Александр Широкорад
Жертвы оказались напрасны...
Плакат художника Леонида Пастернака. 1914 год
На днях во многих странах Европы, в США и Канаде была торжественно и широко отмечена 90-летняя годовщина окончания Первой мировой войны, долгое время именовавшейся «Великой войной». В России же это событие не привлекло к себе пристального внимания ни общественности, ни СМИ. И напрасно...
ПРОРОЧЕСТВО ПЕТРА ДУРНОВО
«– Убили, значит, Фердинанда-то нашего, сказала Швейку его служанка...
– Какого Фердинанда, пани Мюллерова? – спросил Швейк... – Я знаю двух Фердинандов. Один служит у фармацевта Пруши. Как-то раз по ошибке он выпил у него бутылку жидкости для ращения волос; а еще есть Фердинанд Кокошка, тот, что собирает собачье дерьмо. Обоих ни чуточки не жалко...»
Так почти анекдотично начинается одно из самых известных литературных произведений о Первой мировой войне – роман Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка».
Увы, ошибся Йозеф Швейк. Речь шла об эрцгерцоге Франце Фердинанде, племяннике престарелого австрийского императора Франца Иосифа I.
Надо сказать, что родственников Франца Иосифа убивали регулярно. Но австрийскому императору даже в голову не пришло предъявлять ультиматум и объявлять войну Италии или Мексике из-за того, что итальянский анархист Луиджи Луккони зарезал его жену Елизавету Баварскую, а мексиканцы расстреляли любимого брата Максимилиана. Франц Иосиф запретил расследование дела о смерти своего единственного сына Рудольфа, и историки до сих пор гадают, пристрелили ли его или имело место самоубийство.
И тут дело бы кончилось пышными похоронами, и мы бы никогда не узнали о дальнейших похождениях бравого солдата, если бы┘
Австрийским генералам и группе венских банкиров захотелось после Боснии и Герцеговины присоединить к своей лоскутной империи еще и Сербию. Замечу, что от южной границы Сербии до Дарданелл только лишь 300 км, а до Эгейского моря – и того меньше – всего-то 50.
Французы уже сорок с лишним лет мечтали о реванше за 1870 год и жаждали отторгнуть от Германии Эльзас и Лотарингию.
Англичане боялись за свои колонии, страдали от конкуренции мощной германской промышленности, а пуще всего опасались быстрого усиления военно-морского флота кайзера Вильгельма II. Немецкие линкоры имели лучшую артиллерию, броню и живучесть, чем британские, а по числу дредноутов обе страны должны были сравняться к 1918–1920 годам.
Германия желала обуздать французских реваншистов и с вожделением поглядывала на огромные британские колонии, над которыми «никогда не заходило солнце».
Таким образом, в 1914 году война отвечала насущным интересам всех великих европейских держав.
А как же Россия? Ведь еще в 1768 году в начале очередной Русско-турецкой войны граф Григорий Орлов заявил: «Если война целей не содержит, так это вообще не война, а┘ драка. Тогда и кровь проливать не стоит». Через полвека прусский генерал Карл Клаузевиц сформирует эту мысль более четко: «Война есть продолжение политики иными средствами».
Но дело в том, что у царя Николая II не было вообще никакой политики ни в экономике, ни во внутренних делах, ни в отношениях с другими государствами. В любом вопросе его поступки определялись не какой-то правильной или неправильной стратегией, а были лишь реакцией на текущие события и являлись результатом влияния тех или иных лиц, оказавшихся рядом с императором в нужный момент.
Спору нет, Франция стала союзницей России в 1893 году в царствование Александра III, и к заключению договора цесаревич Николай не имел никакого отношения. Но «царь-миротворец» заключил союз с Францией не только против Германии, но и против Англии. Об этом почему-то изволили забыть практически все наши историки. На самом же деле в 80-е и 90-е годы XIX века Франция несколько раз была на грани вооруженного столкновения с «владычицей морей».
В ходе Русско-японской войны Лондон фактически стал союзником Токио. А Париж предал Санкт-Петербург и занял позицию враждебного нейтралитета, то есть французское правительство трактовало спорные положения международного права в интересах Японии.
После войны Николай II вступил в союз со злейшим врагом России Англией. Российские министры начали готовиться к войне с Германией. Замечу, что у нас нашлись умные люди и слева, и справа, предостерегавшие царя от авантюры. Еще в феврале 1914 года видный государственный деятель, бывший министр внутренних дел Петр Дурново подал Николаю II обширный доклад. В нем подчеркивалось, что даже победа над немцами не даст России ничего ценного: «Познань? Восточная Пруссия? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управиться?..» Галиция? Это, отметил Дурново, рассадник опасного «малоросского сепаратизма».
Вместе с тем «заключение с Германией выгодного торгового договора вовсе не требует предварительного разгрома Германии». Наоборот, в случае такового разгрома «мы потеряли бы ценный рынок». К тому же Россия попала бы в «финансовую кабалу» к своим кредиторам-союзникам. Германии также война не нужна; она сама могла бы отторгнуть от России только малоценные для нее, густо населенные области: Польшу и Остзейский край.
«В стране начнутся революционные выступления┘ Армия, лишившаяся наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».
ГОТОВА?
Как реагировал на сей доклад император? Спрятал в стол, в самый дальний ящик. А может он за что-то обиделся на Вильгельма? Тоже нет. Царь исправно ездил в Германию к любимому кузену и прочим немецким родственникам. В 1913 году для России на верфи «Шихау» были заложены два крейсера «Адмирал Невельский» и «Граф Муравьев-Амурский».
Однако давление со стороны Парижа и Лондона, русских заводчиков и банкиров, тесно связанных с англо-французским капиталом, оказалось сильнее и родственных уз, и здравого смысла.
Уже в ходе войны Англия и Франция пообещали России Константинополь, а сами заключили тайный сепаративный договор, по которому взаимно обещали никаким образом Черноморские проливы русским не отдавать.
А была ли Россия готова к противоборству с Германией и Австро-Венгрией? Споры по этому вопросу не затихают уже 90 лет. Военный министр Владимир Сухомлинов за две недели до войны утверждал: да, готова. И он был прав. Русская армия, тогда, замечу, самая многочисленная на планете, впервые в своей истории вступила в войну с полностью укомплектованными штатами полевой артиллерии. По числу 76-мм полевых пушек российские войска занимали первое место в мире (7112 против 5500 у Германии), лидировали по количеству аэропланов...
В общем, Россия действительно была готова к войне┘ с Наполеоном.
Нет, автор вовсе не шутит. Почитайте материалы о маневрах русской армии в 1912–1914 годах. Лихо маршировали колонны пехоты, неслись конные лавы. Причем в них бок о бок скакали по несколько кавалерийских дивизий.
Мало кто знает, что у русской пехоты к 1 августа 1914 года единственным видом вооружения были пулеметы Максима и винтовки Мосина, а в кавалерийских – еще шашки и палаши. А как же артиллерия? А она была только в артиллерийских бригадах, которые в мирное время существовали независимо от дивизий и лишь в случае войны оперативно придавались им. Спасибо нашим генералам, что между Японской и Мировой войнами они хотя бы догадались передать пулеметы Максима из тех самых артиллерийских бригад в пехотные части.
Офицеров, предлагавших создать полковую, я уж не говорю о батальонной артиллерии, выгоняли из армии, а то и отдавали под суд. Во время осады Порт-Артура русские офицеры и инженеры в инициативном порядке создали и успешно применили несколько десятков тяжелых и легких минометов. В Германии ими занялись через несколько лет, но зато к 1914 году число легких и тяжелых минометов (калибры от 7,5 до 24 см) у немцев исчислялось сотнями. А у нас минометов не было ни в армии, ни даже в проекте. Посему в 1915 году после 80-летней паузы возобновили производство 8-фунтовых мортир Кегорна. Замечу, что оные мортиры барон Кегорн изобрел в XVII веке.
Уже к ноябрю 1914 года война из маневренной перешла в позиционную. Казалось, это было выгодно России с ее необъятными территориями. Мало того, с 1825 года на западной границе государства три императора – Николай I, Александр II и Александр III – создали самую мощную в мире систему укреплений из трех линий крепостей.
В первую линию вошли крепости, расположенные в Царстве Польском: Модлин, Варшава и Ивангород.
Во вторую линию западных крепостей входили (с севера на юг): крепость II класса Динамюнде (с 1893 года – Усть-Двинск, с 1959-го – в черте Риги), крепость II класса Ковно, крепость II класса Осовец и крепость I класса Брест-Литовск.
В тылу располагалась третья линия крепостей, главными из которых являлись Киев, Бобруйск и Динабург.
С помощью фирмы Круппа в России в 70-х – 80-х годах XIX века была создана лучшая в мире осадная и крепостная артиллерия.
Но вот в 1894 году на престол вступает Николай II и все работы по укреплению западных крепостей прекращаются. А между тем на Западе в области тяжелой артиллерии и фортификации происходит новая революция.
В 1890-х годах во всех развитых странах на вооружение принимаются длинноствольные пушки, стреляющие бездымным порохом. Кардинально меняется и вид станка, ствол откатывается не вместе со станком, а по оси канала, а энергия гасится гидравлическим тормозом отката, затем гидропневматический накатник возвращает ствол на место.
До 1894 года артиллерия армии и флота изготовлялась исключительно на казенных заводах Обуховском, Пермском, Санкт-Петербургском орудийном и других, но с началом царствования Николая II артиллерию прибирает к своим рукам его товарищ по детским и недетским играм – великий князь Сергей Михайлович. Сергей вместе со своей метрессой Матильдой Кшесинской и правлениями заводов Шнейдера и Путиловского завода организует преступный синдикат.
ЗАПРОГРАММИРОВАННОЕ ПОРАЖЕНИЕ
Чисто формально на полигоне под Петербургом по-прежнему проводятся конкурсные испытания артсистем Круппа, Эрхарда, Шкоды, Виккерса, Обуховского и других заводов. Лучшими всегда оказываются системы Круппа (автор сам изучал все без исключения отчеты по испытаниям). Но, естественно, на вооружение принимались только системы Шнейдера. А когда Шнейдер не успевал прислать на испытания артсистему, как это было с 9-дм мортирой, то Сергей объявлял, что эта система вообще не нужна, и конкурсанты разъезжались «не солоно хлебавши».
Хуже было то, что Шнейдер в контракте определял русское предприятие, где будет изготовляться его продукция. Естественно, им всегда оказывался Путиловский завод. А его правление, руководствуясь волей своих французских хозяев, выполняло заказы только на полевую артиллерию, а все контракты на артиллерию большой и особой мощности срывал. Для сравнения замечу, что второму по производственным возможностям после Обуховского завода Пермскому орудийному заводу с 1906 по 1914 год не заказали ни одной пушки. Его рабочие большей частью разошлись по деревням. А, между прочим, себестоимость пермских пушек была самой низкой в России.
Вот, к примеру, перед войной Путиловский завод получил заказ на 32 гаубицы Шнейдера 203-мм калибра на сумму 2,35 млн. золотых рублей. Но когда 1 февраля 1918 года на предприятие нагрянули большевистские комиссары, то там обнаружились лишь несколько деталей, из которых нельзя было собрать даже одну гаубицу.
До 1914 года русская армия не получила ни одного современного тяжелого орудия. В ходе войны было изготовлено около 30 152-мм пушек Шнейдера образца 1910 года. И всё! Тем временем немцы и австрийцы вели огонь по русским позициям из 420-мм гаубиц и мортир.
К 1914 году в сухопутных крепостях Франции, Германии, Австрии и даже Бельгии были сотни броневых башен с современными артустановками. В России же была одна (!) башня французского производства в крепости Осовец. Остальные тяжелые орудия (152–203-мм) располагались за земляными валами, как при Петре Великом. Нетрудно понять, почему почти все наши крепости (за исключением Осовца) в 1915 году сдались после нескольких дней обстрела немцами или вообще были оставлены без боя.
А ведь в России работали прекрасные казенные заводы, производившие пушки, снаряды и броню в 1,5–3 раза дешевле частных. Были талантливые офицеры и даже генералы, которые заваливали руководство проектами тяжелых орудий, модернизации крепостей и соединения их системами укрепрайонов.
Но, увы, все определяли Николай и Сергей, перед которыми гнули спину генералы типа Сухомлинова. В 1911 году с подачи Сергея Николай II упразднил осадную (тяжелую) артиллерию, после чего в армии осталась только полевая артиллерия. Сергей пообещал племяннику воссоздать тяжелую артиллерию к┘ 1921 году, а крепости перевооружить с орудий образцов 1877, 1867 и 1838 годов на новые системы – к 1930 году!
Вспомним, что в 1917–1918 годы на Западном фронте англичане и французы сосредотачивали на участке прорыва в 10 км в несколько раз больше тяжелых орудий, чем их было во всей русской армии, а также от 300 до 1000 танков. И, замечу, что большим успехом союзников в ходе такой операции считалось продвижение на 8–20 км. Вопрос, какой техникой должна была обладать русская армия, чтобы в 1917–1918 годах дойти от Риги и Минска до Берлина?
Напомню им, что к октябрю 1917 года в России не было ни одного танка и даже не планировался их выпуск. Во французской армии имелось 548 тяжелых железнодорожных орудий и несколько сот таких же пушек – у англичан. В России насчитывалось┘ целых две (!) железнодорожных артиллерийских установок.
Характеристики германских тяжелых самолетов, бомбивших в 1917 году ночной Лондон, соотносились с ТТХ бомбардировщика «Илья Муромец» выпуска 1917 года, как серийные немецкие двухствольные пулеметы Гаста к нашим авиационным пулеметам Люис и Мадсен. (Кстати, схема Гаста у нас впервые была применена в авиационной пушке ГШ-23 в 1965 году).
Между прочим, ручные пулеметы в России не выпускались, равно как и крупнокалиберные пулеметы, пистолеты-пулеметы и т. д.
Первая мировая война была проиграна Россией вследствие грубых политических ошибок, полного непонимания нашими генералами характера будущего вооруженного противоборства.
Дарья Гармоненко