Валерий Вяткин
Митрополит Амвросий (Подобедов) с обер-прокурором сладил, но и сам впал
в немилость у самодержца.
В.Боровиковский. Портрет Амвросия (Подобедова). XIX век. ГТГ
Учредив в 1722 году должность синодального обер-прокурора, Петр I рассчитывал на то, что индивидуальное начало в лице этого чиновника добавлялось к коллегиальному (синодальному присутствию), мирское – к иерархическому, причем не для соперничества, а для интеграции сил.
Но государство, созданное Петром, было подвержено бюрократизации, в том числе и органичная часть этого государства – прокуратура. Правовая культура архиереев, само их уважение к закону оказались предельно низкими. Правительствующий Синод был обречен на внутренние противоречия. Соединение разных начал в управлении, задуманное императором, обернулось конфликтами синодального присутствия с главным церковным чиновником, то есть архиереев с обер-прокурором. Последовала долгая борьба за власть. Уже первые обер-прокуроры столкнулись с мощным сопротивлением синодального архиерейства. Но стремление к законности, конструктивность позиции представителей государства в Синоде оправдывали институт обер-прокуратуры. Уже в XVIII веке обозначилась важность ее роли, ее созидательная роль. Однако не обошлось без противостояния и личных трагедий, что мы видим на примере судьбы обер-прокурора Александра Яковлева (1762–1825), чье 250-летие Русская Православная Церковь и не подумала отметить в уходящем году.
Непреклонный законник
Синодальная карьера Яковлева показательна, хотя была недолгой: с 9 января по 1 октября 1803 года. Полному реформаторских планов молодому императору Александру I потребовался энергичный, способный человек в церковном ведомстве, которое тоже ожидали перемены. Выбор пал на сорокалетнего действительного статского советника Яковлева, и совсем не случайно. Он был потомком старинного боярского рода. Отец его служил президентом Юстиц-коллегии. Со слов профессора Казанской духовной академии Петра Знаменского, новый обер-прокурор был «человеком весьма деловитым, горячим поборником законности и государственного интереса, вроде… Шаховского (обер-прокурор при императрице Елизавете Петровне. – «НГР») … опытным и ревностным». По мнению другого дореволюционного автора, Яковлева отличала решительность. К тому же о выдвижении Яковлева в Синод монарха просила его мать, императрица Мария Федоровна.
Александр Яковлев написал впечатляющие мемуары, известные пока лишь немногим. И это несправедливо. Ведь по утверждению Александра Герцена, состоявшего в родстве с Яковлевым, «он получил порядочное образование… был очень начитан…» Продолжая характеристику, Герцен заметил в «Былом и думах», что Яковлев «служил при какой-то миссии (советником одного из посольств. – «НГР»), а возвратившись в Петербург, был сделан обер-прокурором». Таким образом, Герцен тоже подчеркнул опыт чиновника.
Будучи непреклонным законником, за основу своих трудов в Синоде он взял обер-прокурорскую инструкцию, утвержденную еще при Петре I, и изданный тогда же «Духовный регламент», чем восстановил против себя «присутствующих» в Синоде иерархов, особенно митрополита Петербургского Амвросия (Подобедова), который считался «первоприсутствующим». «Духовный регламент» был нацелен на обеспечение порядка в Церкви, на ограничение деспотизма архиереев, и противники церковной реформы не хотели о нем даже слышать.
Не меньший гнев иерархов вызвал интерес Яковлева к расходованию сумм православного ведомства. Подобно обер-прокурору Василию Хованскому, он занялся проблемой ежегодного остатка церковных денег, что составляло огромную сумму – около 100 тыс. руб. Интерес понятен: неучтенные деньги могли легко расходиться по карманам. Но его доклад императору остался без ответа: иерархам помог сенатор Дмитрий Трощинский, при помощи которого Подобедов интриговал против обер-прокурора.
Уже первое синодальное заседание показало, что Яковлев решительнее Хованского. К тому же его поддерживал влиятельный Николай Новосильцев, известный по членству в «Негласном комитете», состоящем из единомышленников Александра I, склонного в молодости к либеральным реформам. Заправилы Синода предложили Яковлеву закулисный союз с перспективой наград и поощрений, что означало ущерб государству. Для этого обер-прокурора приглашали на специальную «конференцию» к Подобедову. Но Яковлев предпочел казенный интерес, предчувствуя труднейшую борьбу, ведь отвергнутые «союзники» обещали «отблагодарить», как сказал он сам в мемуарах.
Шансы одолеть заговор синодалов у него были. Инструкция обер-прокурора давала ему много полномочий: требовались намерение ими воспользоваться и решительность.
Первоначальной его заботой стала синодальная типография, которой заведовал племянник Подобедова. Яковлев заметил, что при торгах на бумагу и другие типографские материалы имелись большие злоупотребления. Типография вела большой оборот при неразвитости полиграфии в стране. Через Новосильцева он добился императорского указа о том, чтобы торги шли под контролем обер-прокурора, что прекращало злоупотребления.
Наводя порядок в расходовании казенных средств, он находил деньги на финансирование важных дел, таких, как реставрация запущенного синодального храма, до которого иерархам словно не было дела.
Но одновременно обострились конфликты в Синоде.
Главным недоброжелателем обер-прокурора, как упоминалось, был митрополит Амвросий (Подобедов). Уже в начале архиерейства обнаружились его личные качества. В 1782 году, будучи епископом, Подобедов занял Крутицкую кафедру, к которой было приписано подворье Саввино-Сторожевского монастыря, и вскоре велел разобрать Воскресенскую церковь подворья. Материалы, полученные при разборке, продали, получив прибыль почти в 1,5 тыс. руб. Из них 600 руб. ушло на нужды архиерейского дома, остальные причислили к «неокладной сумме». Ни слова мы не найдем о благотворительных тратах. Сама архиерейская среда делала из подобных иерархов стяжателей. В 1785 году митрополит Гавриил (Петров) внушал Амвросию, тогда архиепископу Казанскому: «Просить государыню (Екатерину II. – «НГР»), чтоб вы отводом рыбных ловель были осчастливлены… Советую не медлить, чтоб не спроворили дворяне».
Нет сомнений, Яковлеву было нелегко с Подобедовым. После «типографского дела» открылось «дело сорокинское», состоявшее, по источникам, в том, что при предшественнике Яковлева обер-прокуроре Дмитрии Хвостове из синодального магазина продали книг на 20 тыс. руб., но из них ни гроша не пошло в государственное казначейство. Для скрытия растраты Подобедов уговорил чиновника Сорокина на фиктивную сделку о покупке несуществующих книг на искомую сумму с тем, чтобы, объявив о недоброкачественности товара, Сорокин получил назад из Синода будто бы затраченные тысячи. Ясно, в чей карман пошли те деньги. Через вмешательство Яковлева последовало «высочайшее» повеление о расследовании казнокрадства и подлога. Но до преследования казнокрадов дело так и не дошло.
 Александр I в молодости был склонен к реформаторству, в том числе в Церкви. С.Щукин. Портрет императора Александра I. 1809. Тверская картинная галерея |
Борьба за епархии
Видя неустроенность в епархиях, где исстари царил архиерейский деспотизм, Яковлев предложил подчинить духовные консистории непосредственно обер-прокурору, за что ратовали и его предшественники. Отстаивая для консисторий достаточную независимость от иерархов, он планировал поставить в них прокуроров, исходя из 3-го пункта своей должностной инструкции, обязывавшей его «смотреть над всеми прокурорами». А пока прокуроров в епархиях не было, он боролся за контроль над консисторскими секретарями, которые заведовали консисторским делопроизводством, но все еще подчинялись епархиальным архиереям. Епископы боролись за право самим, без Синода, назначать секретарей. Но Яковлев убедил монарха во вреде такой уступки, что можно считать новой крупной победой.
Заметим, что Яковлева не обвинишь в необъективности: при нем однажды предали суду секретаря Иркутской консистории, совершившего противоправный поступок. Закон ограничивал и секретарей, при всей их близости к обер-прокурору.
Внимание Яковлева к регионам привело к тому, что его интересы вновь пересеклись с архиерейскими и обострился конфликт. Терять влияние в епархиях епископы не хотели, и заговор против Яковлева стал неминуем. В апреле 1803 года архимандрит Евгений (Болховитинов) сообщил своему другу: «В Синоде у нас какая-то сильная распря с прокурором. Вчера еще он объявил именной, вопреки одному синодскому определению… Много… было таких же помех в контру… О, как скучно все это переносить митрополиту (Подобедову. – «НГР»)». Но речь не о скуке, а крайней раздраженности митрополита, столкнувшегося с неуступчивым прокурором. Не прошло и четырех месяцев службы Яковлева в Синоде, а «помех в контру» было уже много.
Стремясь к справедливости на всех уровнях управления в Церкви, он пытался влиять даже на избрание епископов, предвосхищая возможности своих преемников. Но часто оказывался один в поле воин. При этом энтузиазм обер-прокурора осаживал сам монарх.
Гораздо большей победой Яковлева стал запрет «первоприсутствующему» иерарху на переписку с государственными чинами от имени Синода: теперь это позволялось лишь обер-прокурору, как и предполагалось законом. Так был сделан решительный шаг к приобретению обер-прокурором министерских прав. Благодаря усилиям Яковлева монарх распорядился, чтобы никакая бумага, поступающая в Синод, не проходила мимо обер-прокурора. И теперь жалобам на епархиальных архиереев не грозили «долгий ящик» или полное забвение. Владение информацией значило рост возможностей, реальную власть.
Не напрасен скорбный труд
Тем временем конфликт между Яковлевым и членами Синода развивался. Масла в огонь подлили труды обер-прокурора по переизданию «Духовного регламента» и переводу Священного Писания на русский язык. Так называемый синодальный перевод Библии мог бы появиться значительно раньше, чем это случилось в итоге. Но Подобедов и подобные ему епископы восприняли новый перевод в штыки. Видимо, ставка делалась на обрядоверие, которое приносило духовенству выгоды.
Активность обер-прокурора вызывала отпор. На него много клеветали, обвиняли в желании искоренить монашество, эту «священную корову» православия. Он был обречен, ведь случилось так, что Александр I не допускал его к себе, не работал с ним, надеясь на молодые силы, сплоченные в «Негласном комитете». Голос обер-прокурора монарх едва слышал. Результат не заставил себя долго ждать. Усилиями Подобедова и прочих архиереев Яковлева отправили в отставку, вернее, он сам попросил о ней, поняв, что без мощной поддержки высшей власти законность не отстоять. Он прекрасно помнил, что некоторые из его предшественников были выдавлены из Синода иерархами. Яковлев понял, что увольнение грозит и ему: жалоб на него была масса, а силы неравные. Отношения обер-прокурора с епископами зашли в тупик, и император склонился к замене государственного контролера в Синоде. «Спорщик уволен», – с удовлетворением отметил Евгений (Болховитинов), будущий митрополит, выражая настрой «присутствующих», которые рассчитывали на возвращение бесконтрольности своей власти. Яковлева еще долго очерняли, например, митрополит Московский Филарет (Дроздов), обвинявший обер-прокурора во «властолюбии, упрямстве и дерзости».
Тем не менее Яковлеву удалось подорвать доверие к митрополиту Амвросию (Подобедову) и – шире – ко всем синодальным иерархам. Подобедова вызвали к монарху, где он получил «соразмерное поступкам его поучение». Более того, монарх наконец рассмотрел «сорокинское дело», сказав в рескрипте, что Синод не предпринял действий согласно законам, «а дал сему делу предосудительный оборот, совершенно сокрывший преступление виновных». Также отставленный обер-секретарь Синода Иван Пукалов заявил, что Синод мог бы действовать открыто перед лицом монарха, отвергнув «сорокинский» вариант, чтобы виновные получили по заслугам.
В дальнейшем возобладала линия Яковлева, который четко обозначил: церковная реформа, начатая Петром I, еще не доведена до конца, и справедливости и законности в православном ведомстве пока мало. Перед государством открывалось два варианта: вводить в синодальное присутствие мирян, такой прецедент создал Петр I, либо усиливать институт обер-прокуратуры. Был осуществлен второй вариант, и в XIX веке, начиная с Александра Голицына, обер-прокуроры стали реальными хозяевами в Синоде. Ставка на коллегиальность, сделанная Петром I, в известной мере утопична. Коллегиальность редуцируется в инструмент личного влияния. В России она не продержалась и века. Коллегии заменяются министерствами. В Синоде повышается роль обер-прокурора.
На следующий год после отставки Яковлева был переиздан «Духовный регламент». Приложения к «Регламенту» включали обер-прокурорскую инструкцию, присягу членов Духовной коллегии и некоторые резолюции Петра I относительно церковной сферы.
Деятельность Яковлева была знаменательна. Период его службы в Синоде был переходным между эпохой начала церковной реформы и временем победы синодальных порядков, наступившей лишь в XIX веке. Изучив пример Яковлева и его коллег, можно с уверенностью сказать, что в обер-прокурорском кресле чаще сидели те, кто составлял цвет интеллигенции – мыслящей, честной, неравнодушной. И удивительно, что, приходя в Синод без предварительной подготовки, они развертывали масштабную и полезную деятельность. По мнению Николая Жевахова, тоже работавшего в синодальном ведомстве, обер-прокуроры «были часто не только более образованными, но и более верующими сынами Церкви, чем сами иерархи».
Но обер-прокуроры каждый раз сталкивались с мощным сопротивлением епископов. Поэтому много значили поддержка и доверие главы государства, чего добились уже преемники Яковлева. Активность его последователей изменила status quo: обер-прокуроры брали верх в борьбе за власть в церковном ведомстве. Ведь империя не опасалась их усиления, она больше опасалась возрождения патриаршества.
