Михаил Одинцов
Церковная политика Столыпина зиждилась на признании особой роли православия.
Фото с сайта ru.wikipedia.org
В августе 1908 года в купе поезда, следовавшего из Стокгольма в Санкт-Петербург, встретились два человека. Первый – Брамвель Бут – начальник штаба Армии спасения, сын основателя этой организации Уильяма Бута. Второй – английский журналист Уильям Томас Стэд. В разговоре выяснилось, что по заданию редакции лондонской газеты «Таймс» Стэд следует в столицу империи, чтобы интервьюировать российского премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина. Бут предложил своему собеседнику в ходе встречи поднять вопрос о возможности допущения деятельности Армии спасения в России.
По прибытии в Санкт-Петербург Стэду повезло: встреча с премьер-министром состоялась. Подготовленный на этой основе материал был опубликован в газете «Таймс». Из него читающая публика узнала, что вопрос об Армии спасения действительно обсуждался. Только вопросы задавал не журналист, а сам Столыпин. В частности, он интересовался: «Не вмешивается ли Армия спасения в политику? Не рассчитывает ли она разжечь враждебные чувства в отношении православного населения империи? Как быть, если собрания под открытым небом противоречат российским законам?» Сами вопросы уже свидетельствовали о том, что премьер наслышан об Армии спасения и в курсе тех претензий к ее организаторам, что наиболее часто звучали в устах представителей властных российских структур. Стэд заверил премьер-министра, что Армия спасения «не вмешивается в политику» и не ведет «враждебной деятельности» против христианских Церквей или иных вероисповеданий. Что же до собраний под открытым небом, то их проведение Армия спасения ставит в зависимость от наличия разрешающей нормы в национальном законодательстве. Итог беседы, как сообщала газета, был неожиданно ободряющим. Столыпин заявил, что не видит причин, препятствующих появлению Армии спасения в России, и лишь попросил для принятия официального решения представить на рассмотрение ее устав.
Армия спасения – это протестантская миссионерская и благотворительная организация, основанная в 1865 году священником-методистом Уильямом Бутом. Все ее члены по сей день носят униформу и имеют «воинские звания» – от «генерала» до «рядового». Первым генералом Армии спасения стал сам Уильям Бут. В конце XIX – начале XX веков организация стала открывать филиалы по всему миру. Свое отделение имелось и в Великом княжестве Финляндском, которое пользовалось значительной автономией в составе Российской империи. Но потакать религиозному либерализму, характерному для Финляндии в отношении Армии спасения, способствовать ее распространению за пределы Великого княжества – об этом имперские власти не хотели и думать. Во всяком случае, если бы Столыпин в действительности считал возможным предоставить Армии спасения выход за пределы Финляндии, то это было в тот момент исключительно в его власти. Но вопреки заявлению, сделанному корреспонденту «Таймс», Столыпин этого так и не исполнил.
Премьер – за государственную Церковь
Отношение Столыпина к Армии спасения было частью его общих представлений о должном в вероисповедной политике государства. Эти взгляды с особой отчетливостью проявились во взаимоотношении премьер-министра с новым для России законосовещательным органом – Думой. Ее первый созыв вынес свой приговор религиозной политике государства в словах: «Несомненно, долгие годы Россия жила под режимом несвободы совести». Это была и оценка деятельности министра внутренних дел Петра Столыпина, поскольку именно его ведомство занималось религиозными делами в империи. Дума призвала к принципиальным реформам, которые продвигали бы страну к идеалу правового, демократического и светского государства. Ответ известен: проработав чуть более двух месяцев, 8 июля 1906 года она была разогнана, а Столыпин из кресла министра внутренних дел переместился в кресло председателя Совета министров. Уже в этой должности 6 марта 1907 года он выступил с программной речью в Таврическом дворце перед членами Думы второго созыва, только что приступившей к своей деятельности. Петр Аркадьевич говорил о «перестройке», по его мнению, свершавшейся у всех на глазах в последние год-два и затронувшей все сферы государственно-национального бытия.
В этой связи премьер признал и необходимость срочного реформирования старого религиозного законодательства и принятия новых законов. С этим никто не спорил, ибо это соответствовало настроениям и ожиданиям думцев и общества. Вопрос заключался лишь в том, на каких принципах будет выстраиваться новая вероисповедная политика государства: на традиционной идее «православно-христианского государства» или на идее «светского государства»?
Премьер был однозначно прямолинеен и откровенен. В его устах путь и смысл, характер и цель всех изменений в вероисповедной сфере обосновывались в следующей сентенции: «Многовековая связь русского государства с христианской Церковью обязывает его положить в основу всех законов о свободе совести начала государства христианского, в котором Православная Церковь как господствующая пользуется данью особого уважения и особой со стороны государства охраною. Оберегая права и преимущества Православной Церкви, власть тем самым призвана оберегать полную свободу ее внутреннего управления и устройства и идти навстречу всем ее начинаниям, находящимся в соответствии с общими законами государства. Государство же и в пределах новых положений не может отойти от заветов истории, напоминающей нам, что во все времена и во всех делах своих русский народ одушевляется именем православия, с которым неразрывно связана слава и могущество русской земли».
Если отбросить пафос и патетику, то выясняется, что в существе своем политика в отношении религиозных организаций осталась неизменной. Сохранялось и даже укреплялось «господствующее и первенствующее положение» государственной Церкви, и в то же время без изменений и каких-либо надежд на улучшение ситуации оставалось положение «терпимых и гонимых» вероисповеданий. Чтобы хоть как-то смягчить думцев, Столыпин дежурно пообещал, что не будут забыты и права других исповеданий. Чуть позже Министерство внутренних дел действительно внесет в Государственную Думу семь вероисповедных законопроектов, касавшихся жизнедеятельности инославных и иноверных обществ, прав подданных на переход из одного исповедания в другое, отмены ограничений в политических и гражданских правах, связанных с принадлежностью к иноверным и инославным религиям.
Однако очень скоро выяснилось, что в понимании того, что есть великая Россия, премьер и думцы расходились коренным образом. А посему 3 июня 1907 года вторая Дума вслед за первой была досрочно распущена царем. Свершилось то, что в нашей истории значится как «третьиюньский» государственный переворот. С ноября 1907 года открылись заседания третьей Думы, в которой роль оппозиционных партий была низведена до минимума. Этим послушным большинством и собирался манипулировать премьер для достижения своих политических целей. Перед поставленной на колени Думой он поспешил озвучить свое видение приоритетов государства в церковной политике, чтобы принудить ее к послушанию и бессловесному следованию за собой. Правда, нового сказать было нечего, а потому депутаты вновь услышали как заклинание: «Правительство почтет своим долгом содействовать всем мероприятиям на пользу господствующей Церкви и духовного сословия».
 Уильям Бут сожалел об отказе России легализовать Армию спасения. Фото с сайта www.heilsarmee.ch |
...и Армия двинулась в поход
Как воспринимал ситуацию в России и что мог знать о ней основатель Армии спасения 80-летний Уильям Бут? Нет сомнений, что информацию об итогах встречи журналиста «Таймс» со Столыпиным он воспринял как проявление благожелательности. Тотчас через английское посольство Бут запросил разрешение на посещение России. Просьба генерала Армии спасения активно обсуждалась в правительстве, в аристократических салонах и в церковно-православных кругах. Если высший свет возможное появление Бута особо не тревожило, то Святейший Правительствующий Синод и Департамент духовных дел Министерства внутренних дел (МВД) негодовали и протестовали. Однако им пришлось смириться с утилитарно-прагматическим подходом императорского правительства, желавшего продемонстрировать движение навстречу Великобритании. Вместе с тем правительство России сделало все, чтобы предполагавшийся визит был частным, максимум разрешенного – посещение и встречи в Государственной Думе, выступления в частных домах по приглашению отдельных лиц.
26 марта 1909 года, посетив предварительно Швецию и Финляндию, Уильям Бут прибыл в Санкт-Петербург с двухдневным визитом. В первый день он посетил Думу, где встретился с заместителем председателя Думы бароном Александром Феликсовичем Мейендорфом. Тот был избран от Финляндии, знал обстановку в Великом княжестве, сочувствовал и стремился защищать интересы ее жителей, в том числе и в вопросах свободы вероисповедания. Из-за такой позиции он находился под постоянным наблюдением Санкт-Петербургского охранного отделения, в записках которого именовался не иначе как «противником русского государства». В частной беседе Бут поднимал вопрос о возможности для Армии спасения действовать в России. Со стороны Мейендорфа ему была обещана поддержка. Среди других встреч Бута необходимо отметить беседу с министром финансов Владимиром Коковцевым, замещавшим отсутствующего на тот момент Столыпина. Министр выразил заинтересованность планами Бута работать в России.
Похоже, Уильям Бут уже рисовал самые радужные перспективы для Армии спасения в России. Их отголоски мы встречаем и в воспоминаниях сопровождавших его лиц, считавших, что после восторженных встреч в Санкт-Петербурге «двери России распахнуты настежь, и нам остается лишь войти под музыку, барабанный бой и радостные возгласы «Аллилуйя!».
Об этом по возвращении в Англию Бут говорил в Букингемском дворце, куда был приглашен английской королевой Александрой. На встрече присутствовала и вдовствующая российская императрица Мария Федоровна, гостившая в те дни у венценосной сестры. Она категорично возражала против появления Армии спасения в России, ибо не хотела, как она выразилась, чтобы еще одна «христианская секта» бросала вызов государственной Церкви. Но этот эпизод не поколебал оптимизма Бута, и он направил в российское Министерство внутренних дел официальное заявление, в котором «почтительнейше испрашивал разрешение императорского правительства» на легализацию деятельности Армии спасения, рассчитывая, что в скором времени Россия станет 55 страной ее пребывания. К заявлению прилагался устав, описывавший цель, задачи, принципы, организационное устройство и формы деятельности созданной им религиозной организации.
Однако вопреки ожиданиям решение пришлось ждать более двух лет. Естественно, не зная всего того, что творилось на «внутренней кухне» правительства и российского парламента, и думая, что в очередной раз Армия сталкивается с нерасторопностью и непрофессионализмом рядового чиновничества, руководство организации прибегло к дипломатическим каналам. В письме на имя министра иностранных дел Великобритании Бут просил содействия регистрации Армии спасения в России. Одновременно российского посла в Англии графа Александра Бенкендорфа посетил специальный представитель Армии спасения. Он заверил, что организация заранее принимает все условия, которые были бы поставлены российским правительством для начала ее деятельности в России, и что вообще Армия намеревается действовать исключительно в рамках российского законодательства и с ведома правительства.
Граф Бенкендорф информировал о состоявшихся переговорах российского министра иностранных дел Сергея Сазонова, уверяя последнего, что «Армия спасения состоит из лиц порядочных и добросовестных». Сазонов, в свою очередь, обратился к председателю Совета министров Столыпину, извещая его о позиции Бенкендорфа и одновременно высказывая свою точку зрения об аполитичности Армии спасения, лояльности ко всем иным вероисповеданиям, ее «полезности» в борьбе с пороками, а кроме того, нажимая на чувствительные струнки премьера, присовокупил: «По характеру своей деятельности она является противницей учений социалистического и анархистского».
Столыпин, не ожидавший столь откровенного дипломатического нажима, да еще и поддержанного своими министрами, не решился без рассмотрения отказать в легализации Армии спасения. Он прибегнул к тактике скрытого затягивания вопроса, но публично демонстрируя заинтересованность. Министерство внутренних дел по его поручению собрало информацию об Армии спасения в России от департаментов полиции и духовных дел, Святейшего Синода и его обер-прокурора, а также генерал-губернатора Финляндии. В них хотя и отдавалось должное гуманитарным началам Армии спасения, но главным было резкое неприятие ее возможной легализации в России с указанием «стандартных» причин: «секта» совращает православных и противодействует православию; ее появление может вызвать «противодействие со стороны православных»; собрания «на открытом воздухе» невозможны, ибо противоречат российским законам; управленческий центр находится за границей, что лишает российские власти какого-либо контроля за деятельностью Армии.
Вопрос о регистрации Армии спасения попал на страницы российской прессы. Основная часть публикаций подыгрывала официальному мнению и в самом негативном свете представляла историю Армии, жизнь и деятельность ее основателя Уильяма Бута. Лишь отдельные журналисты могли позволить себе публично отметать расхожие официозные обвинения. Один из них – Антоний Оссендовский – в «Биржевых ведомостях» писал: «Чистота намерений этого сообщества, его энергия и искренность, результаты, достигнутые ими, – все это убило навсегда насмешки и недружелюбие, которыми была окружена Армия спасения, и создало вокруг рядов салютистов атмосферу сочувствия, глубокого интереса и уважения».
Империя отвечает Буту
Обобщающую записку для заседания правительства и конкретные предложения по Армии спасения Столыпин поручил подготовить своему давнишнему соратнику – товарищу министра внутренних дел Сергею Крыжановскому. При ознакомлении документ этот оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, в нем присутствует все то негативное, что содержалось в информациях министерств и ведомств, а с другой – отсутствует заключение о безусловном отказе в регистрации. Составитель как бы намеренно не желал формулировать свое собственное окончательное предложение, а хотел, чтобы выбор между «за» и «против» сделали сами члены правительства. Отсюда его замечание о том, что, во-первых, в настоящее время идет рассмотрение законопроекта об обществах и союзах, в котором предусматривалась возможность образования в России обществ, чьи управленческие центры находятся за границей, и что при его принятии может быть «допущена» в России и Армия, а, во-вторых, указывалось, что правительство может обусловить факт регистрации вполне определенными требованиями к уставу, исключая нормы, противоречащие российскому законодательству.
На 27 сентября 1911 года было назначено рассмотрение вопроса об Армии спасения в заседании Совета министров. Из подготовленных к нему материалов можно было заключить, что предстоит бурное, сложное обсуждение, итог которого вряд можно предсказать заранее. Но в намеченный срок заседание правительства не состоялось, так как вмешались события неожиданные и трагические. 1 сентября в зале Киевского городского театра давали парадный спектакль в честь находившегося в городе Николая II. Во время спектакля совершено было покушение на Столыпина. К несчастью, ранение оказалось смертельным, и вечером 5 сентября Столыпин скончался.
Председателем Совета министров Николай II назначил Коковцева. Естественно, новый премьер знал о намеченном на 27 сентября заседании Совета министров, где должна была решаться судьба Армии спасения, как и представлял он себе всю сложность этого вопроса, связанного не только с внутренней ситуацией в стране, но и с внешнеполитическими обстоятельствами. Не решаясь взять на себя единоличную ответственность за исход дела, он повторно запросил мнение вновь назначенного на пост министра внутренних дел Александра Макарова. Его мнение было однозначным: присутствие Армии спасения в России недопустимо. Этот документ, как и все ранее подготовленные материалы Крыжановского, вынесены были на обсуждение правительства 15 декабря 1911 года. В новых обстоятельствах ожидать их объективного рассмотрения не приходилось, поскольку в правительстве на тот момент не было не только открытых, но даже скрытых сторонников положительного разрешения вопроса об Армии спасения. Тот же Крыжановский вынужден был уйти с поста товарища министра, поскольку находился в весьма неприязненных отношениях с Макаровым. Неудивительно, что после недолгого обсуждения правительство признало «означенное ходатайство неподлежащим удовлетворению».
Генерал Бут, еще не зная о решении Совета министров, направил 31 января 1912 года письмо на имя Коковцева. В нем он обращался к нему, как к человеку, с которым общался во время своего приезда в Россию в 1909 году и который проявлял, как казалось Буту, доброжелательность по отношению к Армии спасения. Генерал напоминал, что он ожидает официального решения по своей просьбе о регистрации Армии спасения. Очевидно, это письмо стало причиной того, что Совет министров в феврале 1912 года вторично обратился к вопросу об Армии спасения. Но и в этот раз его решение было отрицательным. Тогда же весь собранный к заседанию Совета министров материал об Армии спасения был обобщен в единое дело, которое было передано на хранение в архив МВД. В последующем оно неоднократно дополнялось материалами особого отдела Департамента полиции, осуществлявшего наружное наблюдение за данной религиозной организацией, и других ведомств.
По настоянию Коковцева официальный ответ Уильяму Буту подготовил глава МВД Макаров, и в марте 1912 года его через российского посла в Лондоне передали адресату. Спустя два месяца в мае 1912 года поступило ответное послание Бута на имя Макарова. Генерал выражал сожаление в связи с отрицательным решением Совета министров, которое, по его мнению, вызвано недостаточной осведомленностью русских властей о деятельности Армии спасения; и высказывал надежду, что это решение не окончательно и в будущем возможен его пересмотр по мере того, как состоится «близкое знакомство с нашей деятельностью».
Так поставлена была точка в деле о возможности присутствия Армии спасения в России. Нет сомнений, что отрицательное решение Совета министров было продиктовано общим изменением политического климата в России, окончательным откатом от каких-либо реформ, наступлением на те небольшие политические уступки, что вырваны были народом у царя и правительства во время революции 1905 года. Все возвращалось на круги своя.
Дарья Гармоненко