По ту сторону добра и зла

Красный террор глазами очевидцев. – М.: Айрис-пресс, 2009. – 448 с.

Редактор книги известный эксперт по Гражданской войне в России Сергей Волков в своем блоге, сообщая о выходе издания, предупредил: «Дамам – категорически не рекомендуется». Думается, и просто слабонервным тоже.

В принципе сборник является дополнением к знаменитой книге Сергея Мельгунова «Красный террор в России». Многие материалы взяты из его коллекции в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира (Пало Алто, США). Документы приводятся по региональному принципу: Украина, Крым, Юг и Север России (Архангельская тюрьма и первый советский концлагерь в Холмогорах), Прибалтика. Свидетелями обвинения выступают и боевые белые офицеры, например генерал-майор Александр Блазнов или полковник Федор Штакельберг, и простые обыватели (безымянный инженер-путеец, оказавшийся в красном Киеве, или дочь черниговского земского деятеля Мария Черносвитова, ставшая в эмиграции известным музыкантом), и члены левых партий, например, народный социалист Саликовский или эсер Силин.

Воспоминания разные. В некоторых показан весь ужас красного террора, казни и пытки. В других ужас психологический. Да, большевики не везде пытали. Но разве мимолетом, без всякой злобы, брошенная фраза сестре Красного Креста, которой позволили помогать заключенным, «мы вас расстреляем, как нежелательную свидетельницу» не является иллюстрацией той деградации человеческой природы, утраты всего божеского и человеческого, за которой, по слову Ницше, открывается грань, лежащая по ту сторону добра и зла? И большевики это понимали. Еще одно свидетельство из книги – один из комиссаров (воспоминания Барановской) говорит, что «у белых настоящие офицеры. Мы их расстреливаем, они не боятся и говорят – смерть не страшна, противно умирать от руки таких хамов. Вот это офицеры. А у нас в Красной армии служит одна дрянь». Думается, даже не служили, а прислуживали.

Если говорить о красном терроре как институционализированном насилии, то он начался до описанных в книге событий. Вскоре после захвата власти большевиками, уже 24 ноября 1917 года, Совет народных комиссаров (СНК) издал Декрет «О суде», согласно которому были созданы «рабочие и крестьянские революционные трибуналы для борьбы против контрреволюционных сил в видах принятия мер ограждения от них революции и ее завоеваний, а равно для решения дел о борьбе с мародерством и хищничеством, саботажем и прочими злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников и прочих лиц».

Белый террор в отличие от красного носил спонтанный характер. И.И.Бродский. Расстрел 26 бакинских комиссаров. Волгоградский областной музей изобразительных искусств

Когда 6 декабря 1917 года СНК было принято решение создать ВЧК, то уже на следующий день ее лидер Феликс Дзержинский на заседании Совнаркома сделал доклад о задачах и правах комиссии. В своей деятельности она, по мнению Дзержинского, должна была обращать свой взор прежде всего на печать, «контрреволюционные партии» и саботаж. Ее надлежало наделить довольно широкими правами: производить аресты и конфискации, выселять преступные элементы, лишать продовольственных карточек, публиковать списки врагов народа.

17 декабря 1917 года в своем обращении к кадетам Лев Троцкий заявляет о начале стадии массового террора по отношению к врагам революции в более жесткой форме: «Вам следует знать, что не позднее чем через месяц террор примет очень сильные формы по примеру великих французских революционеров. Врагов наших будет ждать гильотина, а не только тюрьма». Напомню, что смертная казнь в это время была отменена (восстановлена 21 февраля 1918 года). Троцкий был прав: в ночь с 6 на 7 января 1918 года без суда были зверски убиты лидеры кадетской партии Андрей Шингарев и Федор Кокошкин.

Даже такой апологет большевизма, как американский историк Алекс Рабинович, видящий в жестокости красных вынужденную реакцию на деятельность контрреволюционных сил, вынужден был признать, что летом 1918 года возобладал «дух насилия по отношению к политической оппозиции». Сам же красный террор, официально объявленный как ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина, начался на несколько месяцев раньше.

Думается, было бы ошибкой сравнивать красный террор с белым, так как особенностью белого террора являлся его неорганизованный, спонтанный характер. Он не возводился в ранг государственной политики, не выступал в роли устрашения населения и не служил средством геноцида или стратицида.

В советской историографии довольно часто приводятся слова генерала Лавра Корнилова, якобы сказанные им в начале Ледяного похода: «Я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать. Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом я беру на себя». Исследовавшие этот вопрос современный историк Белого движения Василий Цветков и авторы наиболее авторитетной биографии Корнилова Владимир Федюк и Александр Ушаков обращают внимание в своих работах, что никакого оформленного приказа с подобным содержанием ни в одном из источников не обнаружено.

К недостаткам следует отнести включение в корпус книги ранее уже неоднократно публиковавшихся источников. Например, «Из киевских воспоминаний» Алексея Гольденвейзера или «Плен» замечательного поэта и прозаика, участника Белого движения Ивана Савина, рано умершего в результате ран, полученных в Гражданской войне (как тут не вспомнить другого талантливого поэта – ветерана уже Второй мировой войны Семена Гудзенко: «Мы не от старости умрем, от ран своих умрем...»). Особенно, если учесть слова ее составителя, что можно было сделать серию на 5–6 томов на основе малоизвестных и архивных материалов.

Такие вот чистые руки и холодная голова были у чекистов, хотя им более пристали слова Владимира Владимировича о душах черных, как Азеф.