Вера Парафонова
Генерал-лейтенант Сергей Зеленцов.
Фото из архива автора
О том, как рождались Ракетные войска стратегического назначения, написаны тома. Немало рассказано и о многих достойных людях, которые стояли у истоков создания отечественного ядерного оружия. Однако это не относится к генерал-лейтенанту Сергею Александровичу Зеленцову.
СЛУЧАЙНОСТЕЙ НА СВЕТЕ НЕ БЫВАЕТ
По крайней мере, автор этих строк в них не верит. Лишнее доказательство тому – данная история почти полувековой давности...
...Как водится, накануне принятия любого важного решения организуется показ разрабатываемой техники для высокого руководства. В 1959 году главный конструктор новых баллистических ракет и командование советских Вооруженных сил совместно с Министерством среднего машиностроения, где, собственно, и были разработаны головные части с ядерными зарядами для оснащения БР Р-7, Р-14, Р-16, Р-9, ожидали приезда лидеров страны во главе с Никитой Хрущевым.
Экспозицию ядерных боеприпасов на ракетно-артиллерийском полигоне Капустин Яр готовили офицеры учебного центра 12-го Главного управления Министерства обороны. Подготовка велась с соблюдением особой секретности в отдельном испытательном корпусе, который строго охранялся. Руководил процессом генерал Болятко. Он не просто был придирчив к докладам подчиненных. Стремясь научить своих офицеров «русскому языку», Виктор Анисимович замечал и уничтожал на корню малейшее использование технического жаргона – этого непонятного «птичьего языка» для людей, не связанных с наукой.
На одном из тренингов возникла мысль дополнить выступления рассказом о последствиях применения ядерного оружия. Оказалось, что назначенные докладчики владеют информацией лишь в общих чертах. Срочно потребовался знающий специалист. Во время переговоров с Москвой неожиданно выяснилось, что нужный человек находится здесь же, на полигоне. Им оказался направленный в учебный центр «для совершенствования знаний и прохождения стажировки по сборке и подготовке к боевому применению ядерных боеприпасов для ракет» майор Зеленцов. Он очень удивился, когда его вызвал генерал Болятко и поставил задачу: к следующему дню подготовить карту (размером Зх4 м) большого города, обозначив на ней зоны поражения объектов ядерным взрывом, и рассчитать потери населения, приняв за основу атомную бомбардировку Хиросимы.
Хоть и случайно оказался в команде докладчиков Сергей Зеленцов, но в данном вопросе разбирался прекрасно. Подобные оценки ему приходилось делать и раньше, вот почему особой сложности они для него не составили. Ведь к этому времени он уже участвовал в нескольких испытаниях: в 1953 году – на Семипалатинском полигоне – первого термоядерного заряда мощностью 400 килотонн (в 1954-м был на учениях войск с применением ядерного оружия на Тоцком полигоне), в 1955 году – авиабомбы мощностью 1600 килотонн, сброшенной с самолета. А в 1957-м присутствовал при высотных взрывах на зенитном полигоне.
Всем этим испытаниям предшествовало оборудование отведенных для них районов аппаратурой для измерений параметров поражающих факторов взрывов, возведение специальных сооружений и размещение различной техники, а также подопытных животных. К этой работе привлекался коллектив сотрудников 6-го управления 12-го ГУ МО, в том числе и Зеленцов. Стоит заметить, что во время общевойсковых маневров в Оренбургской области 14 сентября 1954 года, когда на Тоцкий полигон была сброшена атомная бомба, Сергею Александровичу было... 27 лет. Но даже тогда он имел, по его словам, «некоторый опыт проведения исследований поражающих факторов ядерного взрыва».
«РАЗДУВАЛСЯ ОГНЕННЫЙ ШАР»
Во время подготовки и проведения учения на Тоцком полигоне в составе группы испытателей Зеленцов занимался, как он вспоминал впоследствии, «установкой измерительной аппаратуры на различных расстояниях от намеченного эпицентра, съемом и обработкой зарегистрированных параметров поражающих факторов ядерного взрыва». Утро 14 сентября 1954 года застало Сергея Александровича на пункте оптических наблюдений, находившемся на высотке на расстоянии 7 км от предполагаемого места падения атомной бомбы. Предстояло измерить «оптическим экспресс-методом отклонения центра взрыва от цели, его высоты и мощности». Взрыв, как и намечалось, был воздушным, расчетной мощности и с незначительным отклонением от намеченной точки.
Вот как описывает происшедшее сам Зеленцов: «По радио был принят сигнал оповещения. Вся измерительная аппаратура находилась в высокой степени готовности к регистрации параметров. Вдруг все стихло. И в этой тишине местность осветилась яркой вспышкой. Заработали кинофотоаппаратура и специальные приборы. В месте взрыва раздувался огненный шар. Остывая, он превращался в клубящееся облако. Оно поднималось все выше и выше. За ним тянулась характерная ножка атомного гриба. От взрыва всю местность заволокло пылью и дымом. Затем раздался звук взрыва и последовал резкий удар воздушной волны. Я снял показания приборов, провел необходимые вычисления, доложил результаты по команде для доклада руководству учением».
Закончив съемку картины взрыва, Сергей Зеленцов в сопровождении дозиметриста (у испытателей была своя радиационная разведка) и фотографа поехал на автомобиле к эпицентру. По дороге они останавливались, чтобы запечатлеть на пленке местность и экспериментальные объекты. Это было необходимо сделать для подготовки экспресс-доклада правительству. Вот что предстало перед глазами: «Местность после взрыва трудно было узнать: дымилась трава, бегали опаленные перепелки, кустарник и перелески исчезли. Меня окружали голые, дымящиеся холмы. Ориентироваться было трудно. Однако массовых пожаров не было и дороги были знакомы. Сфотографировав перевернутые и отброшенные танки, разрушенные траншеи, поврежденную технику, пораженных животных, прошли в направлении эпицентра взрыва, который выделялся группой отдельно стоящих, обугленных стволов деревьев, с которых ударом сверху были сорваны все сучья. Не доходя до зоны сильного радиоактивного заражения, пересекли дорогу, по которой перед нами прошли колонны «наступающих». Было пусто и тихо, лишь пощелкивали радиометры, отмечая повышенный уровень радиации. Войска проследовали мимо эпицентра вне зоны сильного заражения. Непосредственно в зоне, примыкающей к эпицентру взрыва, земля была покрыта тонкой стекловидной коркой расплавленного песка, хрустящей и ломающейся под ногами, как тонкий ледок на весенних лужах после ночного заморозка. И на ней не было видно ничьих следов, кроме моих. Я ходил спокойно по этой корке, так как радиометр регистрировал уровень радиоактивности, не превышающий 1 рентгена в час».
Отслеживалось службой воздушной радиационной разведки и образовавшееся после взрыва клубящееся облако. Начальный участок движения облака фотографировался, а затем оно сопровождалось самолетами. По описанию Зеленцова, «сосредоточенные в облаке радиоактивные продукты взрыва и часть грунта, затянутая в него, были подняты на высоту более 10 километров и начали выпадать примерно через 1 час после взрыва, когда облако переместилось на десятки километров. К этому времени радиоактивные короткоживущие элементы в основном распались, а оставшиеся рассеивались на местности, не создавая опасных уровней заражения. Таким образом, между радиоактивным пятном вокруг эпицентра взрыва и радиоактивным следом оказалась относительно «чистая» зона, по которой и проследовали «наступающие» войска. Радиоактивный след имел форму вытянутого эллипса с максимальными уровнями радиации на его оси – 0,1 рентгена в час на момент выпадения. Уже через сутки след не обнаруживался».
В ходе учения сработали и два имитационных боеприпаса. Подрыв обычного взрывчатого вещества и бочек с бензином и нефтью внешне напоминал наземные ядерные взрывы малой мощности. Они сошли за действительные для людей, никогда не присутствовавших на настоящих ядерных испытаниях. Атомный взрыв, прогремевший первым, практически не видел никто, поскольку все в это время находились в укрытиях. Облако от него наблюдали позднее. Проходя через дым и пыль от имитационных взрывов, солдаты думали, что действуют в реальных условиях. Это позволило оценить эффективность действия воинских подразделений в средствах защиты и проверить нормативы работы дезактивационных пунктов.
Позднее Сергей Александрович напишет: «В войсках, как было предусмотрено планом учения, проводились дозиметрический контроль, дезактивация техники и санитарная обработка личного состава. Все это делалось по-настоящему, это было необходимо для отработки и фиксации временных нормативов и расхода средств обработки. И сейчас, когда неспециалисты или люди, не знакомые с той обстановкой, высказывают сомнения, что все было безопасно, наносят большой вред психике бывших участников Тоцкого учения».
НЕМНОГО О НАУКЕ
Свое существование ныне широко известный Семипалатинский полигон, на котором испытывались атомные и водородные заряды для военных и мирных целей, начал как Горная сейсмическая станция Академии наук СССР в 1947 году. Его научным руководителем был назначен заместитель директора Института химической физики Михаил Садовский (впоследствии академик АН СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий). После распада Советского Союза полигон оказался вне границ России и потому был закрыт президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым 29 августа 1991 года.
Оптическим наблюдениям при помощи соответствующих приборов придавалось большое значение с самого первого ядерного испытания на полигоне в 1949 году. Причем помимо наземной фоторегистрации проводилась съемка с самолетов и вертолетов. Регистрировалась не только общая картина взрыва, но также состояние техники, сооружений, экспериментальных биообъектов. Все это давало необходимую информацию для оценки поражающих факторов ядерных взрывов.
Необходимость скоростной специальной фоторегистрирующей аппаратуры возникла сразу же. Воздушные испытания, начавшиеся в октябре 1951 года, внесли свои коррективы. Необходимо было фиксировать взрывы на заданной высоте, для чего потребовался специальный фоторегистратор, позволяющий снимать так называемую фазу «огненного шара» (ОШ). Время развития этой начальной фазы взрыва характеризует его мощность – тротиловый эквивалент (ТЭ). Определение же ТЭ – первостепенная задача при всех испытаниях. Для этих целей в 1952 году была сконструирована специализированная скоростная камера СК-2.
Она немедленно начала использоваться на полигоне с большой нагрузкой, затем стала основным прибором для регистрации взрывов в атмосфере. Первый образец камеры испытывался и проверялся в 1953 году Сергеем Зеленцовым, Игорем Королевым и Борисом Меловатским под руководством Александра Дубовика. Всего на полигонах был проведен 171 взрыв в атмосфере. В большинстве из них для определения тротилового эквивалента использовались методы скоростной фоторегистрации с помощью СК-2. Характерно, что при определении ТЭ по другим признакам (ударной волне, сейсмоэффекту, ионизирующему излучению) не всегда удавалось получить достаточно точные значения. Использовались камеры СК-2 и для измерение температуры ОШ, эталоном при этом служило Солнце.
Но особенно важно следующее: СК-2 не только применялись в стационарных условиях, но устанавливались на самолетах для регистрации взрывов с воздуха. Это давало целый ряд преимуществ. В частности, без проблем преодолевался слой облаков, что повышало качество изображения. Плюсом была и свобода в выборе испытательных площадок, исследователи могли уже не привязываться к наземным сооружениям. Это направление успешно развивали Зеленцов и Меловатский. Вообще возможность создания системы регистрации взрыва и определения ТЭ с самолета одновременно с бомбометанием, как считали специалисты, позволяла выйти за границы полигонов, проводить испытания в различных свободных географических зонах при оптимальных метеорологических условиях.
На самолеты и вертолеты устанавливались приборы для регистрации развития как самого взрыва (ОШ), так и определения ТЭ. А впервые задача оснащения данной аппаратурой самолетов – носителей ядерного оружия была поставлена в 1955 году. Практически сразу после первых испытаний на Семипалатинском полигоне по инициативе Спецсектора и Министерства обороны предполагалось монтировать камеры СК-2 на самолеты-носители и вести регистрацию развития ОШ при бомбометании или устанавливать камеры на отдельном самолете, сопровождающем бомбардировщик.
Установкой камер на самолет и управлением ими занялись Зеленцов и Меловатский, собственно они были инициаторами создания и исполнителями этой методики. Камеры устанавливались на самолет Ли-2. Основная задача при этом заключалась в том, чтобы обеспечить определение ТЭ при первых воздушных взрывах на Новой Земле, где еще не было пунктов наземных наблюдений. Со временем интенсивность работ возросла. В 1961–1962 годах выпадали дни, когда проводилось по 3–4 взрыва. В такие периоды все специалисты, военные и гражданские, трудились с предельной нагрузкой.
Именно потому, что Михаил Садовский уделял постоянное внимание этому направлению, в Спецсекторе, успешно развивалось оптическое приборостроение. По мере разработки различных образцов высокоскоростных камер с зеркальной разверткой, в ИХФ создавалась теория их расчета и построения. «Десять сотрудников лаборатории оптики защитили диссертации по темам, связанным с разработкой оптических приборов для испытания ядерного оружия. Эти работы нашли обобщение в докторской диссертации А.С.Дубовика и в его монографии «Фотографическая регистрация быстропротекающих процессов, которая выдержала несколько изданий...» – написал в воспоминаниях один из сотрудников лаборатории оптики Владимир Гарнов. Обширный экспериментальный материал накопился во время проведения испытаний, в процессе которых решался ряд научных задач на полигоне. В результате открылась возможность защиты диссертаций сотрудниками оптического отдела полигона. Раньше всех защитился Сергей Зеленцов, научным руководителем которого стал Михаил Садовский. Случилось это, правда, позднее – в 1969 году.
 Первая ядерная БЧ для баллистической ракеты среднего радиуса действия. Фото из книги «Оружие России» |
ЧАС «Ч»
Вот примерно каким багажом опыта и знаний обладал к показу боевой техники советскому руководству в 1959 году Сергей Зеленцов. Буквально на следующий день после постановки генералом Болятко задачи было назначено заслушивание докладов в монтажно-испытательном корпусе (МИКе). Подготовленная Зеленцовым схема города практически открывала экспозицию и потому размещалась у самого входа. Ну а когда Виктор Болятко уточнил, что докладывать нужно: «Товарищ председатель Совета министров! Здесь представлена... и т.д.» Завеса тайны приоткрылась, и стал ясен замысел показа.
Чем ближе был час «Ч», тем меньше оставалось докладчиков. По различным причинам они отсеивались. После нескольких репетиций оставили только подполковника Прудникова из подмосковного учебного центра и майора Зеленцова из 12-го ГУ МО. Они должны были дублировать друг друга (прямо как космонавты в грядущих космических полетах). В качестве дублера подполковнику Сергей Александрович вполне годился. К тому времени занятия его в учебном центре подходили к концу, и он уже знал конструкцию ядерных зарядов, был обучен их сборке от первой степени готовности (СГ-1) до максимальной, проведению регламентных работ и использованию контрольно-измерительной аппаратуры.
Однако генерал Болятко этим не удовлетворился. Договорившись с главными конструкторами из КБ-11 Евгением Негиным и Самвелом Кочарянцем, он поместил Зеленцова к ним в коттедж со словами: «Учите его хоть день и ночь». За неделю, конечно, майор не достиг уровня познаний двух главных конструкторов, но был готов ответить на любой вопрос о ядерном оружии и конструктивных особенностях новых ядерных боеприпасов хоть представительной комиссии, хоть самому главе государства.
Буквально за день до показа, на последней репетиции, Прудников подошел к Болятко и сказал, что очень сильно волнуется и не сможет вымолвить ни слова. У Виктора Анисимовича вариантов не осталось, кроме одного: доверить весь показ Зеленцову. Решение было принято, но Прудникову велели не расслабляться («мало ли что»), пусть он остается докладчиком-дублером и находится в МИКе в укромном месте.
Настал день показа. Майор Зеленцов встретил высоких гостей в тамбуре сборочного корпуса. Четко доложил, что им предстоит увидеть головные части стратегических ракет с ядерными зарядами. В качестве примера разрушительного действия нового оружия он продемонстрировал карту с результатами боевого применения ракеты мегатонной мощности по крупному административно-промышленному центру с населением около 8 млн. человек. Показал зоны поражения и сообщил структуру вероятных потерь. Затем открыл ворота и пригласил всех пройти внутрь. Со всех сторон огромный зал монтажно-испытательного корпуса был заставлен макетами ядерных зарядов и головными частями ракет. При каждом образце имелись схемы и таблицы.
Однако для большей наглядности, начав показ с самой большой ракеты Р-7А, Зеленцов в процессе доклада вошел внутрь головной части, так сказать «для масштаба». Это произвело сильное впечатление, судя по одобрительным негромким высказываниям со стороны «группы товарищей». Доклад продолжался более часа. Так долго высокие чиновники стоять не могли, потому Хрущев попросил: «Принесите стулья». Когда от экспозиции головных частей стратегических ракет перебрались к стенду с перспективными конструкторскими разработками ядерных зарядов, значительно снижающих габариты боеприпасов, майор Зеленцов резко отошел от сценария и, проявив инициативу, попросил у Хрущева разрешения, чтобы этот стенд представил находившийся здесь же главный конструктор. Не ожидавший этого Евгений Аркадьевич растерялся, но быстро сориентировался и еще полчаса рассказывал о своих замыслах.
Позже, как водится, были подведены итоги осмотра нового оружия. А через полгода – 17 декабря 1959 года постановлением Совета министров СССР № 1584-615 была введена должность еще одного заместителя министра обороны СССР – главкома РВСН. Сейчас день 17 декабря официально признан Днем ракетных войск Стратегического назначения...
