Сергей Брезкун
Немецкие танкисты заканчивают последние приготовления к "Барбароссе". Снимок июня 1941 года.
Фото из книги «Военная история»
С начала Великой Отечественной войны прошло 70 лет, однако объективной картины ее кануна мы все еще не имеем. А ведь забытые и вновь открывающиеся факты позволяют начать корректную реконструкцию последних предвоенных дней. Вот, например, вопрос: видел ли близость войны Сталин? Или он верил провокатору Берии, который «стирал в лагерную пыль» всех, кто предупреждал о нападении?
Начну со знаменитой «телеграммы Зорге»: «Нападение ожидается рано утром 22 июня по широкому фронту». Во-первых, текст ее резко отличается от реальных шифрограмм. Во-вторых, ни один ответственный руководитель не станет предпринимать какие-либо действия на основе такого сообщения, даже если оно исходит от надежного информатора. В-третьих же, Зорге ничего подобного не сообщал. 16 июня 2001 года орган МО РФ «Красная звезда» опубликовал материалы круглого стола, посвященного 60-летию начала войны, с признанием полковника СВР Карпова: «К сожалению, это фальшивка, появившаяся в хрущевские времена. Такие «дурочки» запускаются просто...»
Увы, такая же «дурочка» – и якобы резолюция Берии: «Многие работники┘ сеют панику. Секретных сотрудников «Ястреба», «Кармен», «Алмаза», «Верного»┘ стереть в лагерную пыль как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией... 21 июня 1941 года».
Эти строки гуляют по печатным страницам давно, однако их поддельность давно установлена рядом независимых экспертов. К тому же с 3 февраля 1941 года в подчинении у Берии не было внешней разведки, потому что НКВД был разделен в тот день на НКВД Берии и НКГБ Меркулова. Но многие ли об этом знают?
Да, архивы хранят подлинную визу Сталина от 17 июня 1941 года на спецсообщении наркома ГБ Меркулова
№ 2279/М с агентурными данными Старшины (Харро Шульце-Бойзен) и «Корсиканца» (Арвид Харнак) от 16 июня 1941 года: «Т-щу Меркулову. Может, послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к е...ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст.»
Визу приводят как аргумент якобы слепоты Сталина накануне войны. Но архивные документы, как и визы на них, надо читать внимательно. В сообщении Меркулова были приведены два донесения, а Сталин негативно оценил лишь одно! Он выразил недоверие только информатору из штаба люфтваффе (Шульце-Бойзену), но не информатору из Министерства хозяйства (Харнаку). И поступить так Сталин имел все основания, потому что, хотя Шульце-Бойзен был честным информатором, его сообщение от 16 июня не внушало доверия. В нем была перепутана дата сообщения ТАСС (не 14 июня, а 6 июня), а первоочередными (!) объектами налетов германской авиации, с которых должна была начаться война (!), были названы второразрядная ГЭС «Свирь-3», московские заводы, «производящие отдельные части к самолетам», а также «авторемонтные (?! – С.Б.) мастерские». Мог ли Сталин не усомниться в добросовестности подобной «информации»?
Тем не менее жесткая виза не ставила точку. Сталин вызвал Меркулова и начальника внешней разведки Фитина, интересовался мельчайшими подробностями об источниках. После того как Фитин объяснил, почему разведка им доверяет, Сталин сказал: «Идите все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».
СТРАННЫЕ СОВПАДЕНИЯ
Однако, судя по всему, к концу 18 июня 1941 года Сталину уже не было нужды в уточнении данных разведки. Но об этом – позже, а сейчас напомню о трех важных приказах НКО СССР, забывать о которых нельзя.
27 декабря 1940 года новый нарком обороны Тимошенко издал приказ № 0367 со ссылкой на еще ворошиловский приказ № 0145 от 09.09.39 об обязательной маскировке всей аэродромной сети ВВС в 500-км полосе от границы с окончанием работ к 1 июля 1941 года. Ни ГУ ВВС, ни округа этого приказа не выполнили. Прямая вина в том – генерал-инспектора ВВС, помощника начальника Генштаба РККА по авиации Смушкевича и начальника Главного управления ВВС, заместителя наркома обороны Рычагова. Обоих расстреляли после начала войны.
Еще один приказ НКО был издан 19 июня 1941 года за
№ 0042. В нем Тимошенко и начальник Генштаба Жуков констатировали, что «по маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано», что самолеты при «полном отсутствии их маскировки» располагаются на аэродромах скученно и т.д.
Многие сухопутные генералы по части преступного небрежения делами службы ушли от авиационных генералов недалеко. Из того же приказа № 0042 от 19.06.41: «Аналогичную беспечность к маскировке проявляют артиллерийские и мотомеханизированные части: скученное и линейное расположение их парков представляет не только отличные объекты наблюдения, но и выгодные для поражения с воздуха цели. Танки, бронемашины, командирские и другие спецмашины мотомеханизированных и других войск окрашены красками, дающими яркий отблеск, и хорошо наблюдаемы не только с воздуха, но и с земли. Ничего не сделано по маскировке складов и других важных военных объектов...»
А тревожила ли – в реальном масштабе времени – тогдашняя ситуация Сталина? Что ж, на этот счет есть важное свидетельство главного маршала авиации Голованова. В июне 1941 года он командовал Отдельным 212-м дальнебомбардировочным полком и прибыл из Смоленска в Минск для представления командующему ВВС ЗапОВО генералу Копцу и командующему ЗапОВО генералу армии Павлову. В ходе беседы Павлов связался по ВЧ со Сталиным. И Голованов стал свидетелем того, как Сталин начал задавать Павлову встречные вопросы, на которые командующий ЗапОВО ответил так: «Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а мои разведчики работают хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией».
По окончании разговора Павлов бросил Голованову: «Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредотачивают войска на нашей границе».
Сегодня есть все основания полагать, что этой «сволочью» был... Берия. После 3 февраля 1941 года он не руководил внешней разведкой, однако в погранвойсках имелась собственная приграничная разведка. У нее не числились в агентах сливки общества, зато ей помогали поездные машинисты, смазчики, стрелочники, скромные поселяне и жители приграничных городков┘ Они собирали информацию, как муравьи, и, собранная воедино, она давала объективную картину происходящего. Итог же работы этой «муравьиной разведки» нашел отражение в записках Берии Сталину. Я сошлюсь всего на три из них.
В записке № 1196/Б от 21.04.41 (Сталину, Молотову, Тимошенко) сообщалось о начавшейся масштабной переброске германских войск на советско-германской границу: «...в район Сувалки-Лыкк прибыли до двух мотомехдивизий, ┘в район г. Холм прибыли до трех пехотных, четырех артиллерийских и одного моторизованного полков, кавполк┘ В район Томашов прибыли штаб соединения, до трех пехотных дивизий и до трехсот танков» и т.д.
Берия сообщал, что сосредоточение германских войск вблизи границы происходит небольшими подразделениями до батальона, эскадрона, батареи, и зачастую в ночное время; что в те районы, куда прибывали войска, доставлялось большое количество боеприпасов и горючего┘
Еще более тревожной была записка Берии лично Сталину № 1798/Б от 02.06.41: «...В районах Томашов и Лежайск сосредоточились две армейские группы. В этих районах выявлены штабы двух армий: штаб 16-й армии┘ и штаб армии в фольварке Усьмеж┘ командующим которой является генерал Рейхенау (требует уточнения)... 25 мая из Варшавы┘ отмечена переброска войск всех родов. Передвижение войск происходит в основном ночью... Генералы германской армии производят рекогносцировки вблизи границы... Во многих пунктах вблизи границы сосредоточены понтоны, брезентовые и надувные лодки. Наибольшее количество их отмечено в направлениях на Брест и Львов...» и т.д.
5 июня в записке № 1868/Б Берия вновь докладывает Сталину такие данные, которые однозначно указывают на высокую вероятность нападения. В частности, сообщалось, что «в районе Янов-Подляский, 33 км северо-западнее г. Бреста, сосредоточены понтоны и части для двадцати деревянных мостов┘» и т.д.
Постепенно Сталину становилось понятно, что мероприятия немцев – не прикрытие удара по Англии (деревянные мосты нужны для переправы не через Ла-Манш, а через Буг), не демонстрация силы, а приготовления к уже скорой войне.
Но вот как готовились к войне некоторые... Выехавший с инспекций в западные округа замнаркома обороны по боевой подготовке Мерецков 15 июня находился в ЗапОВО и вместе с командующим Павловым наблюдал за учением в авиационной части. В разгар учения на аэродроме сел немецкий самолет. Мерецков был поражен, но Павлов пояснил, что по распоряжению начальника Гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты.
Возмущенный Мерецков приказал подготовить телеграмму на имя Сталина, а потом спросил генерала Копца: «Если начнется война и авиация не сумеет выйти из-под удара, что будете делать?» Копец ответил: «Тогда буду стреляться!»
Через неделю тридцатидвухлетний Копец застрелился. Его начальник Павлов был позднее расстрелян. За дело или – нет?
А вот что пишет генерал НКВД Судоплатов... 20 июня генерал НКВД Эйтингон позвонил давнему знакомцу по Испании, командующему ЗапОВО Павлову, и по-дружески поинтересовался, на какие приграничные районы стоит обратить особое внимание в случае начала войны, но Павлов в ответ «заявил нечто... невразумительное».
Читаешь все это, и думаешь: «Почему был так слеп Павлов?» И не он один, и прежде всего – в ЗапОВО! Не имеем ли мы здесь дело с остатками заговора Тухачевского-Уборевича? В свое время Павлова продвигали они. И в конце-то концов, почему Гитлер ударил через Белоруссию, когда ему – по всеобщему мнению – нужна была Украина? Оккупировав огромной массой войск с самого начала ее, лишив СССР мощной производственной и сырьевой базы на Украине, Гитлер мог рассчитывать на многое. А Гитлер ударил через Пинские болота┘
С чего бы это, а?
А теперь мы подходим к двум ключевым фактам, без которых невозможно иметь честную картину последних предвоенных дней. Оба факта достоверны, но бесполезно искать их в академических изданиях. А ведь факты убийственны, они полностью переворачивают все наши представления о том, что происходило в Кремле накануне войны.
Генерал-майор авиации Захаров перед войной командовал 43-й ИАД ЗапОВО в звании полковника. Имел опыт боев в Испании и Китае. Цитата из его книги «Я – истребитель» будет обширной, но здесь важна каждая фраза! Вот что писал Захаров:
«┘Где-то в середине последней предвоенной недели... я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север – до Белостока.
Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребизабиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и совсем не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, штабные автомобили...
...Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт, и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: со дня на день.
Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей (выделение здесь и далее мое. – С.Б.) площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек (то есть он заранее знал, что скоро сядет наш самолет со срочной информацией! – С.Б.), и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30–50 километров, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока...»
Там Захаров доложился замкомандующего ЗапОВО Болдину, который проводил разбор учений. Генерал Болдин, закончивший войну зам. командующего войсками 3-го Украинского фронта, информацию Захарова учел. А вот реакция Павлова в Минске была, по словам Захарова, иной: «...Генерал армии... поглядывал на меня так, словно видел впервые... В конце сообщения он спросил, не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово «преувеличивать» на «паниковать»...» А ведь нередко приходится читать, что Павлов, мол, «предупреждал».
Но важнее вот что... Пограничники – это служба Берии! Из пограничного «секрета» донесение Захарова могло уйти только Берии по цепочке от погранзаставы до стола наркома. И в подлинной истории войны полет полковника Захарова должен быть записан заглавными буквами! В том числе благодаря этому полету Сталин с 18 июня 1941 года знал, что война начнется очень скоро. Кроме того, об этом «сообщил» Москве сам┘ Гитлер!
 Командующий Западным фронтом генерал армии Павлов – сознательный виновник катастрофы лета 1941-го или жертва обстоятельств? Фото с сайта www.otvoyna.ru |
Вот как все это, судя по всему, было...
Захаров формально летал по заданию Копца, но летал, вне сомнений, по заданию Сталина, хотя сам об этом, конечно, не знал, как не знал этого и Копец.
Задумаемся: почему, если задание Захарову давал Копец, то есть человек из ведомства наркома обороны Тимошенко, донесения от Захарова везде принимали пограничники из наркомата внутренних дел Берии? И принимали молча, не задавая вопросов: кто, мол, ты такой и чего тебе надо?
Как это так?! В напряженной атмосфере у самой границы садится самолет, и пограничный наряд не интересуется у пилота: «А что тебе, собственно, милый друг, здесь нужно?» Такое могло быть в одном случае: когда на границе под каждым, образно говоря, кустом этот самолет ждали.
Кто в реальном масштабе времени мог дать приказ, соединивший воедино усилия подчиненных Тимошенко и Берии? Только Сталин. Но зачем? Объяснение может быть одно: полет полковника Захарова стал одним из завершающих элементов стратегического зондажа Москвой намерений Гитлера. Представим себе ситуацию того лета┘
Москва получает сообщения о близящейся войне от нелегалов и легальных закордонных резидентур Меркулова из НКГБ, от нелегалов генерала Голикова, руководителя ГРУ Генштаба, от военных атташе и по дипломатическим каналам. Но все это может быть провокацией Запада, видящего в столкновении СССР и Германии собственное спасение.
Однако есть разведка погранвойск, и вот ее-то информации верить можно. Это – интегральная информация от такой разветвленной периферийной разведывательной сети, что она может быть лишь достоверной. И эта информация доказывает близость войны.
Но как проверить все окончательно?
Идеальный вариант – спросить самого Гитлера о его подлинных намерениях. Не окружение фюрера, а его самого, потому что фюрер не раз неожиданно даже для окружения менял сроки реализации собственных приказов! Сроки наступления на Западном фронте в 1940 году изменялись Гитлером более 20 раз!
И Москва 18 июня 1941 года обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций. Это не гипотеза, а факт, отмеченный в дневнике начальника ОКВ Франца Гальдера. В нем, среди других записей 20 июня 1941 года, находим: «Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером».
Одна фраза┘
Но эта фраза, достоверно фиксирующая факт советского предложения Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней! Полностью! И этот второй замалчиваемый факт рушит всю устоявшуюся – как у нас, так и на Западе – схему! Реально все было иначе!
Сталин встревожен. Он лично диктует руководителю ТАСС текст заявления ТАСС от 14 июня, где говорится, что «по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы┘»
Берлин отмалчивается.
Возникает идея направить к Гитлеру Молотова. Гитлер отказывает. Пойти на встречу с заместителем Сталина фюрер не мог никак.
Даже если бы Гитлер начал тянуть с ответом, это было бы для Кремля доказательством близости войны. Но Гитлер вообще отказал. Сразу! После отказа Гитлера не надо было быть Клаузевицем, чтобы сделать тот же вывод, который сделал полковник Захаров: «со дня на день».
И вот тут Сталин поручает обеспечить срочную воздушную разведку приграничной зоны. Мог ли Копец выбрать лучшую кандидатуру, чем Захаров?
С другой стороны, Сталин поручает Берии обеспечить немедленную передачу собранной опытным авиатором информации в Москву. Вот почему Захарова на всем маршруте его полета, в зонах нескольких пограничных отрядов, под каждым кустом ждал пограничный наряд, даже не спрашивая – что это за самолет сел в пограничной полосе. Захаров ведь садился на «подходящих площадках» не по собственной инициативе. Ему было заранее сказано, что все сведения он должен периодически передавать через пограничников, делая посадки через 30–50 километров. Все понятно! Во-первых, время не ждало – сведений ждал Сталин. При скорости У-2 примерно в 120–150 километров в час фактор времени на 400-километровом маршруте уже был значимым.
Во-вторых, Захарова немцы могли и сбить – даже над нашей территорией. Ведь они не могли не видеть летящий по кромке границы русский самолетик и не могли не понимать, что сейчас вскрывается приграничная дислокация германской группировки, готовой ринуться на Россию. Но Захаров время от времени садился, и даже если бы у него с какого-то момента полета возникли проблемы, хотя бы часть оперативной информации до Москвы дошла бы.
Она же дошла вообще полностью. И уже к вечеру 18 июня 1941 года Москва знала точно: война близка.
НЕВЫПОЛНЕННЫЕ ПРИКАЗЫ
Поняв, что Гитлер решился-таки на войну, Сталин не позднее вечера 18 июня начал отдавать соответствующие распоряжения руководству НКО. Новая активность была замечена и чужим глазом, что подтверждается в записке Сталину, Молотову и Берии, направленной наркомом ГБ Меркуловым 21 июня 1941 года, с текстом беседы двух иностранных дипломатов, состоявшейся 20 июня. Там были слова: «– Здесь все беспокоятся – война, война. – Да, да. Русские узнали».
Да, русские узнали!
И узнали заблаговременно потому, что усилия множества крупных и мелких разведчиков, предпринимаемые в последние месяцы, увенчал успешный стратегический зондаж Москвы! Это был класс разведки в полном смысле слова на высшем уровне – информатором Кремля оказался лично фюрер.
Теперь надо было дать указание о срочном приведении – без особого шума – войск Особых округов в боевую готовность. И вот тут, увы, далеко не все генералы оказались на высоте. Потом, в мемуарах, кое-кто ссылался на «размагничивающее»-де влияние заявления ТАСС от 14 июня. Но любые политические заявления не могут быть руководством к действию для военных. Для военного человека таковым является только приказ!
С начала мая 41-го каждый старший командир и генерал в западных военных округах должен был быть как натянутая струна. Это было также обязанностью «команд» Тимошенко и Жукова в Москве, Павлова в Минске и Кирпоноса в Киеве. Но армия «готовилась» к войне так, что при незначительном на январь 1941 года мобилизационном запасе огнеприпасов в КОВО Генштаб и ГАУ предпочитали отписываться и «успокаивали» Киев, что, мол, в течение 1941 года все будет отгружено.
Страна дала армии крепкую броню быстрых новейших танков Т-34, но в предгрозовую пору рядовые танкисты не имели возможности эту технику в кратчайшие сроки освоить. С другой стороны, новые механизированные и танковые корпуса формировались чуть ли не на границе. Да, в целом РККА была крепка, но имела, как сейчас выясняется, ряд слабых звеньев. А ведь цепь рвется по ним! И Сталин ответственен за это лишь в той мере, в какой высший руководитель отвечает за все, даже не будучи виновным непосредственно. Вина же генералитета была намного более конкретной.
Много, много неясного мы имеем в освещении предвоенной половины 1941 года и в особенности последней предвоенной недели. Скажем, знаменитая «заслуга» наркома ВМФ Кузнецова в приведении флотов в готовность № 1... Так ли уж она была велика на деле?
Есть «Записки участника обороны Севастополя» капитана 1 ранга Евсеева, которые хранятся в Центральном военно-морском архиве. И из них следует, что боевую готовность на ЧФ объявили уже после того, как первые немецкие бомбы разорвались на Приморском бульваре Севастополя, заполненном гуляющими по случаю завершения больших маневров. Комфлота Октябрьский давал в ту ночь банкет.
Маневрами руководил адмирал Исаков. Он-то и засекретил в 1943 году записки Евсеева «с правом использовать всем, работающим по Севастополю». Заметим: не отдал приказ наказать Евсеева за клевету, а «всего лишь» засекретил неудобную правду об адмиральском банкете под немецкие бомбы.
Зато начальник ГУ погранвойск НКВД генерал Соколов в ночь на 22 июня находился на участке 87-го погранотряда Белорусского пограничного округа. Главный пограничник страны не мог быть там без приказа Берии и санкции Сталина, и ясно, что Соколов нужен был в Белоруссии для того, чтобы с началом боевых действий организовать боевую работу пограничников в условиях войны. 21 июня заставы, пограничные комендатуры и отряды вышли из казарм и заняли оборонительные сооружения. Пограничники всегда умели воевать, и один опытный солдат границы (а их было в западных округах около 100 тыс.) в условиях сложного динамичного боя стоил, пожалуй, десятка обычных красноармейцев. Так и вышло: погранвойска в начавшейся войне сразу же сыграли роль без преувеличений стратегическую. Они сутками держались в обстановке, в которой многие армейские части катились назад через часы. Однако стратегический подвиг погранвойск НКВД СССР в июне 1941 года не оценен по его значению до сих пор!
Генерал же Павлов в последний предвоенный вечер наслаждался опереттой в Минском театре, хотя в тот момент должен был быть не в ложе театра, а на фронтовом командном пункте.
Именно фронтовом, а не окружном, потому что не позднее 19 июня из Москвы в Минск и Киев поступили соответствующие распоряжения. И общая неготовность приграничных военных округов НКО к 22 июня выглядит более чем странно на фоне готовности пограничных округов НКВД. Почему? Ведь, судя по всему, Сталин дал за три дня до войны общее «добро»! Не версия, а факт, что не позднее второй половины дня 19 июня из Москвы поступил в Киев приказ полевому управлению штаба округа немедленно передислоцироваться в город Тернополь, где в здании бывшего штаба 44-й стрелковой дивизии располагался фронтовой командный пункт.
Под Барановичами, в районе станции Обуз-Лесная, разворачивался фронтовой командный пункт ЗапОВО. Только Павлов там до начала войны так и не появился!
А вот в ОдВО генерал Захаров прибыл на свой полевой командный пункт в районе Тирасполя 21 июня вовремя и взял на себя командование. И прибыл Захаров туда потому, что еще 14 июня (!) получил приказание из Москвы выделить армейское управление 9-й армии и 21 июня вывести его в Тирасполь.
Бывший замначштаба Одесской ВМБ контр-адмирал Деревянко прямо пишет о директивах Тимошенко и Жукова от 14 и 18 июня и сообщает, что командующие других западных округов получили их 18 июня! Однако в «Воспоминаниях и размышлениях» маршала Жукова об этих директивах не сказано – упоминаются лишь директивы от 14 апреля и 13 мая. О директивах 14 и 18 июня – ни слова!
Да, следы заметали и заметают. Например, сообщается, что 13 июня Тимошенко просил у Сталина разрешения привести в боевую готовность и развернуть первые эшелоны по планам прикрытия, но Сталин не разрешил. Что ж, 13 июня так, надо полагать, и было. Сталин, понимая, что страна еще не готова к серьезной войне, не хотел давать Гитлеру повода к ней. Известно, что Гитлер был очень недоволен тем, что Сталина не удается спровоцировать. Поэтому 13-го июня Сталин еще мог колебаться – пора ли принимать все возможные меры по развертыванию войск. Потому и начались срочные зондажи начиная с заявления ТАСС от 14 июня, которое Сталин скорее всего после разговора с Тимошенко и составил. Затем последовал «момент истины» с полетом полковника Захарова и отказом Берлина принять Молотова. В своих мемуарах Жуков писал: «После смерти И.В.Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности. Последняя мирная ночь была совершенно иной...»
Увы, при всем уважении к Георгию Константиновичу не могу не сказать, что здесь видно стремление и честь соблюсти, и капитал приобрести... Во-первых, генерал Павлов и адмирал Октябрьский как раз беззаботно веселились. Во-вторых, если в последнюю мирную ночь командующие и их штабы были на местах и в боевой готовности, то почему спали войска? Притом одни спали, а другие уже выдвигались к границе... Как это понимать?
С тех дней прошло 70 лет. И все эти годы многим «тьмы низких истин» оказывался дороже их «возвышающий» обман. Остается понять – что надо сегодня нам: продолжение лжи или горькая, как спасительное лекарство, правда о начале Великой Отечественной?
