Вадим Соловьев Борис Ельцин отныне принадлежит истории. Сделанное им, равно как и не сделанное, еще долго будет вызывать ожесточенные споры и прямо противоположные суждения. Но есть просто факты. Эта статья увидела свет в январе 2000 года вслед за неожиданной добровольной отставкой первого президента РФ, когда еще были свежи впечатления от его военной реформы. Но почти все проблемы, о которых говорилось 7 лет назад, как ни странно, не утратили своей актуальности и сегодня.
«Солдаты худеют, а генералы жиреют» – это оскорбление Верховный главнокомандующий, президент РФ Борис Ельцин бросил в лицо высшим российским военачальникам на заседании Совета обороны в мае 1997 года. И тем самым обозначил свое кредо в отношении Вооруженных сил: максимальный популизм, обращенный к основной массе военнослужащих, с одной стороны, с другой – отсутствие тех рабочих контактов и связей с генералитетом, которые формируют полноценное и эффективное военно-политическое руководство страны.
В решении военных вопросов Борису Ельцину в наибольшей степени был присущ чапаевский стиль. Он больше полагался на свой природный ум, политическую хватку, чем на профессиональные знания и подготовку (хотя президент и не служил в армии, но получил в советские времена воинское звание «полковник запаса» в соответствии с рангом руководителя в народном хозяйстве). По большому счету, президент не имел ни времени, ни желания, ни – тем более – соответствующей теоретической и практической подготовки для того, чтобы глубоко вникнуть в проблемы строительства новой военной организации нового российского государства. Видимо, больше доверял рекомендациям тех, кого он считал профессионалами, оставляя за собой обязанности политического руководства силовыми структурами, главным образом политической оценки предлагаемых ему решений проблем обороны и безопасности. В этом Ельцин видел воплощение одного из фундаментальных принципов демократического общества – гражданского контроля над Вооруженными силами.
РОЗОВЫЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
С самого начала президентства взаимоотношения у Бориса Ельцина с военачальниками складывались не лучшим образом. Это была не вина его, а беда. Идеологические установки, насаждаемые КПСС в Вооруженных силах и помноженные вдобавок на армейский принцип единоначалия, сформировали в военной среде чрезвычайно устойчивый стереотип политического консерватизма. Воспитание, направленное на достижение победы в бою, беспрекословное повиновение командирам и начальникам – вся система упорно противилась восприятию мировоззренческой позиции только что избранного всенародным голосованием главы Российского государства. В офицерской же массе тогда ему в основном симпатизировали (но молча), ожидая решительных перемен к лучшему.
Генералы, которые пришли Ельцину на помощь в Белый дом в кризисные дни августа 1991-го, явились дня него олицетворением нового военного руководства. Среди них – начальник войск связи Минобороны СССР Константин Кобец, организовавший защиту здания Верховного совета России и получивший затем пост главного военного инспектора Вооруженных сил. Однако позже он был уволен на фоне афер с жилищным строительством.
Впоследствии являлся советником президента РФ по военным проблемам еще один оказавшийся рядом с ним в период путча генерал – Дмитрий Волкогонов. Но вот в чем парадокс: войсками он никогда не командовал, с младых ногтей являлся референтом начальника Главного политического управления СА и ВМФ, возглавлял там же отделы и управления, пока не стал одним из заместителей начальника ГлавПУра. То есть был типичным армейским чиновником. Правда, за диалектическую систему своих взглядов отторгнутым в конце концов от военной синекуры и встретившим август 1991-го в должности начальника Института военной истории, автором монографий, показывающих покойных советских вождей в далеко неприглядном видe.
Но за роль первых военных лиц в команде Ельцина боролись и последовательно одержали победу маршал авиации Евгений Шапошников и боевой генерал, командовавший десантной дивизией в Афганистане, Павел Грачев. В дни августовских событий 1991 года Евгений Шапошников демонстративно вышел из КПСС, а Павел Грачев тайно обеспечивал боевую поддержку политических позиций антипутчистов.
Маршалу авиации поручили возглавлять Объединенные Вооруженные силы стран СНГ. Его профессиональный кругозор как военного руководителя, конечно, был несколько узковат для такой должности, но и у Бориса Ельцина не было широкого кадрового выбора. Павел Грачев тем временем набирался командно-организаторского опыта в должности заместителя главкома ОВС СНГ.
Тогда казалось, что с армией и флотом проблем не будет, поскольку их материально-технический потенциал не мог идти ни в какое сравнение с потенциалом любой другой части советской общественно-политической системы. Другая иллюзия состояла в том, что через нормативную базу удастся легко перестроить Вооруженные силы. Принимались законы, расширяющие права военнослужащих и вводящие широкий спектр льгот. Однако благие пожелания разбивались при столкновении с суровой реальностью. Заигрывая с военными и открывая для них горизонты рыночной экономики, в начале 1992 года президент издает указ, разрешающий командирам воинских частей вести коммерческую деятельность. Через полгода спохватились – военная собственность исчезала с поразительной быстротой, но джинн наживы вырвался из армейской фляги, и загнать его обратно все еще не удается.
Между тем постепенно вырисовывались и более серьезные проблемы. Вполне рациональный замысел Бориса Ельцина сохранить на постсоветском пространстве единые Вооруженные силы менее чем через шесть месяцев рассыпался под жесткими ударами суверенных тенденций, возобладавших в бывших республиках Советского Союза. Вооруженные силы СССР варварски растаскивались. Казалось, идет соревнование, о последствиях которого не задумывались: кто сколько, в том числе и ядерного оружия, урвет.
СТАНОВЛЕНИЕ
7 мая 1992 года президент Ельцин был вынужден подписать указ о создании Вооруженных сил Российской Федерации. Развод Советской армии по национальным квартирам стал свершившимся фактом и создал множество трудностей сотням тысяч обремененных семьями людей, которые во времена СССР из родных мест перебрались в соответствии с приказом для службы в другие республики. Гражданами какой страны они стали, кому служить, в конце концов, кому, какому государству приносить воинскую присягу? Ответы на эти и прочие вопросы готовил Дмитрий Волкогонов. Борис Ельцин не рисковал произносить их во всеуслышание, угадывая политическим чутьем, что это не то, чего от него ждут.
Оригинальных действенных решений не было предложено, если вообще велся их поиск. Впоследствии проблему переадресовали коллективному военному органу стран СНГ – Совету министров обороны стран Содружества. Но туда пожелали войти не все бывшие советские республики. Кроме того, эффективность этой межгосударственной структуры оказалась довольно невысокой – из принятых на сегодня нескольких сотен документов работают единицы.
Словом, нельзя сказать, что российский Верховный главнокомандующий принимал наиболее рациональные меры, скорее они напоминали вынужденные и представляли собой довольно формальные ответы Кремля на внезапно возникающие военно-организационные вызовы. Военно-политическое предвидение – качество, необходимое высокому военачальнику и политику одновременно, – было в явном дефиците, тем более не приходится говорить о тщательно продуманных превентивных действиях. Такая ситуация в военной среде именуется «ударами по хвостам».
Не мог оказать помощь своему Главковерху первый министр обороны России Павел Грачев. Он хорошо показал себя на уровне командира дивизии, это, наверное, и был его профессиональный потолок. Должность же главы военного ведомства требовала от человека куда больших способностей и организатора, и руководителя (не говоря уже о чисто политической ее составляющей). Но у Бориса Ельцина не было иной кандидатуры – крепкого военного практика и теоретика. Впрочем, по тем временам главнейший вопрос состоял в сохранении политической власти – и надежнее Грачева не было. Тем более что Павел Сергеевич преуспел в свойственных для Вооруженных сил советского периода лакировочных докладах типа: «Все хорошо, прекрасная маркиза». По его отчетам, реформирование армии и флота шло блестяще, в качестве убедительнейшего аргумента – вывод полуторамиллионной группировки советских войск из Восточной Европы. Он даже отрапортовал о досрочном, на три месяца раньше предусмотренного, завершении «невиданной по масштабам операции по перемещению войск в мирное время».
Тут же после раздачи наград и званий выяснилось, что дивизии и полки нередко направлялись из комфортабельных военных городков, построенных за рубежом, в российское чистое поле, а немецкие деньги для возведения жилья военным уже закончились. Оказалось, что дома-то построены, но на территориях других республик СНГ, куда первоначальными планами и предполагалась передислокация. Россия же, заявив о преемственности обязательств Советского Союза по выводу войск, вопрос о средствах на строительство жилья не предусмотрела и не согласовала ни со своими соседями, ни с иностранными партнерами.
ПЕРВЫЕ ОПЫТЫ РЕФОРМИРОВАНИЯ
По воззрениям Павла Грачева, военная реформа сводилась к двум вещам – выводу войск из Европы и сокращению 4,5-миллионного личного состава всех силовых структур. В остальном все оставалось без изменений. Например, военная доктрина, принятая в 1993 году, проштамповала стратегические взгляды прежнего ЦК КПСС: ставка на ядерное оружие, огромные контингенты войск и тому подобное. Хотя национальные военные конфликты уже захлестывали окраины России, угрожая ее целостности, афганские моджахеды вели бои с российскими пограничниками на территориях некоторых бывших республик СССР, переосмысления роли армии, характера ее подготовки, особенностей обеспечения, как и многих других вопросов, связанных с этим, еще не наступало.
Верховный главнокомандующий – президент РФ, безусловно, может отнести в свой актив создание хороших предпосылок для военного реформирования – выполнение ранее заключенных и подписание новых международных соглашений по сокращению ракетно-ядерных и обычных вооружений (договоры СНВ-1 и СНВ-2, разработка принципов договора СНВ-3, Договор о сокращении обычных вооруженных сил в Европе, договоры о ликвидации ракет средней и меньшей дальности и «Открытое небо»). Конечно, много усилий потребовало достижение договоренностей о передаче на территорию России стратегического и тактического ядерного оружия, оставшегося на Украине, в Белоруссии и Казахстане.
В решении военно-международных вопросов заслуги Бориса Ельцина неоспоримы, и тем резче они контрастируют с запущенностью проблем внутренних. Окружение делает короля – первоначальная боязнь Вооруженных сил в администрации президента затем сменилась на полное безразличие к их нуждам. Доминировало, как представляется, суждение, что сокращать армию и флот – это не увеличивать их. А уж как пойдет этот процесс – то ли чуть лучше, то ли чуть хуже – с глобальной точки зрения, не столь важно. Тем более что 3 октября 1993 года армия продемонстрировала полную лояльность Верховному главнокомандующему, расстреляв по его приказу из танковых орудий парламент в Москве. Впервые Вооруженные силы почувствовали жесткую руку своего Главковерха, а он уверовал, что армия вполне дееспособна, а потому реформы, как докладывают ему, идут в правильном направлении.
Начавшаяся через год чеченская война обнажила истинное состояние войск, в частности неподготовленность к участию в военном конфликте низкой интенсивности из-за того, что повсеместно в соединениях и частях не велось плановой боевой подготовки, налет летчиков ВВС был в десять раз ниже, чем требовалось, техника выходила из строя и не ремонтировалась, не заменялась.
Не зная реального положения дел в Вооруженных силах, президент дает себя уговорить «двухнедельным маршем десантного полка по Грозному» нормализовать ситуацию в мятежном субъекте Федерации. Традиционная армейская показуха обернулась трагедией. В действия Главковерха примешивалось и некое чувство ложной гуманности в борьбе против чеченских сепаратистов. Войска постоянно сдерживали, ограничивали применение артиллерии и авиации. Нередко бывало, что объявлялось перемирие, во время которого незаконные вооруженные формирования приходили в себя, и после передышки все начиналось сначала. В который раз в угоду политической конъюнктуре руководители государства приносили в жертву жизни солдат и офицеров, мобилизованных на службу тем же государством.
Начавшись бесславно, а попросту с двухмесячного вранья о неизвестных самолетах, бомбящих пригород Грозного, о неизвестных солдатах, ведших ожесточенный бой в чеченской столице, война на Северном Кавказе так же бесславно и закончилась. Ее, правда, завершал другой генерал – Александр Лебедь в ранге секретаря Совета безопасности, но схожесть образа мышления с Павлом Грачевым предопределила в итоге и полное поражение для Верховного главнокомандующего в этой войне.
ПОДСТУПЫ К РЕАЛЬНОМУ РЕФОРМИРОВАНИЮ
Параллельно с чеченской войной шла и другая – в самих Вооруженных силах – за элементарное выживание. За первые несколько месяцев 1996 года из-за острейших бытовых проблем и отсутствия перспектив их решения почти 600 офицеров и прапорщиков наложили на себя руки. Эта цифра равнялась пятой части потерь на чеченской войне – около 3 тыс. человек. Положение становилось нетерпимым: авторитет министра обороны Павла Грачева работал против имиджа президента.
Все предыдущие заслуги отбрасываются прочь – решение резкое, как выстрел. В преддверии президентских выборов на пост министра обороны назначается генерал Игорь Родионов, до того возглавлявший Академию Генерального штаба и серьезно разрабатывавший проблемы военной реформы в России. Он доказал необходимость военной реорганизации государства в целом, а не только ВС и других силовых структур самих по себе. Взгляд был глубоко научный. Но, очевидно, это мало кого интересовало в администрации президента. Там по-прежнему ждали человека, который придет и сам по себе уладит все вопросы военного реформирования. А Верховный главнокомандующий – президент тем временем раз-два в год будет широковещательно заявлять, что интересы военных – превыше всего и вот-вот их положение коренным образом улучшится. Что и практиковалось ежегодно начиная с 1993 года.
Честному генералу Игорю Родионову так и не суждено было понять, почему его снимают с должности в мае 1997-го. Ведь он месяцами добивался конфиденциальной встречи с Верховным главнокомандующим, чтобы утвердить план военного реформирования страны, облечь его в форму закона. Мотив отстранения от должности главы военного ведомства был прозаически прост – расходы Вооруженных сил чрезмерны и составляют 5% ВВП вместо утвержденных 3,5%. Вывод: реформирование не ведется. На этом же Совете обороны президент обязал все другие министерства и ведомства «каждый день» проявлять заботу об армии и флоте и считать это «первостепенной задачей» их деятельности.
Были образованы две правительственные комиссии: одна – по военному строительству, другая – по финансированию Вооруженных сил. Возглавили их соответственно премьер и вице-премьер. Таким образом президент создавал систему управления ходом военной реформы. Однако рабочей энергии этих правительственных комиссий хватило лишь до начала 1998 года. Видимо, к тому времени ослабло и внимание самого Верховного главнокомандующего к процессу коренных преобразований в армии и на флоте.
Не смог Борис Ельцин найти общего военно-реформаторского языка и с законодателями, в частности с комитетом Государственной Думы по обороне. И та, и другая стороны больше использовали проблемы военных для собственного политического самоутверждения, чем выработки необходимых оборонных мер в общенациональных интересах.
В конце концов глава комитета Лев Рохлин прямо противопоставил свое политическое движение, именуемое «В защиту армии и военной промышленности», президентскому курсу реформирования. Энергия созидания расходовалась на бесконечных пропагандистских дискуссиях, во взаимных обвинениях, в демонстративных выпадах. Минобороны и Генштаб, равняясь на Верховного главнокомандующего, встали в жесткую оппозицию Госдуме. Однако если принять во внимание довольно широкую поддержку идей Рохлина среди военной массы, то нельзя отрицать позитивность его военной программы. Верховный главнокомандующий, поддерживаемый генералитетом, оставался несгибаемым, о поиске здорового компромисса с военной оппозицией вопрос даже не ставился.
Таким образом, руководство Минобороны превратилось в единственно постоянный орган военного реформирования. Пагубность такого положения состояла в том, что МО вырабатывало планы перестройки военной организации государства в целом, естественно, не особенно считаясь с интересами других силовых структур.
РЕОРГАНИЗАЦИЯ НАЧАЛАСЬ
Наработки Игоря Родионова не пропали бесследно. Но теперь их докладывал президенту новый министр обороны, впоследствии маршал РФ Игорь Сергеев, занимавший до того пост главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения. Стратегия перестройки в военной сфере определилась – главное внимание РВСН, отпугивающим потенциального агрессора от посягательств на Россию и ее союзников. Остальные же виды и рода войск ВС – не суть важно.
Минобороны вело разработку планов военного реформирования достаточно келейно: расчеты и прогнозы не публиковались, даже в военной среде никто толком по сей день не знает, кто же конкретно готовил соответствующие рабочие документы, в том числе и за другие силовые структуры. Лишь СМИ скупо сообщали, что президент, встретившись с министром обороны, «одобрил принимаемые меры в военной сфере».
Проработка концепции реформирования шла до конца 1997 года, но широкой общественности долгое время оставалась неизвестной. Тем временем прекратили свое существование как род войск Военно-космические войска и Войска противоракетной обороны, слившись с РВСН. Утверждается, что тем самым было сэкономлено на содержании войск около 1 млрд. руб., а численность личного состава уменьшилась на треть.
На следующий год сообщалось, что получена еще более разительная экономия за счет того, что Войска противовоздушной обороны вошли в состав Военно-воздушных сил.
1 января 1999 года Верховный главнокомандующий получил доклад, что в соответствии с установленными сроками численность Вооруженных сил снижена до 1,2 млн. человек. Это означало, что уволено 600 тыс. офицеров и прапорщиков, причем 400 тыс. не имеют права на пенсию, и только каждый четвертый из них сможет найти схожую специальность в гражданской жизни, остальные – профессионально непригодны, их следовало бы переподготавливать, но для этого нет средств. Помогают же практически только страны Запада и Япония. В конечном итоге мотив этой безвозмездной помощи в том, чтобы посодействовать стабилизации социальной обстановки в России, упрочить позиции президента Ельцина.
Шел поиск путей решения жилищной проблемы для военных, число нуждающихся в собственном угле перевалило за 100 тыс. человек. Программу жилищных сертификатов почти на корню подрубил финансовый кризис 1998 года. Верховный главнокомандующий вновь не сдержал слова, широковещательно данного людям в погонах. Как, впрочем, систематически не выполнял постоянных обещаний о своевременных денежных выплатах.
Маршал Игорь Сергеев, судя по внешним признакам, нашел подходы к Верховному главнокомандующему. Иначе трудно понять, почему в конце 1998 года ему удается подписать у Бориса Ельцина указ о создании Объединенного командования сил стратегического сдерживания, не предусмотренного никакими планами реформирования. Казалось, началась импровизация на темы реформы, преследовавшая узковедомственные интересы. Главком РВСН получал бы под свое командование воздушные и морские ядерные силы, тем самым по статусу превзошел бы Генеральный штаб и становился правой рукой министра обороны.
За симпатии Верховного главнокомандующего повел борьбу и Генштаб. Согласовав только с ним (даже не поставив в известность министра обороны), генерал Квашнин неожиданно вводит десантников в Косово и ломает ход затянувшихся переговоров об участии российского контингента в миротворческой операции. С тех пор разговоры о создании Объединенного командования сил стратегического сдерживания затихли сами по себе.
Не вдумываясь глубоко в предложения военных, Главковерх не только приобретал видимость игрушки в их руках, но подчас представлял и военное командование в смешном свете перед миром. То Борис Ельцин объявляет о введении нулевого полетного задания в стратегические ракеты, о чем Генштаб даже не подозревает, но вынужден поступить именно так. То на очередном международном форуме снимает с дежурных ракет боевые головки и отправляет их на хранение, что ни в коей мере непозволительно по всем служебным нормативам. То сокращает число ядерных ракет на треть и т.д.
СТО ДНЕЙ ДО ПРИКАЗА
Почти за десятилетие, что Борис Ельцин исполнял обязанности Верховного главнокомандующего, ему неоднократно приходилось отдавать указания на использование войск. Всегда – в связи с национальными конфликтами. И ни разу – для отражения нападения извне, к которому так тщательно готовились Вооруженные силы. Даже войну НАТО на Балканах Ельцин не связывал с возможной агрессией против России. Он довольно хорошо знал западных лидеров и мог реально оценивать их подходы к мировой политике. Но не упускал случая напомнить, что у России есть ядерное оружие. В назидание принимал участие в стратегических учениях и учебных пусках ядерных ракет.
Главы западных стран тоже хорошо знали «друга Боба» и реагировали на его задиристые слова весьма снисходительно, с известным пониманием ситуации и окружения, в котором он находится. Они помнили, что именно Борис Ельцин в 1995 году, находясь в Варшаве, прямолинейно высказал согласие на вступление восточноевропейских стран в НАТО и не видел ничего предосудительного в расширении границ Североатлантического союза на восток. Лишь потом под давлением внутренней политической конъюнктуры президенту РФ пришлось изменить это мнение.
Так или иначе, но его последний приказ на использование войск также был связан с внутренним конфликтом в Дагестане и последующей второй чеченской войной. Армия вновь выполняла внутреннюю функцию по сохранению целостности России в борьбе против вооруженного сепаратизма, делающего ставку на развернутую террористическую войну против Центра.
Самое печальное во всем этом, что к подобным выводам пришли не политики вместе с Минобороны и Генеральным штабом, а подвела к ним сама российская действительность. Рухнули утвержденные на самом высоком уровне за несколько лет до этого Концепция национальной безопасности и Военная доктрина. Они оказались полностью несостоятельными под натиском жизненных обстоятельств. Военно-политическое руководство было не в состоянии сколь-нибудь достоверно предвидеть военно-политическое развитие событий на Северном Кавказе.
В ходе второй чеченской войны боевые действия развивались успешно для федеральных сил, главным образом потому, что их не сдерживали политики, а Генштаб провел соответствующую подготовку, учтя неудачи первой чеченской кампании.
Тем не менее перекосы в военном реформировании обнаружили себя чрезвычайно остро. Сухопутные войска практически прекратили свое существование как самостоятельный вид Вооруженных сил, их численность составляла менее четверти общего количества личного состава, в то время как в Вооруженных силах США и армиях других стран они колеблются в пределах 40–48%. Подготовленных полков и батальонов просто не хватало на первоначальном этапе, в связи с чем в Чечню направлялись морские пехотинцы с флотов.
Вторая война в Чечне показала, что на Сухопутные войска в первую очередь следовало бы обращать внимание в процессе реформирования, ведь и в выполнении задач по отражению внешней угрозы и подавлению внутренних беспорядков без них не обойтись. Кроме того, чеченские бандформирования оказались экипированы, вооружены и обеспечены лучше, чем федеральные части. И это при том, что отечественная оборонная промышленность могла предложить изделия по последнему слову техники, однако не было заказов, так же как и денег на их выполнение, поскольку основные ассигнования направлялись на подготовку к защите от внешней агрессии.
