Мифология реальности и реальность мифологии

Мифы и мифология в современной России. Под редакцией К.Аймермахера, Ф.Бомсдорфа, Г.Бордюгова - М.: АИРО-XX, 2000, 216 с.

ПРОВЕРИТЬ алгеброй научного анализа магическую гармонию мифа - задача не из легких. Особенно в применении к современности как эре немилосердного конфликта между желаемым и действительным, как эпохе фонтанирующих социальных коллизий, реанимирующих старые и бурно рождающих новые поверья. За решение этой задачи взялась интеллектуальная команда, профессионально оснащенная на все случаи жизни. Тут и философы, в том числе культурологического направления (Карл Аймермахер, Фольк Бомсдорф, Сергей Неклюдов, М.Хагермайстер), и историки (Геннадий Бордюгов, Андрей Левандовский, Татьяна Филиппова), и филологи (Елена Левкиевская, А.Топорков), и литературный критик (Лев Аннинский), и эксперт по геополитике (Сергей Антоненко). Подготовленный ими труд является результатом творческого сотрудничества Ассоциации исследователей российского общества XX века (АИРО-XX) и Института русской и советской культуры имени Ю.М. Лотмана Рурского университета в Бохуме (Германия) (при поддержке фонда Фридриха Науманна).

В центре внимания авторов три тесно взаимодействующих проблемы: теория мифа, мифы массового сознания, мифы власти и мифы о власти. Подробно анализируются структура и функции мифа, а также психология его восприятия. В контексте исторической мифологии тщательно препарируются такие неоднозначные проявления национального самосознания и самопознания россиян, как "русская идея" и конспирологическая концепция "заговора против России". Оценивая миф как инструмент властвования на материалах истории России двух последних столетий, структурируя и моделируя мифологию как бедных и слабых, так и богатых и сильных, авторы стремятся также нащупать природу и характерные проявления контакта между мифами "верхов" и мифами "низов". На примере резкого перехода от советского к постсоветскому образу жизни рассматривается феномен мутации мифов и мифологических конструкций в ходе крупных социальных подвижек и катаклизмов. Не ограничивая себя взглядом на миф как на объект научного рассмотрения, отдельные участники дискуссии стремятся глубже познать природу бытующих у нас поверий, избирая позицию "внутри мифа".

Трудно найти феномен более широкий, многообразный и противоречивый, чем миф. И это обстоятельство отразилось на содержании книги, на позициях авторов. Редакторы труда - авторы введения, например, - склонны вслед за славистом Дмитрием Чижевским считать, что "русская идея" - это "тяжелая болезнь, изнуряющая сознание русского народа". Другие же (Е.Левкиевская) готовы воспринимать ее в качестве "естественной и нормальной" формы самопознания нации. Такого рода "несостыковки" лишь подчеркивают диалектическую сложность объекта дискуссии и творческий характер развернувшегося дискурса.

Нельзя не согласиться с высказанным в книге убеждением, что "на сегодняшний день при подходе к такой тонкой, но прочной материи, как мифологическое сознание, важнейшим эвристическим требованием является именно понимание" (Т.Филиппова).

Книга интересна и конкретными наблюдениями сопоставительного плана, свидетельствующими, например, о том, что "революция сверху", последнюю из которых мы пережили на исходе второго тысячелетия, рождает совсем иные мифы и иных героев, чем "революция снизу": "Большевики, вне всяких сомнений, были сами захвачены революционным мифом и во многом соответствовали ему своими личными качествами. Своей судьбой: боролись, страдали, подвергались гонениям... "Реформаторы" же при советской власти в подавляющем большинстве своем принадлежали к привилегированному слою советского общества и "под гнетом тоталитаризма" жили припеваючи". Отсюда и героями нашего времени стали "упитанные фигуры "молодых реформаторов" - радикалов" (А.Левандовский), плоть от плоти прежней партийно-государственной номенклатуры.

Мифологическое сознание неистребимо - такой лейтмотив звучит практически во всех статьях сборника. Констатация эта одними авторами окрашивается в пессимистические тона призрачности надежд на то, что "человечество поумнеет". Другие же, напротив, настаивают на необходимости и полезности конструктивных мифов и даже предлагают их модели: "Новый, конструктивный миф "светлого прошлого" (без которого нереально преодоление нынешнего социального невроза, а, следовательно, и никакое устремление в будущее) может быть построен не на идее "утраченного рая", а на образе уникальной "школы" исторического опыта, через которую мы все, поколения живущих в России, прошли - и благодарны ей...".

"Не надо тонуть раньше времени" - призывает в своем ярком, взволнованном эссе Лев Аннинский. Но для этого прежде всего требуется не поддаваться психологии потенциального утопленника, к которой соотечественников наших порой подталкивает бесстрастный и безысходный анализ сложившейся в России ситуации. Но там, где приговор разума выглядит окончательным и обжалованию не подлежит, россиянину помогал и помогает миф, призывающий его выжить и жить "всем чертям назло". Такого рода мифы (в первую очередь исторические) для массового сознания - это "память сердца", которая, как известно, всегда "сильней рассудка памяти печальной". Жизнь учит простого человека: не следует безоглядно полагаться на мифы надежды, утешения, самостояния и исторического оптимизма, но не гоже их и игнорировать.