться в частную жизнь, серьезно заболев нервным расстройством. Только потом, когда все успокоилось, его назначили послом в Лондон.
ПОРА ЮРИСТАМ РАЗОБРАТЬСЯ
Для российского императора внезапное согласие японцев на его условия было не менее неожиданным, чем для участников конференции (с той разницей, что Николай II желал их отклонения).
24 августа в Петергофе состоялся молебен по поводу заключения мира с выходом на него всей царской семьи. "Государь мне высказал после того сожаление, - вспоминает генерал Редигер, - что часть Сахалина уступлена. Он полагал, что Япония заключила бы мир и без подобной уступки. У меня нет никаких данных, чтобы судить об этом. За заключение мира Витте получил графский титул" (граф Полусахалинский, как окрестили его злые языки).
В русской армии Портсмутский договор произвел крайне тяжелое впечатление. "Ни одна из испытанных нами неудач не подействовала на нашу армию таким вредным образом, как этот преждевременный, ранее победы мир", - записал в свой дневник командующий 1-й Маньчжурской армией генерал Куропаткин.
Спустя месяц после заключения мира возмущенный Куропаткин написал письмо военному министру, в котором, в частности, говорилось: "...Что касается общественного мнения, то считаю нужным высказать Вам, что мы в армии первоначально прислушивались к общему мнению Петербурга со вниманием, потом с недоумением, наконец, с негодованием. История разберется, кто прав, но позор Портсмутского договора во многом относим к этому так называемому общественному мнению... Возбуждение в армии против Витте большое. Нельзя действительно с большим цинизмом и предвзятостью вести дело, как вел он его в Портсмуте. Его обманули как ребенка. Несомненно, японцы пошли бы на мир даже без половины Сахалина, пошли бы на мир, не трогая... с тех позиций, которые ныне занимаем мы. Возмутительно то, что Линевича даже не спросили... относительно разграничения сфер в Маньчжурии и разграничили [их] позорным для нашей армии образом. Без нужды, без спора и борьбы Витте одним росчерком пера, услужливо поднесенному ему врагами России, отдал японцам три чрезвычайно сильных, укрепленных нашими войсками оборонительные линии: Сыпингайскую, Гунчжулинскую и Куанчензинскую... Пишу Вам... потому, что так, как думаю я, думает армия, а с этим надо считаться".
Таким образом, мир был восстановлен, Россия войну не выиграла, но и не проиграла, поскольку в соответствии с международным правом побежденным считается государство, подписавшее акт о безоговорочной капитуляции. Подписан же был мирный договор, прекращающий кровопролитие на определенных условиях. Поэтому сводить сокрушительные неудачи русских в последних сражениях (Мукденском и Цусимском) к поражению России в войне с Японией в целом, как это до сих пор официально трактуется, с точки зрения юриспруденции не является корректным. Япония ощутила мощь России в тот самый момент, когда она уже готовилась пожать плоды своих успехов, и Россия осталась великой державой на Дальнем Востоке.
