Александр Широкорад
Задний двор Артиллерийского музея. Фото 1970-х годов. Фото предоставлено автором
Ряд российских политиков и в первую очередь президент России Владимир Путин и министр иностранных дел Сергей Лавров предприняли немало усилий для недопущения фальсификации истории России. Но, увы, нецивилизованный рынок губит нашу историю.
ВСЕ НА ПРОДАЖУ
Посмотрите, что сделала за 23 года «незалежная» Украина с Севастополем.
В начале 1990-х годов к Украине отошли: 180-мм береговая батарея № 330, объект «Буря», построенный в 1949–1951 годах, а также «Объект 100» – единственная в мире подземная база крылатых ракет. «Объект 100» состоял из двух дивизионов: 1-й дивизион – у Балаклавы, а 2-й – в 6 км у села Резервное.
Батарея № 330 и 1-й дивизион «Объекта 100» были полностью разграблены – унесли все, что можно, остались лишь бетонные стены.
А ведь какие прекрасные музеи получились бы из этих объектов. Замечу, что в 1986 году на «Объекте 100» был снят боевик режиссера Михаила Туманишвили «Одиночное плавание». Только в 1986 году его посмотрело свыше 40 млн зрителей. Объект играл роль американской подземной ракетной базы.
В Балаклаве в огромной скале в 1954–1963 годах был построен «Объект 825» – подземная база подводных лодок и завод по их ремонту. В марте 1995 года объект был передан ВМС Украины. За пару лет «Объект 825» подвергся тотальному разграблению, и там тоже остались голые стены. Поначалу «щирые украинцы» собирались в этом подземном городе разводить шампиньоны. Но в 2002 году там решили строить нечто типа филиала Центрального музея Вооруженных сил Украины. Из оборудования «Объекта 825» в музее осталось не более 1% подлинных экспонатов. И все же несмотря на дороговизну билетов, крымчане и приезжие стоят в очередях, чтобы попасть в этот музей.
Свыше 80% севастопольских батарей постройки 1876–1941 годов приватизированы и разрушаются мелкими и крупными приватизаторами. Каждая их этих батарей, включая разоруженные в 20–30-х годах ХХ века, использовалась защитниками Севастополя в 1941–1942 годах, и они буквально пропитаны кровью тысяч наших моряков и пехотинцев. А теперь эти мощные бетонные укрепления сносят бульдозерами и взрывают.
СТРАНА РАЗРУШЕННЫХ МУЗЕЕВ
Надо ли говорить, что люди ездят в Крым не только загорать и купаться. И до марта 2014 года, и после во все музеи Крыма летом стояли длинные очереди.
Причем Крым – это круглогодичный курорт. Недаром сотрудники Никитского ботанического сада приглашают экскурсантов – приезжайте к нам в феврале, вы увидите великолепное цветение экзотических растений. Так добавьте сюда десятки экскурсий по уникальным береговым артиллерийским и ракетным батареям, различным подземным объектам Севастополя и Крыма. Это золотое дно для властей полуострова! И это касается не только Севастополя. Например, крепости Керчи – византийская, турецкая и огромная крепость, построенная при Александре II и Александре III.
Увы, и другим регионам России похвастаться сегодня нечем.
Посмотрите на крепость Кронштадт. Там военные с 1991 года один за другим освободили около 20 фортов. Я в июле 2014 года был на форту «Риф», из которого за несколько недель до этого ушли военные. Хотите верьте, хотите нет, я обнаружил открыто валявшийся там порох и даже его заснял. В 30 м от форта догорало какое-то строение, подожженное бомжами.
Несколько фортов Кронштадтской крепости уже обращены в закрытые клубы, рестораны и т.д. Резким контрастом для меня стало посещение в марте 2014 года Свеаборгской крепости. Там финны сберегли и отреставрировали крепость, построенную «русскими оккупантами», превратили ее в огромный музей и имеют неплохой доход. Почему это нельзя сделать в Кронштадте?
Между Петербургом и Ладожским озером находится огромный морской и сухопутный артиллерийский полигон, созданный еще 150 лет назад. Он менял свое название не менее 10 раз, но в просторечье в XIX–XXI веках назвался Ржевкой. Сейчас полигон расположен на территории Всеволожского района Ленинградской области. На сегодняшний день его площадь составляет 740 кв. км, что примерно равно площади Москвы в пределах МКАД. Директриса стрельбы поля – 112 км.
Там еще остались многие десятки сухопутных и морских артсистем, включая пушки калибра 406 мм и 356 мм. На Ржевке построены и десятки полномасштабных отсеков самых различных кораблей и другие объекты. Кстати, там же есть и отличный закрытый музей. Меня удивить трудно, но там я многое увидел впервые.
В конце 1990-х годов и начале XXI века земля полигона не была приватизирована исключительно в силу своей ценности. Ее так и не сумели поделить городские власти, областные власти и военные.
Разумеется, проще всего пустить живописные земли полигона под многоэтажные кварталы или коттеджные поселки. Понятно, что они разрастутся, как поганки, после того, как через полигон пройдет кольцевая автодорога КАД-2. Но соответствует ли такое решение интересам государства и будущих поколений?
С конца 40-х годов ХХ века почти все северное и западное побережье Ладоги стало сплошным полигоном, точнее, несколькими полигонами, принадлежавшими ВМФ, ВВС, ПВО, институту Атомной энергии им. Курчатова и еще черт знает кому. Там испытывались ракеты, проводились бомбометания, опыты с минами, торпедами и даже массово испытывались боевые радиоактивные вещества. Последними заражались участки местности, корабли, производились подрывы боевых частей ракет и мин, снаряженных ими.
К 1991 году большинство полигонов было брошено, и военные ушли оттуда. Наиболее зараженное радиоактивными веществами судно – бывший эсминец «Кит» – летом 1991 года было поднято, помещено в специальный плавдок и выведено с Ладоги на Новую Землю. Но большинство других опытовых судов находятся в притопленном состоянии.
Земли на брошенных полигонах приватизируются как законно, так и незаконно. По непонятным причинам Министерство обороны РФ хранит гордое молчание по поводу Ладожских полигонов. Официально о них не написано ни строчки. Вроде бы их и не было!
Предположим, что это государственная тайна особой важности. Но почему тогда на территории бывших полигонов сейчас околачиваются сотни, а то и тысячи финнов, многие из которых сделали эти места своим местом постоянного проживания. Автор этих строк сам в 2006 году беседовал с финнами, постоянно проживавшими на острове Коневец, где производились опыты с боевыми радиоактивными веществами.
Не пора ли навести порядок на Ладоге? Дать официальную исчерпывающую информацию о том, где и какие опыты производились. Точно обозначить границы радиоактивного заражения. Определить районы приватизации так, чтобы у простых граждан Российской Федерации осталась возможность видеть эти красоты своей Родины. А может, и вообще целесообразно устроить большой Ладожский заповедник? Ну и, само собой, должен быть по крайней мере один музей, где рассказывалось бы об экспериментах на Ладоге.
ЧИНУШИ-ХРАНИТЕЛИ
Или вот такой случай. Вхожу в большой государственный военный музей. Спрашиваю экскурсовода: «Что это за пушка?» – где на табличке значится лишь калибр и страна-изготовитель. Через четверть часа ко мне подводят упитанного хранителя. Повторяю ему вопрос. «Да, мы знаем об этой пушке и сейчас готовим о ней статью, вот прочтете и узнаете». Ну как мне объяснить этому новоявленному «товарищу Саахову», что надо отделять своих баранов от государственных? Кстати, прошло восемь лет, а статья его так и не появилась.
То, что «товарищ Саахов» в свободное от службы время накопал в архивах, – это его личные бараны. А вот формуляры пушек и иные документы, хранящиеся в музее, – это бараны государственные, которых сааховы приватизируют и пытаются использовать в своих целях.
Давайте без политкорректности. Мой отец в 1941-м пошел на фронт добровольцем и был ранен, а моя мать в 14 лет пошла работать на военный завод для того, чтобы был создан этот музей и в нем экспонировалась трофейная пушка. На мои, как налогоплательщика, деньги был построен этот музей. Наконец, я купил билет не для того, чтобы сааховы вешали мне лапшу на уши.
Не пора ли в министерствах обороны, культуры и иных ведомствах осознать: что такое за учреждение – музей? Это место, где люди получают информацию, а не место, где ее прячут от посетителей.
Вот еще пример. На переднем дворе Артиллерийского музея лежит как минимум сотня уникальных стволов русских и иностранных орудий XVI–XIX веков, причем без всяких табличек. В конце мая 2009 года экскурсоводы нашли-таки мне дяденьку, ведавшего оными стволами. Я решил сразу заинтересовать дяденьку материально и спросил его, ведет ли он экскурсии. Получив утвердительный ответ, я предложил ему сразу деньги за экскурсию и попросил рассказать о нескольких стволах во дворе или просто показать формуляры на них. Замечу, что формуляры – это не книги, а всего несколько строк: вес орудия, время поступления в музей и т.д. На это дяденька ответил, что формуляры есть, но чтобы прочитать их, надо заплатить 5 тыс. руб. за штуку!
Мне показалось это сном. И не только из-за астрономической суммы, но и из-за того, что подобная информация безразлична 99,99% населения и может быть напечатана в лучшем случае в самопальном журнальчике, где автор получает в виде гонорара лишь два его номера.
Предвижу возмущение руководства музея. Они в ответ приведут длинные выдержки из своих отчетов о проведении десятков тематических выставок, статьях научных сотрудников музея и т.д. и т.п. Увы, у нас еще в 1920-х годах научились писать великолепные отчеты о проделанной работе. Вспомним незабвенного Егора Скумбриевича.
Обилию профессоров и кандидатов наук в персонале Артиллерийского музея может позавидовать и иной НИИ. Но почему сей научный коллектив не может разобраться с тем, что хранится в фондах музея? Хотя бы с артиллерией. Почему последний «Каталог материальной части отечественной артиллерии» был выпущен в 1961 году, то есть 53 (!) года назад? А последний каталог, где была и иностранная артиллерия, выпущен аж в 1876 году, в царствование императора Александра II.
Я несколько раз поднимал этот вопрос в наших СМИ. И вот пять титулованных сотрудников Артиллерийского музея ответили мне в одном из журналов: мол, каталоги «готовятся десятилетиями: приходится очень много копаться в архивах… требуют больших затрат, на которые и в европейских странах, «культурно продвинутых», государство идет с большой неохотой. Книги за рубежом и так недешевы, а такие специфические издания – особенно. Покупают их считаные единицы не самых бедных профессионалов и любителей. Большая часть тиражей расходится очень медленно».
А посему мы 53 года ничего не делали и делать не будем. Посмотрели бы мастистые профессора на календарь – на дворе не XIX век, а XXI. Для изготовления каталога достаточно привлечь группу студентов-историков в 20–30 человек и пару опытных программистов. За месяц студенты отсканируют все формуляры орудий, сфотографируют и обмеряют их. Ну и, само собой, крупно снимут все украшения, клейма и надписи на орудиях. Для этого даже не нужна профессиональная оптика, достаточно хороших «мыльниц».
Ну а потом пара программистов приведет все в порядок, и музей при самых минимальных затратах, не потревожив покой профессоров и кандидатов, может начать продажу дисков, а также каталога по Интернету. Желающих купить его будет тысячи. Главное же, что этот каталог пробудит интерес к отечественной артиллерии и к музею у молодежи. А десятки историков артиллерии дополнят каталог архивными данными, подготовят десятки статей как в Интернете, так и на бумажных носителях. Это и есть развитие исторической науки и патриотическое воспитание молодежи.
Почему же это не делается? Да потому, что и в Артиллерийском музее, и в ряде других музеев их директора и хранители путают, как уже говорилось, «свою личную шерсть с государственной». Экспонаты и документы, хранящиеся в музее, предназначены для ознакомления народа, а всякие жучки делают все, чтобы их спрятать, и делают на них бизнес.
БИЗНЕС НА КОЛЛЕКЦИЯХ
Самый невинный бизнес – это публикации в книгах и журналах. Эксклюзив десятилетиями скрывался от населения, а потом вдруг появился в книге сотрудника музея. Но удается это сделать весьма редко, и 99,9% спрятанного так и остаются недоступными посетителям музеев и исследователям.
Куда более прибыльно потихоньку водить в фонды VIP-персон. А крупные чиновники и бизнесмены в душе мальчишки, и с удовольствием будут рассказывать в своей компании: «А вот только мне показали, и даже дали подержать…»
Еще более выгодно знакомить со спрятанными эксклюзивами иностранцев из Западной Европы, Японии и т.д. Сколько сотрудники музеев за эксклюзивы получают евро и иен наличными, можно только догадываться. Берут они, естественно, и «борзыми щенками» – ответными приглашениями с оплатой перелета, отелей, банкетов.
Так что, автор против международных контактов научных сотрудников музеев? Ни в коем случае! Но при одном условии: что все, что передают иностранцам, должно быть еще ранее открыто для отечественных исследователей. Причем для независимых, а не для тех, которых выбирают по своему усмотрению капитаны Копейкины. Короче говоря, вся информация, переданная иностранцам, должна быть выложена в Интернете.
Однако здесь тут же возникнет другая проблема. Публикация каталогов неизбежно выявит исчезновение огромного числа экспонатов. Например, в том же Артиллерийском музее. В конце XX века на большом заднем дворе музея были складированы, буквально как сельди в бочке, колесом к колесу, сотни орудий. Это были отечественные, английские, французские, немецкие, австрийские, японские и другие береговые орудия, полевые артсистемы, зенитные орудия, минометы и т.д. Сейчас их стоимость составила бы если не миллиарды, то, во всяком случае, сотни миллионов евро.
Я попытался через СМИ узнать о судьбе этого массива орудий, который бесследно исчез с заднего двора музея. И вот через тот же журнал я получаю ответ: «Представляете, сотни орудий – все на месте». Ну а «задний двор музея действительно долгое время был достаточно неприглядной территорией, заросшей бурьяном, с покосившимися сараями-хранилищами, древней котельной». То есть никаких орудий там никогда не стояло.
Казалось бы, вопрос снят. Но у меня на руках десятки четких фотографий и негативов заднего двора с сотнями орудий, на многих из которых хорошо видны инвентарные индексы Артиллерийского музея. Не пора ли с этим разобраться? Куда делась эта коллекция орудий? Их было больше, чем сейчас в армиях Бельгии, Голландии и Люксембурга вместе взятых. Этих орудий хватило бы для организации 30–40 провинциальных краеведческих музеев.
А, может быть, руководству музея прекратить заниматься словоблудием и дать четкий ответ: мои фото – подделка; все орудия находятся в таких-то залах музея или в таких-то конкретных хранилищах, а такие-то орудия – утеряны, с указанием причин.
Если уважаемая профессура не может сделать это сама, то не пора ли этим заняться журналистам и сотрудникам прокуратуры?
