Николай Романов Ретроспектива
Сегодня, когда в Вооруженных силах РФ столь высок уровень гибели военнослужащих в результате несчастных случаев, самоубийств и т.п., в войсках сложная криминогенная обстановка, исследователи пытаются понять, каким образом решались различные проблемы, связанные с чрезвычайными происшествиями и преступлениями, военным и морским министерствами России в конце XIX - начале XX в.
"НЕДОРАЗУМЕНИЯ" - МЕЛКИЕ И КРУПНЫЕ
К началу XX в. в русской армии и ВМФ сложилась стройная система учета, классификации, порядка проведения расследования и информирования вышестоящего командования о ЧП. Так, статья 117 Положения о срочных и внесрочных донесениях в войсках по инспекторской и строевой частям давала следующую расшифровку понятия чрезвычайного происшествия.
Под ЧП понимались: 1) смертоубийство военных чинов, в т.ч. самоубийство или любая насильственная смерть; 2) случаи нанесения побоев нижним чинам офицерами, унтер-офицерами, сопряженных с увечьем, угрозой жизни или могущих повлечь неспособность к продолжению службы; 3) преступления военнослужащих: святотатство, убийство, грабеж, поджог, оскопление, членовредительство, сопротивление законным властям, случаи важного нарушения воинской дисциплины, в особенности во фронте; 4) кража оружия и огнестрельных припасов; 5) взрывы, разрывы орудий в случае ошибки (боевые патроны вместо холостых); б) взлом тюрем, увод оттуда преступников, побеги арестантов; 7) все происшествия с военнослужащими с употреблением оружия; 8) драки и вообще столкновения нижних чинов с местными жителями, если была чья-то смерть; 9) командирования войск по требованию гражданских властей, если употреблялось оружие, были убитые, раненые; 10) пожары, наводнения, бури, падеж скота; 11) пропажа постановлений по мобилизационной готовности; штабных документов и секретных ведомостей по организации армии, а также Высочайших грамот.
Статьи 118 и 119 дополняли предыдущую, расширяя ее толкование. Командирам давалось право в случае обнаружения чего-либо очень важного, на их взгляд, принимать соответствующее решение с докладом по команде. Кроме того, отдельной строкой командиры должны были немедленно принимать меры и немедленно докладывать о драках нижних чинов различных воинских частей. Положение обязывало командиров отсылать такого рода донесения на Высочайшее имя.
Архивы сохранили большой массив информации о различных происшествиях в воинских частях русской армии начала XX в. Как правило, в документах отсутствовал анализ (причины происшествий, мотивация действий и т.п.). Например, реестр делам для доклада его императорскому высочеству генерал-фельдцейхмейстеру содержал меморию (памятку) о важнейших докладах и рапортах Главного артиллерийского управления с 15 сентября по 1 октября 1901 г. Перечень происшествий был следующий: некий военнослужащий упал с лошади, другой кого-то зарезал, а третьего пырнули финкой за "успех у девиц". Сообщалось о "мелких недоразумениях между 2-й артиллерийской бригадой и 15-м пехотным полком" (подобный эвфемизм подразумевал групповую драку между солдатами названных воинских частей).
САМОУБИЙСТВО МИЧМАНА БЛОКА
Документы свидетельствуют, что военно-судебные органы наиболее часто занимались пятью группами дел о чрезвычайных происшествиях: самоубийства и покушения на них, скоропостижные смерти от несчастных случаев (утопления, угар, и т.п.), побеги арестантов, пожары и взрывы, нечаянные поражения оружием.
Следует учитывать, что в 80-90-е гг. XIX в. в русской армии погибало ежегодно от несчастных случаев порядка 200-300 военнослужащих (в основном в результате неосторожного обращения с оружием, утопления, смерти от ушибов и переломов). Кроме того, от 120 до 170 человек кончали жизнь самоубийством, в том числе - нередко - офицеры.
Необходимо отметить, что законодательство России конца XIX - начала XX вв. расценивало самоубийство как преступление, но правовыми последствиями его являлись: лишение погребения по христианскому обряду и признание недействительными посмертных распоряжений. Уголовное преследование предполагалось, если было выявлено подстрекательство или содействие самоубийству, наличествовало доведение до самоубийства жестоким обращением, имелось подозрение, что самоубийство в действительности скрывает убийство.
В Государственном архиве Военно-морского флота России хранится дело о самоубийстве мичмана Блока. Анализ результатов его расследования не только позволяет выявить ряд факторов, влиявших на воинскую дисциплину на флоте, но и в силу его типичности дает возможность судить об эффективности деятельности командования по профилактике суицидов.
Итак, в 1903 г. на крейсере I ранга "Россия" покончил жизнь самоубийством мичман Блок. В ходе расследования этого ЧП вскрылось, во-первых, наличие конфликта между покойным мичманом и лейтенантом Ивановым. "Недоразумению" предшествовала совместная вечеринка с вином, где лейтенанту показалось, что Блок слишком много внимания уделяет его жене, было употреблено слово "подлец". Во-вторых, так же как и в большинстве подобных случаев, длительное расследование не выявило виновных, а на факторы, способствовавшие гибели мичмана, никто не обратил внимания. Например, вскрылось, что флотские офицеры по обыкновению достаточно свободно использовали служебное время. Бытовое пьянство не являлось чем-то из ряда вон выходящим. И, наконец, никому не было дела, чем живет и дышит молодой офицер, как устроен его быт, чем занимает он свой досуг? Поэтому неудивительно, что и в упомянутом случае наместнику на Дальнем Востоке доложили: "...Считать поведение в этом деле лейтенанта Иванова вынужденным обстоятельствами и не выходящим из пределов понятий об офицерской доблести и чести офицерского звания..."
ЗАМЯТЬ ПО-РУССКИ
Рассматривая деятельность властей, а так же военного и морского министерств России конца XIX - начала XX вв. по реагированию на чрезвычайные происшествия, следует учесть, что в мощном потоке разнородных следственных дел, при большом количестве чрезвычайных происшествий военно-судебные органы оказались сильно перегружены.
Чтобы уменьшить общую нагрузку на военных юристов и в целях концентрации усилий на наиболее важных, по мнению руководства военно-судебных органов, направлениях работы, предпринимались следующие действия. Так, главный прокурор Петербургского военно-окружного суда 20 февраля 1890 г. рапортовал в Главное военно-судное управление о том, что в структуре деятельности его подразделения большой удельный вес составляют "так называемые чрезвычайные происшествия... причем без намека на какое-либо преступление или проступок, долженствующий стать предметом следствия".
Главным прокурором была представлена статистика дел по чрезвычайным происшествиям в войсках Петербургского военного округа, согласно которой ЧП составляли от 6 до 15% от общего числа следственных дел, а их доля в расходах военно-судебного ведомства доходила до 6-12%. А между тем на отдельные дела о ЧП было израсходовано от 100 до 155 руб. (немалые по тем временам деньги).
Каковы же были результаты? Из 150 дел о чрезвычайных происшествиях 140 оставлены без последствий, 3 переданы в полковые суды, 7 - духовному начальству, 2 - командирам. Только два (!) дела представлены военно-окружному суду. Но коль скоро практически все дела были прекращены за отсутствием состава преступления, так как "происшествия этого рода представляются действительно чрезвычайными с общежитейской точки зрения, в правовом же отношении или безразличны, или имеют ничтожное значение", подобного рода деятельность "в высшей степени бесполезна", полагал названный руководитель.
Примечателен, однако, ответ на приведенный документ начальника Главного военно-судного управления генерал-адъютанта князя Имеретинского. Он указал, что "...следствие по сим делам ...составляет весьма существенную гарантию в правильном направлении, решении или прекращении дел по означенным происшествиям".
Позиция четкая: закон выше любой целесообразности. К сожалению, торжествовала она далеко не всегда. Тому есть немало подтверждений. Например, генерал Лукомский вспоминал, что однажды, когда произошел несчастный случай с нижним чином, который по всем признакам мог быть признан ЧП, на Высочайшее имя донесение не было послано. Командование Киевского округа дело замяло, и только ротный командир получил выговор.
Таким образом, сто лет тому назад существовала стройная система реагирования на чрезвычайные происшествия в армии и на флоте России. Эта система отличалась высокой степенью правовой регламентации, но и тогда в силу различных обстоятельств (в том числе и национальной специфики) ее функционирование в войсках во многом зависело от личностных качеств руководителей. Яркий пример тому - случай, о котором пойдет речь ниже.
ТИПИЧНАЯ ЧАСТЬ
В 1902 г. в Брест-Литовске был обнаружен труп молодой беременной женщины. Расследование преступления вывело полицию на артиллерийскую часть Брест-Литовской крепости. О ЧП почему-то не было сообщено, как требовалось, военному министру. Он узнал о нем лишь после доклада министра внутренних дел императору и послал с проверкой в Брест-Литовск генерал-лейтенанта Дембовского. Последний, отметим, считал обстановку в крепостной артиллерийской части достаточно типичной для русской армии.
Уже при самом поверхностном анализе обстановки вскрылось, что в журналах взысканий нижних чинов в ротах крепости (1899, 1900, 1901 и 1902 гг.) фиксировалось от 5 до 18 взысканий в год. В одной из рот в 1899 г. было наложено лишь одно взыскание. "Таким образом, если судить о поведении нижних чинов Брест-Литовской крепостной артиллерии по количеству налагаемых наказаний, то ей придется в этом отношении отдать пальму первенства перед всей Русской армией, где если в роте (на 100 человек) налагается 8, 10 взысканий в месяц, то это отнюдь не указывает на ее порочное поведение, а лишь на то, что налагаемое взыскание действительно заносится в журнал, который для этого и установлен".
Показательно, что в ходе работы в крепости достаточно независимой (по крайней мере от начальников артиллерийского ведомства) комиссии военного министерства был вскрыт и такой существенный недостаток, как неучастие младших командиров в дисциплинарной практике. Проверка показала полное отсутствие применения дисциплинарной власти низшими начальниками 4 ступеней: командира отделения, взвода, фельдфебеля и младшего офицера.
И это при том, что воинские руководители того времени отчетливо понимали, что "...применение власти низших начальников имеет огромное значение в отношении поддержания порядка в войсках, ибо оно пресекает нарушение в самом зародыше и не дает развиться (нарушению - Н.Р.) до размеров крупных отступлений от существующих правил. Если низшие начальники будут своевременно применять свою власть, то высшим не придется взыскивать, разве лишь в особо исключительных случаях, иначе мало будет и самой суровой дисциплинарной власти, когда вследствие привычки к безнаказанности, нарушение порядка дойдет до крупных размеров".
Какие же нарушения дисциплины наиболее часто фиксировались у воинов-артиллеристов Брест-Литовской крепости в начале XX в.? Учетные документы показывают: самовольные отлучки, употребление спиртных напитков, обман начальства, недобросовестное выполнение служебных обязанностей (часто казенной прислугой - денщиками). Кроме того, встречалось неоказание должного уважения начальнику - "сидение при обращении к нижнему чину фельдфебеля, закладывание руки назад, курение в присутствии офицера ...даже при мне (генерале. - Н.Р.) один нижний чин 12 роты дозволил себе стоять вольно, заложив руку назад..."
В ходе инспекции обнаружилось: за сон на посту нижние чины не отдавались под суд, как это положено, а начальники лишь накладывали дисциплинарное взыскание в приказе по части.
В ходе инспектирования генерала Дембовского было также отмечено, что командиры в лучшем случае знали своих солдат по фамилиям, но не имели понятия о таких подробностях их биографий, как место рождения, семейное положение, род занятий до призыва. То есть о том, "...что непременно обязан знать офицер, ибо это близкое знакомство, особенно с характером и склонностями нижнего чина, и дает в руки начальника могущественное средство влияния на него чисто нравственными способами, при посредстве знания духовной стороны человека, а не при помощи только влияния дисциплинарной власти, страха ради наказания".
В общем, несмотря на наличие в русской армии стройной и достаточно совершенной законодательной и методической базы, определяющей полномочия и рекомендации командирам по поддержанию воинской дисциплины и правопорядка, все это не использовалось в должной мере. Возможно, причина этого укоренившегося в войсках положения в том, что главный критерий, по которому оценивалась деятельность командиров по поддержанию установленного порядка, заключался в отсутствии "громких" преступлений и происшествий. А это не стимулировало скрупулезную, рутинную предупредительную работу с подчиненными, скорее объективно подталкивало к сокрытию нарушений и в конечном же счете к серьезным неприятностям.
"УКЛОНИСТЫ" СТО ЛЕТ НАЗАД
Значительное внимание военных руководителей занимала работа по предотвращению различных форм уклонения от службы. Достаточно часто командиры строевых частей сталкивались со случаями членовредительства. Так, в декабре 1895 г. командир одного из полков, докладывая об изощренной форме членовредительства нижнего чина, вчерашнего крестьянина, пишет, что о подобной технологии ухода из армии солдат узнал у себя в деревне.
Можно уверенно констатировать, что подобное ЧП не было чем-то исключительным. Даже в образце заполнения документа по форме # 56 на Высочайшее имя идет текст рапорта командира полка, который докладывает о нижнем чине, который отрубил фалангу пальца с целью уклонения от воинской службы.
Нередко и родители призывников пытались добиться того, чтобы их "дитятко" избежало службы в армии. В ряду других выделяется попытка одной купчихи в 1897 г. "увести" от призыва сына. В ход пошли взятки врачам призывной комиссии, отправка сына в Германию - сначала на учебу, затем на лечение...
В конце XIX - начале XX в. участились случаи, когда офицеры, командиры воинских частей и подразделений за взятки от нижних чинов освобождали их от службы. Например, командир роты капитан Иосиф Плясецкий "...уволил за подарки со службы по болезни рядового Малышева...". Капитан без большого шума был уволен из армии, попав под дарованную "монаршую милость"...
Анализ архивных документов и военной периодики вековой давности позволяет утверждать, что единой политики, направленной на борьбу с уклонениями от воинской службы, не существовало. Военное министерство лишь реагировало на выявленные отступления от действовавшего законодательства - и не более.
СИЛА ПЕЧАТНОГО СЛОВА
И сто лет назад расследования нередко инициировались публикациями в печати. Так, в конце 1898 г. в журнале "Разведчик" появилась статья о том, что штаб-офицеры, обязанные выполнять функции, аналогичные с возложенными на современную военную приемку оборонных заводов, перепоручали проверку оружия штатским заводским браковщикам. Причем данное явление процветало во многих местах с прямого ведома командиров.
В январе 1899 г. из столицы империи на места ушел документ, содержащий просьбу командующим военными округами (ВО) дать ответы: знают ли они об этих фактах (существуют ли они)? Что необходимо делать для борьбы с негативом? Из трех ВО (Киевского, Варшавского, Кавказского) написали, что подобное "зло действительно существует". Командующие трех других ВО - Омского, Казанского, Закаспийского - отрицали наличие таких беззаконий. Что более интересно, в ответах руководителей других ВО, как прокомментировали в Главном военно-судном управлении, "вопрос этот (наличие или отсутствие у них означенных нарушений - Н.Р.) обошли молчанием".
Поступили и предложения по искоренению такого рода безобразий. Предлагались следующие меры: ужесточить спрос со штаб-офицеров, расширив вместе с тем их полномочия; заменить вольнонаемных мастеров казенными и увеличить им денежное содержание; завести книги учета; усилить надзор за расходом денег и т.п. Закончилось все тем, что была создана комиссия для выработки комплекса мероприятий с целью предотвращения нарушений порядка приемки военной продукции. Замечательно, что не появись в прессе материалы, военное руководство так и не узнало бы (может быть, впрочем, оно делало вид, что не знало) о существующей проблеме.
В архивных документах удалось найти и такой сюжет. Только после появления в петербургской газете "Русская земля" (примерно в марте 1908 г.) заметки, о том, что солдат, уплативших за билеты, прогоняют из внутреннего помещения трамвая на заднюю площадку, в военном ведомстве была отмечена некая активность. Выяснилось, что кондуктор свои действия объяснял имеющейся у него инструкцией. К материалам расследования подколот текст публикации, где неизвестный автор возмущен, что "защитник Отечества и Престола унижен, не может сидеть на лавке, тогда как революционер восседает себе спокойненько...".
В отличие от факта нарушения дисциплины в системе приемки оружия на военных заводах проблема проезда солдат в общественном транспорте в изменившейся политической ситуации не позволяла властям "спустить дело на тормозах". Поэтому был соответствующий доклад военному министру. А начальник Главного штаба (3 апреля 1908 г.) конкретизировал задачу генералу Скугаревскому, руководителю Комитета по образованию войск: "...Изыскать необходимые средства к выходу из сложившейся ситуации". Интересна мотивация документа: "Этот факт естественно также может быть истолкован революционерами в желательном для них смысле".
Обращает на себя внимание то, что руководство военного министерства в начале XX в. все чаще было вынуждено считаться с общественным мнением. Кроме того, достойно удивления, что зачастую пресса подменяла соответствующих командиров, фактически информируя вышестоящее командование о нарушениях правопорядка в армии. Характерно также, что руководители военного министерства неоднократно пытались обуздать "чрезмерную" активность офицеров-публицистов. Так, после появления в одном из номеров журнала "Разведчик" (1908 г.) заметки, подписанной "ротмистр Степанов", где автор требовал ответа по одной из проблем у генерал-майора Мартынова, появляется циркуляр Главного штаба за # 61 от 17 апреля 1908 г. В нем нет запрета офицерам писать и публиковать статьи в СМИ (как, судя по всему, кто-то из больших генералов хотел), но дается указание не называть должностей, воинских званий и фамилий. На практике же этот циркуляр не выполнялся, и офицерские статьи критического содержания продолжали появляться в печати.
ВЕЧНАЯ КАМПАНЕЙЩИНА
Попытка оздоровить офицерский корпус после позорного поражения в Русско-японской войне 1904-1905 гг., а также навести твердый порядок, дабы не допустить такого всплеска нарушений дисциплины в армии и на флоте, который имел место в 1905-1907 гг. и объяснялся как неудачами в сражениях на Дальнем Востоке, так и революцией, привела к массовому увольнению престарелых командиров и военачальников, выявлению и удалению недостойных лиц, в том числе пьяниц и т.п. Под эту волну, связанную с антиалкогольной кампанией (11 мая 1906 г. военный министр "по Высочайшему повелению" объявил командующим округами о борьбе с офицерским алкоголизмом), попали служившие в забайкальском захолустье генерал-лейтенант Суликовский и полковник Яндолевский, которые в пьяном виде набезобразничали на экзамене в учебной команде.
Между прочим, подобного рода случай, происшедший в 1901 г., остался, по сути, без серьезных последствий: за "непристойное поведение" командир одной из артиллерийских частей полковник Миропольский был оставлен дослуживать до эмеритальной пенсии три месяца. А вот генерала Суликовского и полковника Яндолевского моментально с позором уволили из армии, не учитывая прошлых заслуг.
Казалось бы, частный случай. Однако анализ всех обстоятельств этого дела позволил выявить некоторые факторы, вскрывающие механизмы функционирования воинской дисциплины в России в начале XX в.
Во-первых, налицо явный субъективизм в подходах к офицерам. Так, полковник Яндолевский, не ставший апеллировать к вышестоящим инстанциям, пытаясь оправдаться, а тихо ушедший в отставку, уже через год восстановился на службе. А генерал-лейтенант Суликовский, георгиевский кавалер, отличившийся на Русско-турецкой войне 1877-1878 гг., долгое время безуспешно добивался права ношения мундира как отставной воин. Даже обращения заслуженного ветерана к государю не имели успеха... Только после смены военного министра состоялось положительное решение по прошению (в сентябре 1910 г.).
Во-вторых, в борьбе с пьянством командного состава, кроме субъективизма, налицо все признаки кампанейщины. С уходом генерала Александра Редигера с поста военного министра (1909 г.) активность командования на этом направлении заметно уменьшилась.
