Вадим Белов Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. От Петра Великого до смерти Николая I. - М., О.Г.И., 2002, 608 с. Серия "Материалы и исследования по истории русской культуры", вып. 8.
Заснула чернь. Зияет
площадь аркой.
О.Э. Мандельштам
Существует несколько основных стратегий написания исторических сочинений. Повествовательная: "Князь Х сказал графу У, что виконт Z - дурак". Политэкономическая: "Безответственность деградирующей элиты привела к обнищанию масс". Герменевтическая: "В силу семантической иерархии этого времени виконт Z считался дураком". Социально-антропологическая: "Называя виконта Z дураком, князь Х тем самым выстраивал структуру сообщества". Летописное повествование лишь на первый взгляд кажется бесхитростным рассказом. Любой текст - уже конструкция, а конструирование невозможно без аналитического подхода. Но в основе успеха любого исторического труда лежит гармония между фактурой и объяснительными конструкциями.
В книге Ричарда Уортмана такая основа присутствует в полной мере. По предложенной классификации эту историческую монографию можно отнести к трудам, написанным на стыке социально-антропологического и герменевтического подходов, ставших в последнее время научным мейнстримом. Но в отличие от многочисленных работ о "повседневной жизни", сделанных наспех, монография Уортмана - труд достаточно выверенный, основанный на прекрасном знании классики жанра и его истоков.
Как высшая власть в России от времени ее формирования до конца царствования Николая I видела свой собственный образ и как экстраполировала его на другие слои общества, выстраивая тем самым социальные коммуникации? По Уортману, в основе образа высшей власти в России лежит сакральность, легитимизирующаяся через миф о своем иностранном происхождении. Американский славист в особенности настаивает на том, что самоидентификация высшей власти в России как власти иноземной является ключом к пониманию специфики всей русской истории. Автор даже утверждает, что "в изображении политического и культурного превосходства правителя чужеземные черты вели к положительной оценке, отечественные - к нейтральной или отрицательной". Это утверждение представляется более чем спорным. Во-первых, любая власть утверждает свою "отличность", устанавливая иерархическую дистанцию, ссылаясь на различные причины этой "отличности": древнее, иноземное, внеземное происхождение, божественную или народную избранность, моральное, интеллектуальное, силовое превосходство. И ссылки русских царей на свое иноземное происхождение не являются исключением в европейской истории. Национальные же коннотации в пропагандистской политике царской власти зачастую даже актуальнее, чем отсылки к иностранному происхождению. Странно, что Уортман этого не замечает, описывая московские коронации русских императоров. Да и в самих этих отсылках к византийскому или варяжскому происхождению власти подчеркивалась не иноземность, а историчность, преемственность - ведь никто из российских императоров не акцентировал внимания на своем германском происхождении. Поэтому сравнение мифологии происхождения власти русских императоров с "героической историей" полинезийских вождей является эффектным, но некорректным, а основной концептуальный тезис монографии - сомнительным. Тем не менее это обстоятельство не вредит поистине оригинальной работе Уортмана.
Анализ эволюции идеологии и образа царской власти Ричард Уортман сопровождает описанием механизма его репрезентации. Автор точно и подробно воссоздает ритуалы этой репрезентации, не упуская из виду множество деталей - одежда, девизы на триумфальных арках, гравюры, изображающие торжества, тексты гимнов и од. Основными механизмами экстраполяции образа царской власти были массовые мероприятия, эстетика которых призвана инсценировать отличие власти от простых смертных и ее сходство с богами, святыми и героями, создавая тем самым иерархические дистанции. Такая система иерархических дистанций позволяла эффективно и беспрепятственно проходить управленческой информации сверху вниз, доводя царскую волю до подданных без ущерба для императорского величия. Эта жесткая система коммуникативных шлюзов нарушалась лишь в исключительных случаях, так же, впрочем, ритуализированных. Непосредственное общение императора с народом, например, с "красного крыльца" в Кремле - классика государственного пиара на все времена.
Мероприятий по поддержанию и репрезентации имперской иерархии было множество: коронация, триумфальный въезд, церемонии триумфа, парадов, придворных праздников и даже траура и похорон императора. Процесс превращения мифа в структуры, призванные управлять восприятием, достаточно убедительно показан автором, причем в динамике. Последовательно проходя путь от анализа сценариев царствования при Петре I до сценариев Николая I, Уортман убедительно показывает, что "ритуал - это не маска силы, а тип власти".
