Владимир Лосицкий
Один из узников концлагеря Дора-Миттельбау показывает американским военным следы преступлений нацистов. Фото 1945 года
Среди множества концлагерей и «лагерей смерти» Третьего рейха (исследователи по сию пору не сходятся во мнениях об их точном числе) был один совершенно особый лагерь. Ныне он, как и ряд других подобных мест, превращен в музей, однако судьбы погибших в нем людей остаются невыясненными. Как «филиал» жуткого Бухенвальда гитлеровцы открыли его в конце августа 1943 года. Аккурат в самом центре рейха – в пяти километрах от города Нордхаузен. Под землей. А точнее – в горной породе. Нацисты по приказу Гитлера форсированными темпами решили наладить тут производство небезызвестных самолетов-снарядов (крылатых ракет) «Фау-1» и баллистических ракет «Фау-2». Здесь же выпускали реактивные двигатели для новейшего самолета Ме-262.
Задачу «штамповать» как можно больше экземпляров «чудо-оружия» проигрывающие войну нацисты возложили преимущественно на советских заключенных – вместе с поляками и французами они, по некоторым оценкам, составляли 75% узников. Конкретно речь может идти о многих тысячах граждан Советского Союза разных национальностей, которые всячески пытались замедлять эти работы, вредить производству вражеских новинок. Активного же поиска и поднятия из забвения имен этих героев никогда не велось, в то время как они достойны включения их в учебники истории, увековечения в мемориалах.
РАБОТАЛИ НА ГРАНИ ВЫЖИВАНИЯ
Лагерь, находящийся на глубине почти 70 м, именовался как город, близ которого возник, а также Дора-Миттельбау, или просто Дора. Решение о его строительстве с целью производства «Фау-1» и «Фау-2» принимал лично Адольф Гитлер. А утвердить «местечко» предложили ему министр вооружений Альберт Шпеер и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Выбор был обусловлен тем, что в районе Нордхаузена уже существовала система туннелей, которая изначально предназначалась для подземного топливного склада вермахта. Теперь же толща базальтовой породы надежно обеспечивала защиту оборудованных на глубине цехов от налетов британских крылатых бомбовозов – «ланкастеров» и «галифаксов».
Германское «Оружие возмездия» (Vergeltungswaffe) с самого начала его выпуска предназначалось для ударов по Англии – как месть за ковровые бомбардировки германских городов. Об этом трубила геббельсовская пропаганда. Основная же внешнеполитическая задача, которую ставили перед собой нацисты, заключалась в выведении из войны Британии и Америки: вышла бы первая – и Штаты ретировались бы. Поэтому и обстреливали преимущественно Туманный Альбион. А также Бельгию, где высаживались союзники (по той же причине доставалось еще и Франции). А в дальнейшем, с накоплением и модернизацией ракет, Берлин намеревался переломить ход войны в свою пользу.
Фюрер торопил: Vergeltungswaffe ему было нужно «здесь и сейчас»! Поэтому лагерь под Нордхаузеном строили ударными темпами и поистине «на века». Когда после войны американские оккупационные власти решили взорвать один недостроенный бункер и под одну из его входных арок заложили 125 т динамита, взрыв не возымел видимого воздействия на конструкцию. Славный был железобетон, и заложили его очень умело, надежно!
Производительности подземного завода тоже «можно позавидовать»: в «лучшие» месяцы с конвейера сходило по 35 огромных ракет ежедневно! Однако не все знают, что часть ракет не только не долетели до назначенных целей, но и даже не смогли подняться в воздух. Причиной этого стала деятельность антифашистов Нордхаузена.
Немцам не потребовалось много времени, чтобы понять, что в лагере действует подполье. В штольни было брошено гестапо. Выявленных зачинщиков саботажа нещадно и жестоко казнили. Проводя при этом «уроки» устрашения. В отечественных источниках часто приводится со ссылкой на мемуары Бориса Евсеевича Чертока такое описание придуманной гитлеровцами изуверской механической массовой казни на 70-метровой глубине. К мостовому крану, который был предназначен для вертикальных испытаний и последующей погрузки ракет, были подвешены две балки с многочисленными петлями, которые при необходимости опускали до высоты человеческого роста. Палачи накидывали удавки на шеи провинившихся или заподозренных в саботаже заключенных, крановщик нажимал кнопку подъема – и сразу совершалась казнь через повешение до шести десятков человек. Происходило это на глазах у сотен других узников.
Но и без того заключенные были поставлены в такие тяжелейшие условия труда, что пребывание многих здесь с момента их прибытия не превышало порой и нескольких недель, а то и дней. Температура воздуха в глубинах рукотворно разъятой горы не поднималась выше 7–10 градусов, а на отоплении палачи экономили. Как и на вентилировании штолен. Как и на кормлении узников, работавших на грани выживания.
Один из тех немногих временных обитателей Доры, чудом уцелевших в том аду, попавший в лагерь в начале октября 1943 года, свидетельствовал об условиях труда и быте людей в полосатой робе: «Первое время мы работали на пробивке туннеля – изнурительный и тяжелый труд, стоивший немало жертв. Спали в штольне, глубоко под землей. К одеялу каждого заключенного была прикреплена на веревке миска для еды, она служила и подушкой. Холода в так называемых спальных штольнях не чувствовалось, но стояла такая пыль, что почти не было видно находящихся рядом... Под страхом наказания запрещалось брать воду из-под крана: она предназначалась только для машин и цементомешалок... Ни воды, ни умывальников, ни уборных... Куда ни глянь – едва держащиеся на ногах скелеты: таких истощенных узников мне не доводилось видеть еще ни в одном лагере, а побывал я во многих».
Подобная практика была введена с четким расчетом на то, чтобы у человека в таком его состоянии не возникало даже мысли о побеге.
С 1933 ГОДА – СУПЕРСЕКРЕТНОСТЬ
 |
| Крылатые ракеты «Фау-1» на территории подземного завода. Фото Федерального архива Германии |
В 20-е годы прошлого столетия немецкими специалистами были опубликованы теоретические работы, доказывающие реальность межпланетных перелетов. Авторами их, в частности, были инженеры Герман Оберт (1894–1989; один из основоположников современной ракетной техники), Макс Валье (1895–1930; погиб при испытаниях реактивного двигателя для автомобиля), Вальтер Гоман (1880–1945; математически обосновал траекторию орбитального полета, названную позже его именем). В 1929 году в Германии начинаются практические работы по созданию ракетных двигателей под руководством и непосредственным участием одного из пионеров ракетной техники Рудольфа Небеля (1894–1978), а также Вальтера Риделя (1902–1968) – будущего главного конструктора «Фау-2».
Год спустя при активном содействии военных на полигоне рейхсвера Кюммерсдорфе, что располагался в 30 км южнее столицы, был организован полигон для испытания ракет. На них присутствовал и молодой техник – студент Берлинского университета Вернер фон Браун (1912–1977; этому члену НСДАП с 1937 года и штурмбаннфюреру СС суждено будет стать создателем первых баллистических ракет и зваться «отцом» американской космической программы). И военные, которых впечатлило первое испытание, способствовали развитию этих начал. Еще через три года под руководством Брауна была разработана 150-килограммовая 1,4-метровая ракета А-1, топливом для которой служила смесь этанола и жидкого кислорода. И с того же 1933 года – а это, мы помним, год прихода к власти нацистов – все работы и публикации по ракетной технике в Германии были засекречены.
В СССР в деле ракетостроения в те же годы шли своим похожим путем. Публикуются соответствующие научные изыскания «отца» теоретической космонавтики Константина Эдуардовича Циолковского (1857–1935). Еще в годы Гражданской войны в Москве начала работу Лаборатория по разработке изобретений Н.И. Тихомирова. Николай Иванович Тихомиров (1859–1930) был выдающимся изобретателем, разработчиком ракетной техники; его авторитет в среде космических инженеров был столь неувядаем, что уже на закате Советского Союза, в 1991-м, ученые добились присвоения ему звания Героя Социалистического Труда – за разработку именно реактивного оружия. В конце апреля 1927 года в Москве открывается Первая мировая выставка межпланетных аппаратов и механизмов, на которой были представлены образцы конструкторской мысли как советских изобретателей, так и работы зарубежных авторов. С 1928 года переехавшая в Ленинград группа Н.И. Тихомирова была расширена и получила наименование Газодинамическая лаборатория (ГДЛ). Основной ее темой были твердотопливные ракеты (прообраз реактивных снарядов легендарных «Катюш»). Но с 1929 года в ГДЛ по инициативе инженера Валентина Петровича Глушко (1908–1989) было создано и направление по разработке жидкостного ракетного двигателя (ЖРД). Через несколько десятков лет В.П. Глушко станет главным конструктором ряда космических систем, и в частности многоразового ракетно-космического комплекса «Энергия–Буран», которому, увы, в истинно звездной мере не удалось прославить отечественную космонавтику.
Тогда же приходит и время «отца» практической космонавтики Сергея Павловича Королёва (1906–1966). В 1930 году в Москве в подвале одного из домов на Садово-Спасской на общественных началах начала работать Группа изучения реактивного движения (ГИРД) под руководством Фридриха Артуровича Цандера (1887–1933). Он ушел из жизни в 45 лет, но в истории отечественного ракетостроения его имя прочно закрепилось в числе первопроходцев к выдающимся свершениям и как соавтора первой советской ракеты на жидком топливе ГИРД-X. Полностью же успешная реализация первой в нашей стране программы жидкостного ракетостроения произошла уже под руководством именно С.П. Королёва. 17 августа 1933 года с Нахабинского полигона стартовала ракета ГИРД-09, заправленная смесью бензина с канифолью и жидким кислородом (гибридное топливо). Ее технические характеристики были поскромнее браунской А-1: стартовый вес 18 кг, длина 2,4 м, – но ее запуск был не меньшим выдающимся достижением. И уже чуть более чем через месяц замнаркома по военным и морским делам Михаил Николаевич Тухачевский (1893–1937) издал приказ об организации Реактивного научно-исследовательского института – РНИИ со штатом 280 человек, который объединил в себе ГДЛ и ГИРД. Именно здесь собрался костяк выдающихся конструкторов, которые к началу войны создали ракетную установку «Катюша» и где выпестовались умы, позже сделавшие возможным полет человека в космос. И тогда же, в 1933-м, все работы по данной тематике стали «совершенно секретными».
Впрочем, в годы «большого террора» и даже после него в Советском Союзе пребывавшие в ГУЛАГе выдающиеся создатели ракетной и авиатехники свои разработки могли осуществлять преимущественно в «шарашках», режим в которых отнюдь не способствовал полноценной работе над новыми проектами. Все изменилось лишь менее чем за год до окончания войны.
13 июля 1944 года Иосиф Сталин получил письмо от британского премьера Уинстона Черчилля с просьбой обеспечить доступ английских специалистов на находящийся в зоне наступления Красной армии артиллерийский полигон «Хайделагерь». Его площадь была оборудована в 110–115 км на восток от Кракова, в районе города Дембица, который в скорой перспективе должны были взять наступающие советские войска. Там испытывались ракеты «Фау-2». Через три дня после прочтения письма союзника И.В. Сталин повелел освободить С.П. Королёва, а вместе с ним и В.И. Глушко из заключения.
Гитлеровцев выбили из района Дембицы 23 августа, и немедленно туда были посланы советские специалисты, в числе которых был и майор Борис Евсеевич Черток (1912–2011) – будущий ближайший сподвижник С.П. Королёва, участник ряда наиболее значимых космических программ. На полигоне был найден агрегат – это был огромный кусок двигателя немецкого «чудо-оружия». Годы спустя в своих воспоминаниях «Ракеты и люди» (1994) выдающийся конструктор так опишет находку: «ЖРД таких размеров в те времена мы себе просто не представляли!» Шутка ли: через сопло в камеру сгорания легко влез один из командированных сюда, чтобы в подробностях рассмотреть внутреннюю механизацию. А другой, в расстроенных чувствах сидевший рядом, на вопрос «Что это?» ответил: «Это то, чего не может быть!»
Еще через год будущий академик Б.Е. Черток побывал и в Нордхаузене. В числе других специалистов в течение двух дней обследовал «Миттельверк» (в переводе – «средний завод»). В упомянутой книге он оставил такие впечатления от увиденного: «Мы начали с советского офицера, который представился: «Шмаргун, бывший военнопленный, освобожден из лагеря американцами». По его заявлению, он был старшим лейтенантом, политруком, попал в плен в 1944 году и был направлен после всяких пересылок через Бухенвальд в лагерь Дора. Этот Шмаргун выжил только потому, что немцы приказали ему в числе еще нескольких узников «убрать и сжечь более 200 трупов, доставленных с завода в лагерь», и если бы не стремительность американцев… Шмаргун стал проводником прибывших из Москвы специалистов. Он указал им «места, в которых эсэсовцы прятали самую секретную аппаратуру «Фау-2», и американцы их не нашли».
Касательно несомненного подвига работавших здесь людей Б.Е. Черток, со слов рассказавших ему об этом свидетелей, отметил: «На «Миттельверке» действовала подпольная организация. Заключенные, работавшие на сборке, научились так вносить неисправность, что она не сразу обнаруживалась, а сказывалась уже после отправки ракеты при ее испытаниях перед пуском или в полете. Кто-то научил их делать ненадежную пайку электрических соединений. Это очень трудно проверить. Немецкий контрольный персонал не в состоянии был уследить за десятками тысяч паек в сутки. Гестапо просило инженеров Пенемюнде (ракетный центр Третьего рейха под городком Пенемюнде на северо-востоке Германии. – В.Л., В.З.) что-нибудь придумать для автоматизации контроля. Ничего не придумали. До 20% ракет браковалось еще при окончательных испытаниях здесь на «Миттельверке».
ГДЕ «РИСУНКИ ГЕРОЕВ С НАТУРЫ»?
В книге «Ракеты и люди» очень обращают на себя внимание вот еще какие строки. Автор рассказывает, как в начале 1946 года к руководителю комиссии по изучению трофейного немецкого ракетного оружия генералу Льву Михайловичу Гайдукову (1911–1999; в 1945 возглавил многопрофильный институт «Нордхаузен», в котором назначил главным инженером С.П. Королёва) приехал из Эрфурта некий немецкий художник:
«Он привез с собой большой набор акварелей и карандашных рисунков, изображающих подземную производственную деятельность. Из его рассказа следовало, что всякая фото- и киносъемка на «Миттельверке» и в окрестностях были запрещены под страхом смерти. Но руководители программы А-4 считали необходимым как-то увековечить такое великое творение, каким был «Миттельверк». Отыскали его, профессионального художника и карикатуриста, и с помощью гестапо привезли на завод с заданием рисовать весь основной процесс сборки ракет, и по возможности в цвете. Он честно трудился, но временами так увлекался, что появились рисунки избиения заключенных, их казни… Мы смотрели эти рисунки, насыщенные обреченными персонажами в полосатых костюмах, среди которых, наверно, были десятки героев, имен которых никогда не узнает человечество. Как удалось сохранить эти рисунки? «Очень просто, – объяснил художник. – Некоторые рисунки у меня отнимал специальный офицер гестапо. А многие его не интересовали. Я должен был все сдать в дирекцию завода, но не успел и теперь готов подарить русскому командованию». Генерал Гайдуков с благодарностью принял столь редкостный дар. Альбом этих рисунков в свое время был отправлен в Москву. А вот где они теперь – не знаю. Может быть, в каких-либо архивах и удастся их отыскать».
Эти воспоминания выдающего конструктора наталкивают на идею соответствующего поиска. Ибо очевидно, что мы, потомки, обязаны отдать долг памяти солдатам и офицерам Красной армии, погибшим в глубинных разъемах Доры.
К сожалению, ни в Госархиве РФ, ни в Россгосархиве социально-политической истории, ни в Российском государственном военном архиве, ни в Центральном архиве ФСБ альбом с описанными академиком Чертоком бесценными рисунками обнаружен не был. Возможно, он находится в каком-то из других хранилищ страны.
КЕМ БЫЛИ РУССКИЕ УЗНИКИ «ДОРЫ»
Можно лишь предполагать, кем были эти герои. Как известно, максимальные потери Красная армия понесла в первоначальный период войны. Именно тогда сотни тысяч солдат и офицеров попали в плен, и в последующем часть из них была интернирована в Германию – в концлагеря на тяжкие работы. Воинские подразделения РККА на начало войны кадрировались призывниками срочной службы – молодыми людьми в возрасте от 18 до 27 лет. Именно они – те, кто выжил к августу 1943 года, как представляется, и составили основной контингент нацистских концлагерей. Также это могли быть гражданские молодые люди, вывезенные насильно с оккупированных территорий СССР на работы в Германию. Умирающие и казнимые гестаповцами за саботаж восполнялись отчасти за счет плененных позже, хотя понятно, что с наступлением советских войск таких было минимум.
Нордхаузен вопреки достигнутым в феврале 1945 года в ходе Ялтинской конференции «Большой тройки» договоренностям, был взят под контроль войсками 1-й американской армии. Случилось это 11 апреля 1945 года. А за три дня до этого по подземному заводу-лагерю союзниками был нанесен мощный авиаудар, в результате которого, по разным оценкам, погибло более 3,5 тыс. заключенных и еще несколько тысяч было искалечено.
В советскую зону оккупации город вошел только после Потсдамского соглашения в конце июня. И в период с 21 по 30 июня 1945 года в соответствии с операцией «Оверкаст» группа американских экспертов под руководством майора Джеймса П. Хэмилла занималась розыском и вербовкой германских ракетчиков. Союзники вывезли в США все самое ценное, что имело отношение к ракетной технике. В руки американцев попали и сам Вернер фон Браун (сдался им добровольно), и его архивы, а также бумаги одного из основателей тяжелого ракетного машиностроения в нацистской Германии инженера-администратора генерал-майора Вальтера Дорнбергера (1895–1980). В общей сложности американцами был вывезен 341 товарный вагон! Не среди этих ли трофеев находились и составленные гитлеровскими палачами учетные карточки на советских заключенных?
Возможно, что-то сохранилось и у нас, что-то – в Германии. Можно предположить, что в карте заключенного с целью проведения оперативных мероприятий отмечалась истинная причина смерти: саботаж, вредительство и прочее. Зная это, мы не только сможем вернуть имена солдат и офицеров, но и рассказать о героизме наших граждан.
Однако из тысяч погибавших в Доре советских пленных до нас дошло только одно имя – летчика капитана Елового (да, так вот – без имени и отчества). По обрывочным сведениям, он был одесситом, его самолет сбили над польской Лодзью. Спасшийся пилот пытался по чужим документам перейти линию фронта, но был схвачен гитлеровцами и отправлен в Германию. В лагере его называли Семен Гринько. Его знания как авиатора весьма помогли подпольщикам в осуществлении диверсий.
Поразительно, что ничего более о Еловом неизвестно и никто никогда не занимался разысканиями того, как сложилась судьба этого человека. А ведь его имя (правда, без ссылок на какой-либо первоисточник) было названо еще в 1964 году в книге немецкого исследователя Юлиуса Мадера (1928–2000) «Тайна Хантсвилла» (глава «Ужасы Доры, из которой авторы позволили себе позаимствовать некоторые сведения для данной статьи). Показательно, что при этом Ю. Мадер приводит с десяток имен немецких антифашистов, действовавших в «подземелье смерти» Третьего рейха.
Сколько конкретно погибло в Нордхаузене советских граждан разных национальностей, можно сказать лишь грубо округленно, исходя из известных данных. Но, по оценкам экспертов, речь идет о судьбах многих тысяч наших соотечественников. Неужели ни об одном из них не сохранилось хоть каких-то сведений?! В это верится с трудом! Говорят, рукописи не горят. Но ведь архивные дела «не горят еще сильнее»! Найдя архив лагеря Дора, мы не только вернем из небытия имена Героев, но и имена без вести пропавших граждан ряда вновь образованных стран ближнего зарубежья – бывших союзных республик. Наверняка информации о них, хоть самой скудной, ждут их еще, возможно, здравствующие родные и близкие, внуки и правнуки.
Эта страшная история – история массового подвига самопожертвования никем и никогда предметно не исследовалась. Трудно объяснить почему.
Здесь же уместно обратиться и к читателям «НВО» в надежде, что, возможно, кто-то знает хоть что-нибудь про эту трагическую историю. И вдруг сможет подсказать возможные пути к поиску альбома немецкого художника, о котором рассказано выше. Возможно, в семейных архивах существуют какие-то материалы, имеющие отношение к этой истории, «предания». Ведь можно предположить, что единицы уцелевших, освобожденных в 1945 году американцами советских людей (как упомянутый в книге Б.Е. Чертока красноармеец Шмаргун – опять же без имени и отчества) вернувшихся на Родину, дали подписку о неразглашении. Но в кругу семьи они о чем-то могли поведать.
ПИСЬМО ИЗ МИДА
Когда данный материал уже готовился к печати, один из авторов получил дополнительную информацию из Министерства иностранных дел России. В частности, сотрудники МИДа сообщали, что, согласно данным действующего на базе российского посольства в Вашингтоне представительства Минобороны РФ по ведению мемориальной работы в США – Вашингтонского офиса российско-американской совместной Комиссии по делам военнопленных и пропавших без вести и американской части этой комиссии, в Национальном архиве США в Вашингтоне картотеку с личными делами узников Доры-Миттельбау найти не удалось. Можно предположить, что ее там просто нет. В то же время специалисты российского МИДа указывали, что ранее в Центральный архив МО РФ уже были переданы электронные копии книг учета умерших советских военнопленных, содержавшихся в Бухенвальде, где как раз и были найдены записи о смерти советских военнопленных лагеря Дора-Миттельбау. Вполне возможно, что в ближайшем будущем исследователям удастся вернуть из небытия имена многих героев.
комментарии(0)