Воевать, так с юмором!

Как-то во время войны маршалу Жукову не удалось в чем-то убедить Сталина, и они говорили на повышенных тонах. Георгий Константинович вышел из кабинета Хозяина в возбуждении и в сердцах обронил в приемной: "У-у, ж┘ с усами!" Генерал, ожидавший вызова к Верховному, войдя в его кабинет, доложил об услышанном. Сталин приказал вернуть Жукова. "Вы сейчас сказали: "ж┘ с усами". Кого вы имели в виду?" - в упор глядя на маршала, спросил Верховный. -"Гитлера, товарищ Сталин!" - тут же нашелся Жуков. Сталин чуть помолчал и пыхнул трубкой: "Правильно, товарищ Жуков, и я о нем так думаю. - И повернулся к генералу-доносчику: - А кого имели в виду вы?"

Этот бородатый анекдот знают многие. Говорят, что в 1950-х, уже после смерти Хозяина и ареста Берии, он был популярен и в среде самих прославленных маршалов Великой Отечественной. Байку эту иногда даже преподносили как "случай из жизни", имея в виду конкретных военачальников-нашептывателей, которым их наушничество боком и вышло┘

Так ли это, сегодня проверить уже вряд ли возможно. Но есть забавные истории, связанные с нашими известными полководцами, которые больше похожи на правду, а то таковой и являются. Творцы Победы были не только "военачальниками крутых нравов" (под стать своей эпохе и боевой обстановке). Многие из них обладали изрядным чувством юмора, да и, как говорится, не чурались ничего человеческого. Свидетельства современников и их потомков донесли до нас ряд фактов подобного рода.

ЖУКОВ СТРАШНЕЕ ГУДЕРИАНА

Вот хотя бы история о том же маршале Жукове, относящаяся к осени 1941 года. Бои на подступах к Москве, на столицу прет танковая армада Гудериана, Георгий Константинович - командующий Западным фронтом. Молва о жуковской суровости и быстроте на расправу в то время уже распространилась в войсках - полководец успел тогда надавать немцам под Ельней, сдержать их наступление на Ленинград. И командующий одной из армий, генерал-майор Дмитрий Лелюшенко (в последующем генерал армии, дважды Герой), зная об этом, проявлял завидную изобретательность, избегая встречи с командующим фронтом.

Каждый раз, когда Жуков наведывался в его соединения, об остановке ему докладывали заместители Лелюшенко, который в данный момент всегда оказывался на передовой. До поры до времени Жуков не обращал на это внимания. А потом раскусил генерал-майора. Появившись в очередной раз в штабе соединения, он не без иронии спросил: "Где опять ваш хитрый хохол?" - "Возглавляет рейд по тылам противника!" - сразу же ответил дежурный генерал и показал на карте место нахождения своего командира. Жуков всмотрелся в карту и удивленно поднял бровь: "Он что, боится меня больше, чем Гудериана?"

РЮМКА КОНЬЯКА ОТ БАГРАМЯНА

У будущего маршала Ивана Баграмяна в бытность его командующим 16-й армией (переименованной позже в 11-ю гвардейскую) в оперативном отделе служил капитан Федор Свердлов. Он возглавлял группу информации, всегда был возле командующего, вел его карту и обязан был знать обстановку во всех подчиненных корпусах и дивизиях. Однажды, это было весной 1943-го, приехав с проверкой в одну из частей на передовую, Баграмян приказал Свердлову сходить в первую траншею и посмотреть, как там солдаты несут службу.

Дело было под вечер. В сопровождении двух офицеров капитан следовал по траншеям и вдруг за одним из-за поворотов в 25-30 метрах от себя увидел трех немцев. Скорее всего это была разведгруппа, устроившая засаду. Свердлов отпрянул назад, вместе с сопровождавшим полковым офицером забежал в недалеко расположенный блиндаж, откуда ротный вызвал по гитлеровцам минометный огонь.

- Когда я доложил обо всем Баграмяну, - рассказывал в 1990 году полковник в отставке Свердлов автору этих строк, - командующий, улыбнувшись, сказал: "Вот это был бы для немцев "язык"!" Но впредь в первую траншею или на передний край не посылал.

Баграмян всегда шутил очень тонко, умно, добро. Как-то - это было уже после войны - он, будучи в одной из частей, увидел на спортгородке молодых солдат, еще неокрепших, сутуловатых. "Как фамилия? - спросил у одного, не сумевшего (еще, видимо, и от волнения в присутствии маршала) выполнить простейшее упражнение на перекладине. - "Воробьев, товарищ маршал!" Баграмян похлопал его по плечу: "Ты, Воробьев, не расстраивайся, послужишь год - соколом станешь┘ А твоя фамилия?" - поинтересовался у другого слабака. "Орлов". - "Ну а тебе сам Бог велел в армии орлом стать!"

Конфуз произошел с третьим солдатом. Когда маршал спросил у него фамилию, тот смущенно потупился: "Козлов┘" Иван Христофорович слегка улыбнулся и вдруг сказал: "Ты вот что, Козлов┘ петь любишь?" - "Так точно, запевала в роте". - "Ну вот видишь! Старайся больше - Козловским станешь!" Кто не помнит, Иван Козловский - знаменитый оперный тенор, имя которого в 30-60-х годах было у всех на слуху.

Свердлов же рассказал, что когда вечером он приходил к Баграмяну с итоговым донесением, на столе уже стояла приготовленная для капитана рюмочка марочного коньяка. Коньяк Баграмяну часто присылали в подарок из Армении, и пил он понемножку, исключительно его. Водку отвергал напрочь. И не курил. Подчиненных командиров встречал весьма радушно, шутил, извлекал из памяти веселые истории, приглашал к столу, а уж потом приступал с ними к серьезным делам┘ "Свою" рюмку начальник группы информации с удовольствием выпивал за здоровье самого Ивана Христофоровича или его жены Тамары Амаяковны, которая довольно часто приезжала и подолгу гостила у мужа.

КАК СТАЛИН РОКОССОВСКОМУ ПОЗАВИДОВАЛ

Маршалы и их женщины - особая тема... В 1942 году будущий маршал Константин Рокоссовский, находящийся на излечении в госпитале после ранения, оказался в обществе известной в ту пору киноактрисы Валентины Серовой. Случилось это в Большом театре.

Серова была весьма красивой женщиной, мужчины были от нее без ума. Достаточно сказать, что свои гениальные стихи "Жди меня, и я вернусь! Только очень жди!.." писатель, поэт и журналист Константин Симонов посвятил именно ей - во всяком случае, в годы войны в это верили все. И после ее встречи с Рокоссовским просто не могли не распространиться легенды (не хочется употреблять слова "слухи", "сплетни" к таким выдающимся людям) о том, что у них роман. Тем более что маршал святым не был, это признают и его потомки (как не были в этом смысле святыми и другие известные полководцы Великой Отечественной, тот же маршал Жуков "жил" со своей личной докторшей). Всю войну с 1941 года и почти до ее окончания у него была и "фронтовая жена" - военврач Галина Таланова, от которой Рокоссовский даже нажил дочь Надежду.

Была ли Серова у Рокоссовского на фронте, доподлинно не известно, но сохранилась следующая история. Будто бы Лаврентий Берия доложил Сталину о том, что, мол, артистка Серова живет в штабе у Рокоссовского. "Серова? Красивая женщина. Очень красивая", - отреагировал Верховный. "Но, товарищ Сталин, авторитет командующего падает. Что будем делать?" - "Что будем делать? - Сталин начал задумчиво прохаживаться по кабинету. - Что будем делать┘ Завидовать будем, товарищ Берия!" И, остановившись напротив всесильного наркома, уже серьезно спросил: "А где жена товарища Рокоссовского?" - "Я уточню, но, должно быть, она в эвакуации". - "Немедленно отыщите ее и самолетом отправьте в штаб к Рокоссовскому. Они с Серовой сами разберутся, кому уехать, а кому остаться".

Конечно, свидетелей этого конфиденциального разговора быть не могло. Но он вполне мог иметь место. Потомки Рокоссовского неоднократно пытались отгородиться от этой "истории любви". А зря. Подобная незабываемая легенда делает честь любому мужчине, а уж такого ранга, как Константин Константинович... В конце концов, другие могут похвастаться лишь тем, что на фронте прятались в теплушках с медсестрами да снайпершами.

ТОНЯ, "ОРДИНАРЕЦ" КОНЕВА

Впрочем, под стать кинознаменитости может быть и медработница. Вторая жена маршала Ивана Конева, Антонина Васильевна, была санитаркой, но, если верить дочери полководца от этого брака, Наталье Коневой, полюбили они друга на фронте, как Ромео и Джульетта. И это при том, что разница в возрасте у них составляла 25 лет. Правда, к моменту их встречи в 1942 году первый брак Ивана Степановича уже исчерпал себя: он уехал на фронт, терпя поражение на фронте семейном, храня в сердце безумную любовь к детям - дочери Майе и сыну Гелию, и выглядел в это время весьма изможденным.

Антонина переезжала с Коневым с одного фронта на другой, всегда была рядом, случалось, что они засиживались за разговорами до полуночи. Конев даже называл ее в шутку "мой ординарец". Эта женщина помогла Коневу, страдавшему от жестокой язвы желудка, выжить на войне: полководцу нужна была специальная пища, и Антонина об этом заботилась. После войны, слушая ее рассказы об этом, дочь по-доброму подшучивала: "Ты, наверное, и в окопы с термосом пробиралась?"

На фронте же "ординарец Тоня" и пообещала стать женой Конева. Когда он услышал согласие, тут же подхватил ее, заключил в объятия и сказал: "Обнимая тебя, я обнимаю весь мир!" Такие слова женщины запоминают на всю жизнь. Но, увы, не каждый мужчина их произносит! Когда в 1946 году маршал Конев был назначен на пост главнокомандующего Центральной группы войск в Австрии и впервые там получил отпуск, они с Антониной поехали в Карловы Вары, благо что курортный городок был недалеко от австрийской столицы. Причем Конев сам вел машину и, как рассказывала дочери мать, всю дорогу от Вены до Праги пел своей спутнице песни. Хотя, по правде говоря, по уху маршала, что называется, медведь прошелся┘

Вообще же, чтобы таким людям, как Конев, жениться, требовалось, как однажды выразилась дочь другого известного полководца, Наталья Малиновская, "неофициальное благословение Верховного главнокомандующего". Во время войны о том, чтобы получить такое разрешение, не могло быть и речи. Поэтому Иван Конев и Антонина расписались лишь после 9 Мая 1945-го. При каких обстоятельствах Иван Степанович получил "добро" Генералиссимуса, история умалчивает.

А вот маршал Родион Малиновский представил Сталину свою фронтовую избранницу Раису Яковлевну во время приема в Кремле после Парада Победы. Наверное, здорово волновался: женщина, как бы сейчас сказали, была "с прошлым", у нее рос сын. Но, видимо, "Великий Отец всех времен и народов" не нашел в этом ничего "порочащего" (в те времена с этим было весьма строго), и высочайшее позволение было дано.

В ГАЛИФЕ, НО БЕЗ САПОГ

Что же до артисток и певичек, то за ними считали своим долгом ухлестнуть многие генералы. Как-то в армию, которой командовал генерал-полковник Андрей Гречко, приехала с концертом группа артистов. После обеда Андрей Антонович увязался за одной из пришедшихся ему по душе певиц, исполнивших несколько русских и украинских песен.

Командарма не смутило даже сообщение, что в труппе находится муж исполнительницы. Он взял артистку под руку, и они медленно пошли в сторону озера, близ которого располагался штаб армии. На песочке певица сбросила туфли и, наслаждаясь прохладой, пошла по кромке воды. Гречко, неожиданно для сопровождающих, стал стягивать с себя сапоги. Все удивленно переглядывались, а командующий, отыскав взглядом мужа артистки, сердито спросил: "Она, случайно, нырять не додумается?" Впрочем, эту историю соотносят и с тем периодом, когда Гречко был уже маршалом и министром обороны СССР.

Коль уж о нем зашла речь, заметим еще, что, в отличие, скажем, от того же Баграмяна, Гречко обычно отпускал свои "маршальские шутки" с более чем серьезным лицом.

Как-то на больших маневрах, за трапезой между "боями" кто-то из генералов, дабы повеселить министра, зачитал из журнала "Огонек" сообщение о женщине, которая во время еды проглотила вилку. Генералы заспорили, как такое могло быть, уж не розыгрыш ли? А маршал, поглядев на свою вилку, которой ковырял в каше с тушенкой (обед решили устроить "окопный", прямо как на фронте), покачал головой: "Если бы вилку проглотил наш солдат, мне на подпись уже принесли бы проект приказа, по которому запрещалось бы пользоваться вилками. И теперь бы вся армия, включая генералов, на китайские палочки перешла". Генералы не знали, смеяться или как. Вежливо улыбались.

КОМАНДАРМ ВЕСОМ В 160 КГ

А вот записи из военного дневника командующего различными фронтами, будущего маршала Андрея Еременко:

"23 мая 1943 года┘ Что я обнаружил в 43-й армии? Командующий армией генерал-лейтенант Голубев вместо заботы о войсках занялся обеспечением своей персоны. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (для производства свежего молока и масла), три-пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду, и фронт об этом знал┘ Когда мы в академии изучали Русско-японскую войну, то от души смеялись над генералом Сахаровым, который возил в теплушке корову... А теперь у нас еще похлеще Сахарова оказался генерал Голубев. Смех и горе. Может ли быть хороший воин из этакого генерала? Никогда! Ведь он думает не о Родине, не о подчиненных, а о своем брюхе. Ведь подумать только - он весит 160 кг!"

И такую запись приведем: "При проверке 39-й армии обнаружено, что ее командарм генерал Алексей Зыгин страшно растранжиривал продовольствие. Просто диву даешься, как люди теряют честь командирскую и совесть партийную. Зыгин перебрал одной водки 310 литров (по литру в день выпивать - и то на год хватит), а таких продуктов, как колбаса, масло, сыр, сахар... брал без счета. Все это делалось в условиях, когда и в стране трудновато с продовольствием, и в войсках не налажено снабжение".

Факты, конечно, как говорится, о той еще стороне Великой Победы, но каков и юмор военачальника, который даже дневниковые записи им перемежает!

Тыловые дела и в мирное-то время нередко достойны подобного рода колкостей┘ Вот весьма забавный пример на этот счет.

Прошло уже больше 20 лет после Победы. Первый замминистра обороны маршал Иван Якубовский выступает на собрании партийного актива в одной из частей. От написанного часто отвлекается, делая остроумные замечания и пояснения. Говоря о недостатках в снабжении войск, он отошел от трибуны и осуждающе рубил: "Заелись работники продслужбы! Салом позарастали! Животы - во! Шеи нажрали - голов повернуть не могут! Кстати, где этот продовольственный начальник, фамилию которого я только что назвал?" С первого ряда поднялся худой, дистрофичного вида офицер. Ничуть не смутившись, Иван Игнатьевич, обратился к залу: "Вот, полюбуйтесь, что я говорил! Может ли такой офицер продслужбы накормить людей, если он и себя накормить не способен?!"

"ПРОШУ ПОДГОТОВИТЬ МОИ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О СЪЕЗДЕ"

О маршале Еременко в послефронтовых анналах тоже осталось несколько характерных былей. Будучи делегатом XX съезда партии, разоблачившего "культ личности" Сталина, Еременко дал из Москвы в Ростов-на-Дону, где он командовал войсками округа, телеграмму: "Прошу подготовить мои впечатления о съезде".

Готовить их поручили подполковнику из политуправления. Тот расстарался и написал доклад в духе съезда. И вот уже командующий по написанному пропагандистом "делится" с генералами и офицерами "своими впечатлениями". Дойдя до фразы "не все благополучно и в нашем округе", он вдруг остановился и удивленно покачал головой: "Я бы этого не сказал..." По залу прокатился смешок, и маршал вышел из себя: "Кто писал?!" Поднялся тот самый подполковник из политуправления. "Кто вы такой, чтобы делать выводы за целый округ? Кто вам дал такое право?" - наорал на него Еременко. И, как ни в чем не бывало, продолжил чтение "своих впечатлений".

Вскоре после войны Андрей Иванович принес в издательство рукопись своих воспоминаний. Были там и такие строки (за дословность не ручаюсь, передаю смысл): "Вызываю члена Военного совета фронта Никиту Сергеевича Хрущева и отдаю ему приказ готовить людей к наступлению". Прошло несколько лет, Хрущев стал секретарем ЦК и возглавил московскую партийную организацию. Еременко внес правку: "Собрались мы с Никитой Хрущевым, чтобы обсудить вопрос, как лучше подготовить людей к наступлению". Когда Хрущева избрали первым секретарем ЦК, и он возглавил Совет министров, Еременко еще немного подкорректировал текст: "Быстро разобравшись в обстановке, Никита Сергеевич по-отечески посоветовал готовить людей к наступлению". Дотошливый исследователь может сравнить издания книг маршала (он их выпустил несколько), дабы убедиться в этом.

МЕМУАРЫ И МЕМУАРЩИКИ

Разумеется, все свои мемуары Еременко "писал" так же, как и "свои впечатления" о ХХ съезде, - их для него от первой буквы до последней точки сочинил полковник, имя которого осталось за обложкой вышедших книг. Это в стиле многих маршалов, стремившихся запечатлеть свой след в летописи Великой Отечественной.

"Соавторами" их трудов иной раз были и маститые писатели. Например, за Конева его "Записки командующего фронтом" писал автор "Повести о настоящем человеке" Борис Полевой. Баграмяну его двухтомник создавали два полковника. Такой же дуэт "соавторов" был и у творения маршала Гречко. Когда вышел его двухтомник, он вызвал обоих полковников к себе в кабинет министра обороны и спросил: "Я вам что-нибудь должен?" - "Что они могли ответить? - рассказывал автору этих записок все тот же Федор Свердлов, который знал мемуаристов Гречко лично. - "Никак нет, товарищ Маршал Советского Союза, вы нам ничего не должны". Единственное, что сделал Гречко, это вежливо с ними попрощался, пожав каждому руку, что он делал далеко не всегда".

Еременко отблагодарил своего полковника-"соавтора"┘ холодильником. Сам Свердлов в начале 1970-го полностью написал книгу мемуаров за генерала армии Галицкого объемом в 40 авторских листов. "Соавтору" повезло: "Награду я получал от своего бывшего командарма по тем временам царскую - новую "Волгу", стоимость которой он наполовину оплатил!"

Мемуары писали и маршалу Буденному. Как известно, вклад его в Победу в Великой Отечественной войне был более чем скромен, но и этот скромный вклад он хотел запечатлеть в анналах истории. Семену Михайловичу нашли подающего большие надежды капитана второго ранга из среды военных журналистов. Морская форма литератора сначала разочаровала полководца-кавалериста. Однако, малограмотный в военном да и в общеобразовательном отношении, во время беседы с ним Семен Михайлович своей мужицкой смекалкой понял, что кандидат в литзаписчики действительно попался толковый. Чтобы поощрить его на свершение великого дела, Буденный спросил: "А какое у тебя воинское звание?" - "Капитан второго ранга". - "Будешь хорошо работать - досрочно станешь капитаном третьего ранга! - пообещал маршал. И, заметив растерянность моряка-журналиста, успокоил: - Надо будет, мы это дело ускорим". Конником да лошадником до мозга костей он оставался до конца жизни.

КАК МАРШАЛ БУДЕННЫЙ САМОЛЕТ СЕДЛАЛ

Вообще Буденный был просто создан для анекдотов - говорят, про него их уже в Гражданскую рассказывали. Но Семен Михайлович и сам шутником был отменным, грубовато-острым. После войны, во время встречи в авиационном городке один из летчиков не столько для того, чтобы "подколоть" "первого красного кавалериста", сколько узнать что-то новое из его богатой биографии, спросил: "В 30-е годы проповедовали лозунг "С коня - на самолет!". А сами вы, товарищ маршал, не пробовали пересесть?" Буденный покрутил свой богатый ус: "Как не пробовать? Пытался!.. Но, правда, из этого ничего не получилось: седло на фюзеляж закрепить удалось, а уздечку на мотор накинуть так и не сумели". Зал, где проходила встреча, взорвался от хохота.

Наконец, доподлинно известно, что популярный в советское время анекдот про стройбат экспромтом "придумал" уже упоминавшийся здесь маршал Якубовский. Будучи главнокомандующим Объединенными вооруженными силами стран Варшавского Договора, Якубовский в Болгарии рассказывал тамошним солдатам о советских Вооруженных силах. Потом к нему подошли местные журналисты: "А что такое советская морская пехота?" - "Это, - Иван Игнатьевич показал отогнутый большой палец, - вот такие ребята! Отлично владеют техникой рукопашного боя. Один морской пехотинец способен сразиться с тремя солдатами вероятного противника". - "А что такое советский воздушный десант?" - "О-о! этим у нас равных нет! Прекрасно стреляют из всех видов оружия, могут управлять всеми видами техники - и своей, и той, что находится на вооружении НАТО. Одним словом, орлы!"

Тут-то ему и задали "провокационный" вопрос: "А что такое стройбат?" Якубовский на секунду-другую смутился, но тут же широко улыбнулся: "А это┘ это у нас такие воины-профессионалы, что для выполнения задач им даже оружие выдавать не надо!" Все это один к одному было напечатано в болгарских газетах с домыслами-комментариями борзописцев о том, что в СССР появился, как бы сейчас сказали, супер-спецназ. Материал был перепечатан также в Польше, Чехословакии и ГДР. Когда об этом доложили министру обороны маршалу Гречко, тот, немного пожурив своего первого зама за "дезинформацию", по своему обыкновению серьезно заметил: "Ну, не будем разочаровывать наших друзей по Варшавскому договору".

КЕРОСИНОЗАПРАВЩИК ДЛЯ "ДРАКОНА"

Шуток и баек от флотоводцев Великой Отечественной в коллекции автора, увы, нет. А вот летчиков не обижу. Маршал авиации Евгений Савицкий, будучи комдивом и комкором истребителей, в боях лично сбил 22 самолета Люфтваффе. Звезды Героя получил в 1944-м и 1945-м. В воздухе у него был позывной "Дракон", которым он пользовался и в послевоенные годы. И присуща ему была манера. Взлетит с полностью заправленными баками, отойдет подальше от аэродрома и тревожно сигналит на командный пункт: "Я - "Дракон", потерял ориентировку. Горит красная лампочка. Прошу вывести на точку".

На КП подобные проверочные вводные, как говорится, терпеть ненавидели, офицеров пункта наведения они бесили, на КП начиналась суета, воцарялась нервозность. А Савицкий, со своей стороны, не уставал их тренировать. И однажды в момент, когда в эфире раздался знакомый голос: "Я - "Дракон", потерял ориентировку, имею аварийный остаток топлива...", кто-то из авиаторов нажал кнопку передатчика и задорным голосом крикнул: "Дракон", слышь, ты не дрейфь, керосинозаправщик поднялся в воздух!" Савицкий, вернувшись из полета, построил летчиков: "Кто высылал топливозаправщик?" Молчание. "Не наказать хочу - поощрить за находчивость и остроумие. Это, товарищи летчики, не последнее в нашем деле!" Но охотника за наградой не нашлось.

Все бы начальники это понимали: что добрая шутка - не последнее в военном деле. И что шутить можно не только начальнику┘ Благо, на войне многие маршалы знали в этом толк!