Владимир Славин Взяться за написание этой статьи меня побудил недавний выход из печати новой книги историка Марка Солонина «23 июня: «день М». Взгляды данного исследователя на начальный период Великой Отечественной войны всегда представлялись мне интересными. Немного у нас историков, у которых столь развита логика мышления. Вот почему отношусь к трудам г-на Солонина с большим вниманием.
Однако всегда ли я с ним согласен? Да почти никогда. Причем одновременно хочется пожелать и Марку Солонину, и авторам других публикаций, посвященных событиям конца 1930-х – первой половины 1940-х годов, непременно прислушаться к следующему совету: давайте, наконец, вникать в суть содержания документов, а не пытаться подтвердить ими свои домыслы. А заодно руководствоваться правилом, сформулированным Папой Римским Львом XIII: «Главный закон истории – не сметь лгать, второй – не бояться сказать правду».
НЕ ВЧЕРА НАЧАЛОСЬ
Но, к сожалению, беда почти всех отечественных историков (даже военных историков) заключается в том, что, когда к ним попадает документ оперативного или стратегического планирования, понять они его не могут в принципе. Наши исследователи прошлого, как правило, настолько профессионально далеки от процесса планирования применения войск, что попытки подтвердить свои посылы на основе полноценного анализа первоисточников ни к чему путному не приводят. Это полностью относится и к последней книге Марка Солонина, и к другим изданиям, посвященным тому же времени.
Подводит, однако, наших ученых и публицистов не только непрофессионализм.
В течение десятилетий историки разных стран в своих трудах стремились дать ответы на вопросы о том, кто явился виновником развязывания Второй мировой войны, почему относительно локальный европейский конфликт перерос в глобальное противоборство, какие именно государственные деятели и в какой степени несут ответственность за такое развитие событий. Одновременно отечественные исследователи стремились максимально полно осветить все подробности событий, приведших к трагедии лета 1941 года и, надо отметить, еще в период существования СССР на основе доступных источников проделали большую работу.
Тем не менее начавшееся с конца 1980-х годов появление новых документов, расширение доступа к архивным фондам и освобождение историков от жесткого идеологического диктата со стороны властей поставили задачу нового осмысления этой темы.
Кстати, российская историческая наука не первый раз сталкивается с подобной проблемой. Схожие процессы происходили в ней в XIX – начале XX века применительно к изучению истории другой Отечественной войны – 1812 года. В течение первых 50 лет после разгрома наполеоновской Франции исследования велись исключительно в рамках официальной версии событий, которая подкреплялась личной близостью ведущих историков к трону.
Но в 1860-е годы начался процесс переоценки устоявшихся взглядов, который шел далеко не просто и не безболезненно. Как и теперь, тогда тоже хватало поспешных выводов, хлестких заявлений, превалирования эмоций над существом исторических проблем. Как бы то ни было, только к 100-летию Отечественной войны 1812 года увидел свет более или менее объективный фундаментальный труд, обобщивший итоги многих работ и до сих пор сохранивший научное значение.
В развитии исследований истории Великой Отечественной войны, видимо, идет схожий процесс. В течение почти 50 лет в рамках официально признанной в СССР версии событий, сформулированной еще в 1941–1945 годах и закрепленной в выступлениях лидеров советского государства и Коммунистической партии, было дано описание основных периодов и важнейших эпизодов войны, изданы многие документы тех лет, возникла обширная литература по различным проблемам.
Однако постепенно нарастало понимание, что чем больше мы узнаем о фактах тех лет, тем сложнее сохранять в неизменном виде официальную версию. Поэтому идеологический контроль неуклонно усиливался. К началу 1980-х годов подавляющее большинство исследований истории Великой Отечественной войны стало походить друг на друга как две капли воды. Это в определенной степени объясняет тот бум исторических сенсаций, который захлестнул страну во второй половине 1980-х годов.
«ВОЗМУТИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ»
В начале 1990-х годов процесс переоценки истории Советского Союза зашел достаточно далеко. Тезис о «сталинских ошибках», приведших к трагичному началу Великой Отечественной, уже стал общим в любой литературе.
С 1993 года военно-политические проблемы кануна вооруженного противоборства между СССР и нацистской Германией оказались в центре дискуссии, вызванной публикацией в России книг Виктора Суворова. Хотя эти работы написаны в жанре исторической публицистики, они довольно четко очертили круг наименее разработанных в историографии проблем.
За прошедшие годы споры вокруг книг Суворова-Резуна распались на несколько направлений.
Одни авторы просто отвергают версию разведчика-перебежчика. Другие опровергают ее, ссылаясь на целый ряд ошибок и неточностей бывшего офицера ГРУ. Третьи, учитывая неоднозначные и слабые положения этих книг, привлекают для анализа авторской версии все новые документальные материалы, которые в принципе не столько убеждают, сколько подтверждают необходимость дальнейшей разработки этих тем.
Как бы то ни было, развернувшаяся дискуссия привела к выявлению новых архивных документов, свидетельствующих, что советское руководство, конечно же, имело собственный взгляд на политическую ситуацию того периода и пыталось использовать ее в своих интересах. Появившиеся материалы и исследования показали, что традиционная официальная версия об исключительно оборонительных намерениях СССР становится все менее обоснованной.
Естественно, новый виток дискуссии не избежал определенной политизации. Это было связано прежде всего с поддержкой Суворовым старой версии германской пропаганды о «превентивном характере» нападения Третьего рейха на СССР и возложением на советское руководство вины за развязывание Второй мировой войны. Сторонники традиционной версии полагают, что стремление доказать наличие у Советского Союза наступательных намерений в отношении Германии служит обоснованием тезиса, прозвучавшего из уст Гитлера и его приспешников в качестве обоснования объявления войны Советскому Союзу, нанесения по нему так сказать «упреждающего удара».
Поэтому, например, с точки зрения официальных российских историков, во главе которых стоит руководство Академии военных наук, все, что говорит в пользу варианта наступательных намерений Москвы, «следует отрицать всегда, везде и несмотря ни на что». Вдобавок, согласно нашей старой доброй традиции, в развернувшейся полемике продолжается использование ненаучных аргументов, подтасовок и межличностных перепалок.
Некоторые защитники традиционной версии объявляют идущую дискуссию проявлением «антинаучной тенденции» и призывают в духе советской цензуры «не давать возможности» оппонентам публиковать свои исследования. Но это лишь подтверждает мнение известного немецкого писателя Томаса Манна, что «мы чаще злимся и возмущаемся, противодействуя какой-то идее, когда сами не слишком уверены в собственной позиции и внутренне готовы принять и противоположную сторону».
Как правило, сторонники традиционной версии предпочитают вести полемику именно вокруг концепции Виктора Суворова. Это довольно странно, так как в полном виде ее не поддерживает, пожалуй, никто из серьезных исследователей. В результате создается впечатление, что эти проблемы можно рассматривать только с позиций автора «Ледокола» или с точки зрения членов президиума АВН и начальства Института военной истории Минобороны РФ. Однако это не так, поскольку ставшие доступными документальные материалы и исследования последних лет позволяют предложить и другие концептуальные подходы к обсуждаемой проблеме.
ГИПНОЗ ПРЕДВЗЯТОГО МНЕНИЯ
Во все времена международная политика представляла собой ожесточенную борьбу за контроль над имевшимися ресурсами, которые разными способами отбирались у слабого соседа. Не стал исключением в этом отношении и XX век. Поэтому в исторических трудах необходимо объективно рассматривать и советскую внешнюю политику без каких-либо пропагандистских шор, а с точки зрения реальных интересов, целей и возможностей СССР. При этом речь не идет об оправдании или обвинении Москвы и Кремля, как это зачастую практикуется в отечественной исторической литературе, продолжающей традиции советской пропаганды.
Как правило, в описываемых событиях действуют несколько сторон, каждая из которых стремится достичь своих целей, отстоять свои интересы. В российской же историографии преобладает подход, когда исследователь (исходя только из своих собственных симпатий или антипатий) делит всех участников событий прошлого на «хороших» и «плохих» («прогрессивных» и «реакционных» и т.п.). Что в итоге ведет лишь к искажению исторической перспективы.
Эта особенность человеческой психики является питательной почвой для возникновения и закрепления предвзятого мнения, являющегося наиболее серьезной помехой на пути развития исторической науки, которая, как и любая другая наука, основана на принципе аргументированного доказательства выводов. В результате, приводя в своих трудах наконец-то рассекреченные документы, которые опровергают устоявшуюся официальную версию событий, авторы подобных публикаций умудряются в ряде случаев рассматривать эти документы как подтверждающие ее!
Таков гипноз предвзятого мнения.
Между тем, как ныне достоверно известно, информация, достаточно подробная и точная, о планировании и сроках нападения нацистской Германии на СССР, начала поступать в Москву уже в декабре 1940 года. Постепенно сведения уточнялись и приобретали вполне законченную форму. По мере изменения Гитлером сроков грядущего наступления вермахта, советской разведке с поразительной оперативностью становились известны и они.
Реакция со стороны Наркомата обороны СССР, Генерального штаба Красной армии, безусловно, должна была последовать. Хотели ли в Москве упредить готовящееся вторжение гитлеровских войск? Да кто же не понимает выгод от подобного удара? Конечно, хотели!
Тогда почему генерал армии Махмут Гареев, несмотря на то что сам впервые опубликовал сведения о том, что еще в марте 1941 года советское военно-политическое руководство получило данные разведки об ориентировочных сроках начала войны (12 июня), вдруг утверждает, что в 1941-м Советский Союз ни о какой превентивной войне против Германии не помышлял и не мог помышлять?
Да в Кремле, а особенно в Генеральном штабе, не только могли, но и обязаны были «помышлять» о том, как создать наиболее благоприятные условия вступления в войну с Третьим рейхом и его сателлитами. В противном случае следует сделать вывод, что все советское руководство, и прежде всего военное, состояло из полных идиотов, которые не могли понять вполне очевидные вещи, действовали в соответствии со своими, невнятными интересами.
Понятно, что подобное предположение совершенно не соответствует тому, что мы знаем о хозяевах Кремля и руководстве Генштаба РККА и Наркомата обороны, об их действиях в 1930–1940-е годы.
По свидетельству Вячеслава Молотова (см. его беседы с Феликсом Чуевым), который был в то время вторым человеком в советской государственно-политической верхушке после Сталина, подготовка к неизбежной войне с Германией, конечно же, велась: «Иначе зачем нам еще в мае месяце надо было из глубины страны перебрасывать в западные приграничные военные округа в общей сложности семь армий? Это же силища великая! Зачем проводить тайную мобилизацию восьмисот тысяч призывников и придвигать их к границам в составе резервных дивизий военных округов?»
Правда, Молотов, откровенно прикрывая свои личные ошибки и просчеты, убеждает нас, что конкретного срока германского нападения «точно не знали», но войска-то уже сосредоточивали.
Естественно, возникает вопрос, что будет после того, как Красная армия развернется на западных границах СССР? При том, что еще было не вполне ясно – нападет ли Германия в 1941 году вообще?
«Время упустили, – делает вывод Молотов. – Опередил нас Гитлер!»
В чем, спрашивается, опередил?
Сторонники традиционной версии так и не смогли опровергнуть эти материалы, но был найден новый аргумент.
Так, и Дмитрий Волкогонов, и Махмут Гареев, и другие исследователи утверждают, что «никому не известно о каких-либо документах, планах, которые бы подтверждали замысел Сталина совершить нападение на Германию в определенный момент».
Действительно, многие документы до сих пор неизвестны. Но не потому, что их искали и не нашли. Немало важных архивных фондов закрыто для историков. А целый ряд первоисточников, хранившихся в Генеральном штабе, уничтожен по личному приказанию маршала Георгия Жукова одним из руководителей современной Академии военных наук. Хотя это дело времени, но обязательно будет обнародована та причина, по которой некоторые маститые ученые позволяют себе утверждать, что «нет таких документов».
Однако вот что интересно: даже известные документы советского военного планирования – далеко не убедительное доказательство оборонительных намерений СССР.
РЕЗУЛЬТАТЫ УМОЛЧАНИЯ И ОТРИЦАНИЯ
Вроде бы благая и святая цель – оградить великий подвиг народа, отстоявшего ценой миллионов жизней своих лучших сыновей свободу и независимость, от всякого рода инсинуаций. Но трансформировалась она в ширму, скрывавшую в угоду интересам целого ряда личностей военного руководства факты, свидетельствовавшие об их личных промахах и ошибках. Именно это позволило идеологическим противникам России сначала отдельными публикациями, а затем и системным, в рамках ведения настоящей информационной войны, потоком статей и «исследований» представить народу его историю в том виде, который заставил бы ее стыдиться.
Сегодня уже четко прослеживается вполне определенная идеологическая линия: используя сослагательное наклонение, подкорректировать на основе тенденциозного анализа малоизвестных фактов истории итоги Второй мировой войны, снизить международный авторитет России, ассоциировать и закрепить в сознании людей ее внешнюю политику с понятием агрессии, реанимировать тезис о «советской военной угрозе».
Далее можно будет оправдать и расширение НАТО на восток, и развертывание новых систем ПРО, и... Да в общем все, что в последующем нужно будет оправдать.
Очевидно, что не только в Германии твердо усвоили наказ «железного» канцлера Бисмарка: «Беда тому государственному деятелю, который... не изыскивает причины для начала войны, причины, которые бы и после войны продолжали оставаться убедительными». Гитлеровское правительство эту идею реализовало настолько мастерски, что и сегодня одним так хочется вновь озвучить, а другим, не утруждающим себя изучением материалов Нюрнбергского процесса, поверить в легенду «о превентивной войне». Хотя, напомню, официальные обвинения в адрес СССР о подготовке агрессии прозвучали в меморандуме, врученном министром иностранных дел Третьего рейха Риббентропом советскому послу в Берлине в 4 часа утра 22 июня 1941 года.
Впрочем, в уме, логике и аналитическом мышлении основному двигателю идеи превентивной войны Виктору Резуну отказать нельзя. Его книги людям, интересующимся историей Второй мировой войны, прочесть необходимо. В них есть главное для мыслящих людей – направления исследования. А вот выводы – их не надо бездумно повторять. Их надо сделать самим. И обосновать на основе добытой объективной и систематизированной информации. Но ею, к сожалению, не торопятся делиться те, кто имеет доступ к закрытым фондам. Причем значительная часть документов рассекречена. Да и те, кто по служебному своему долгу обязан убедительно опровергнуть версию Резуна, этого до сих пор не делают.
Одни «видные военные ученые» не считают возможным опускаться на столь якобы низкий уровень. Хотя никто, кроме самих этих людей, давно уже не считает, что их уровень исторических познаний столь уж высок. Гордый титул доктора исторических, а тем более военных наук сегодня людям осведомленным говорит лишь о том, что данный представитель «патриархов» отечественной истории или военной мысли досконально изучил один (да, да, не удивляйтесь), именно один и очень узкий вопрос военного искусства или истории.
Чем умнее человек, тем в большем он сомневается. Слишком часто нынешние столпы военно-исторической мысли стали приводить главный исторический довод: этого не может быть просто потому, что не может быть никогда.
А вот Суворов-Резун говорит, что может. Более того, не просто говорит, а книга за книгой убедительно обосновывает свои суждения.
Многие верят. В России народ падок на «нестандартные мысли», «асимметричные ответы» и т.д.
Лучом света в темном царстве могла бы стать военно-научная конференция, прошедшая в Министерстве обороны накануне 60-летия начала Великой Отечественной войны. В ряду бессмысленных, так сказать, «по случаю» и «в связи с» выступлений там блеснули и настоящие, достойные военных руководителей страны аналитические доклады, четко ориентированные на исторические параллели, имеющие вполне определенную прикладную направленность.
Но именно – блеснули. И погасли.
Вышедший сборник материалов конференции, несмотря на высокое должностное положение выступавших, поразил своей «отредактированностью» в духе начала 1980-х годов. Из докладов выпало все, что могло не понравиться отечественным ортодоксам, непосредственно отвечающим за выпуск сборника.
«Перенять гонца велят, и в суму его пустую суют грамоту другую». Александр Сергеевич Пушкин, как обычно, прав. Ничего за многие века у нас не изменилось.
ДОВОДЫ В ПРОТИВОВЕС
Способность военного ведомства перечеркнуть на информационном поле любую, даже самую безоговорочную победу, завоеванную на поле брани, становится у нас системно-патологической. Вовсе не поддерживая версии официальных историков (насмерть обороняющих свои догмы), попробуем все же привести ряд доводов в противовес версиям Виктора Суворова-Резуна и Марка Солонина.
Последний, как уже говорилось выше, только что опубликовал новую и, бесспорно, очень интересную книгу. В ней излагается тезис о том, что Советский Союз готовился начать войну против Германии 23 июня 1941 года. Более того, на 23 июня планировалась провокация, аналогичная той, что послужила поводом для нападения СССР на Финляндию зимой 1939 года, чтобы доказать необходимость нанесения удара по Третьему рейху. В книге это достаточно логично и убедительно обосновывается.
Но в основе гипотезы автора лежит предположение, что точных сроков нападения немцев на СССР советское военно-политическое руководство не ведало. Однако о них в Москве знали. С 18 июня 1941 года началось приведение соединений и частей западных приграничных военных округов СССР в полную боевую готовность. Уже 20 июня округа доложили о занятии установленных районов войсками и готовности к отражению наступления.
Никакая «внезапность нападения» никакими документами, кроме «воспоминаний и размышлений» тех, кто позорно проиграл начало войны, не подтверждается. Так зачем выдумывать что-то за немцев? Они сами 22 июня станут самыми настоящими и безоговорочными агрессорами. Надо только помочь всему миру, а в особенности Великобритании и США, этот факт признать. Значит, надо дать немцам вступить на территорию СССР и 5–10 дней «упорно обороняться».
Все. Дальше можно решительно наступать. Вперед – в Европу! И в агрессии не обвинит никто.
В обосновании же немецкой легенды о превентивной войне у сторонников этой версии в настоящее время сегодня четко прослеживаются следующие направления:
1. Выявить и выделить, выпятить, гиперболизировать агрессивную составляющую предвоенной внешней политики Советского Союза, доказать «заинтересованность» Москвы в войне с Германией.
2. Максимально завуалировать агрессивные приготовления германской стороны, особенно документы, сроки и последовательность разработки плана «Барбаросса».
3. «Создать» на границе с Германией ударные группировки советских войск, желательно с огромным количеством танков и авиации, как основы ведения наступательных операций того времени и привести их в соответствующее боеготовое состояние.
4. Тенденциозно трактуя документы, выделить агрессивную составляющую советских военных планов и на их основе определить конкретную дату нападения. Поближе к 22 июня 1941 года, чтобы превентивность бросалась в глаза.
И вот, пока от общественности продолжают прятать в закрытых архивах давно рассекреченные (и не рассекреченные) документы, процесс, что называется, пошел: систематически вбрасываются «новые» исторические факты в сочетании с соответствующими комментариями.
Станет ли этот процесс идеологически необратим, покажет время. Сейчас еще есть возможность попытаться разобраться и доказать, что как минимум в 1941 году, если бы не напали немцы, СССР сам бы не начал войну.
А в 1942-м? Вот тут уже не уверен – вполне могли. А «рвануть в Европу» собирались бесспорно. Самое главное, были бы просто «никчемными политиканами», если бы не намеревались.
