Борис Кагарлицкий На нынешних выборах у коммунистической оппозиции много проблем, о которых охотно говорят и пишут политические комментаторы. Но есть одна новость, которая не удостоилась широкого обсуждения. Хотя подумать есть о чем.
Аграрная партия идет на выборы отдельно от КПРФ и решительно настроена отвоевать собственный электорат. 22 октября 2003 года состоялось второе Всероссийское аграрное совещание, получившее неофициальное название Всероссийский сельский сход. По его окончании лидеру аграриев Михаилу Лапшину был задан вопрос: почему он вышел из КПРФ и как это повлияет на процент, с которым коммунисты пройдут в Госдуму?
Лапшин напомнил, что в 1993 году АПР, идя на выборы в Госдуму самостоятельно, получила 8% и смогла сформировать свою фракцию в Думе. Надо сказать, что аграрная фракция в первой ельцинской Думе была достаточно заметна и эффективна. Тогда на поддержание сельского хозяйства в расходной части бюджета было выделено 8%. На следующих выборах, однако, судьба аграрной партии сложилась менее благоприятно. Надвигались первые в "независимой России" президентские выборы, и почти все люди, недовольные Ельциным, видели выход в поддержке КПРФ. Понятно, что в таких условиях самостоятельными силами аграрии пройти в Думу не смогли. Коммунистическая фракция в Думе достигла рекордной величины, хотя, как сказал в те дни принадлежавший к аграрной группе депутат Олег Смолин, "Компартия победила, а оппозиция - нет". На гребне успеха КПРФ могла "выделять" из своих рядов депутатов для поддержки дружественных фракций. Увы, в следующей Думе у КПРФ оказалось меньше мест, и продолжение этой практики стало гораздо более трудным. Если же на выборах 2003 года численность депутатов от КПРФ еще более сократится, от такого подхода придется отказаться просто по соображениям парламентской "арифметики". Политически аграрная фракция, зависимая от "десантированных" из КПРФ депутатов, стала превращаться в придаток коммунистической, и о ней все реже вспоминает пресса, она становится все менее самостоятельна и заметна в ходе парламентских дебатов. С 1995 года, когда АПР попала в Думу в блоке с КПРФ, началось резкое падение сельского хозяйства, в том числе и потому, что на поддержку сельского хозяйства теперь выделяется 1% расходной части бюджета.
В сельской местности проживают 40 миллионов жителей России - почти треть. Их положение, несмотря на широко разрекламированный экономический рост и даже триумфальные сообщения о возобновлении экспорта российского зерна за границу, существенно лучше не стало. За последние 10 лет с карты России исчезли 17 тысяч сел и деревень.
Вместе с тем на закупку импортного продовольствия в нынешнем году затрачено почти 300 млрд. руб. - то есть в 10 раз больше, чем на поддержку собственного сельского хозяйства. Доля импорта на продовольственном рынке страны составляет 42%. Если импорт превысит половину потребности страны, мы, по мнению аграриев, рискуем стать продовольственным придатком Запада и фактически утратить свою продовольственную безопасность. А это уже не только вопрос экономики, но и вопрос национальной независимости.
Таким образом, считают аграрии, союз КПРФ и АПР ничего не дал их электорату, зато многое дал КПРФ.
Размежевание между коммунистами и аграриями имеет и более глубокие причины. В большинстве стран Европы консервативная сельская местность была мало восприимчива к левым лозунгам и традиционно являлась электоральной опорой для правых партий. В этом смысле российская Аграрная партия начала 1990-х годов выглядела аномалией. Что, впрочем, легко объяснимо специфическими условиями, в которые было поставлено отечественное сельское хозяйство на протяжении ХХ века. Коллективизация 30-х сломала традиционный крестьянский уклад. А в конце столетия, когда новый образ жизни и ведения хозяйства так или иначе привился, начались неолиберальные реформы, снова ударившие по деревне. Можно сказать, что в экономическом отношении попытки деколлективизации нанесли селу почти такой же ущерб, как и сама коллективизация. К счастью, в Кремле не додумались разгонять колхозы силой - такими же методами, какими они формировались (что привело бы и к аналогичным человеческим катастрофам).
Так или иначе, в конце ХХ века сельский "консерватизм" обернулся приверженностью советским и коммунистическим традициям и стремлением защитить то позитивное, что осталось от прошлых десятилетий. Неолиберальные меры, в свою очередь, вели к обнищанию деревни. Если в отдельных случаях и появились "успешные" хозяйства, рекламируемые либеральной прессой, то это лишь исключение, подтверждающее правило. Без серьезных государственных инвестиций, без развития инфраструктуры и дешевого кредита, без политики, защищающей отечественного производителя, поднять село в масштабах страны невозможно.
Между тем 90-е годы оказались временем, когда серьезные экономические и политические перемены произошли не только у нас, но и на Западе. В частности, неолиберальные реформы ударили по европейским фермерам так же, как и по российским колхозникам. Устранение защитных тарифов привело к тому, что европейские рынки оказались наводнены дешевой (и зачастую некачественной) продукцией транснациональных корпораций. Фермеры стали разоряться. Углубляющийся экологический кризис также ударил по аграрному производству. Повсюду отменялись субсидии и прекращались инвестиции, направленные на поддержание села.
В результате в странах, где существовали крупные крестьянские организации, они начали сдвигаться влево, примыкая к антиглобалистскому движению. Лидер французских фермеров Жозе Бове стал политической "иконой" антиглобалистов. В Финляндии партия Центра (бывшая Крестьянская партия) оказалась единственным оппонентом широкой коалиции правых и левых, проводивших неолиберальные реформы. По существу, она оказалась единственной в стране силой, взявшей последовательно левый курс. Ее победа на последних парламентских выборах в Финляндии показала, что такие позиции пользуются растущей популярностью не только в деревне. В Польше крестьянское движение "Самооборона" стало главным политическим препятствием на пути неолиберальных реформ, которые также дружно проводились всеми остальными партиями, не только правыми, но и левыми. В Бразилии, Боливии, Эквадоре появились массовые и радикальные крестьянские организации. Самая известная из них - Движение безземельных крестьян (MST), которое не только организует кооперативы на захваченных землях латифундистов, но и представлено в национальном парламенте - сейчас там идет дискуссия о формировании собственной партии.
Парадоксальным образом именно усугубляющийся в эпоху "свободного рынка" кризис "мировой деревни" привел к резкому росту активности и влияния крестьянских партий. Вместо того чтобы пассивно ждать собственной участи, деревня стала сопротивляться, зачастую показывая пример городу. Соответственно выросло и стремление к политической самостоятельности.
Российские аграрии с их левыми лозунгами на таком фоне уже не выглядят исключением. Скорее они отличаются от своих западных и латиноамериканских коллег в сторону умеренности. С другой стороны, нарастающий кризис коммунистической оппозиции предопределил размежевание с КПРФ. Если в 1995 году партия Зюганова всеми (в том числе и отчаявшимся селом) виделась как единственная альтернатива "банде Ельцина", то сейчас расклад получается совершенно иной.
Известный журналист Анатолий Баранов как-то сказал, что КПРФ - это не партия даже, а своего рода лицензированная государством монополия по оказанию оппозиционных услуг населению. Но то были времена ельцинского режима. Продолжая мысль Баранова, можно сказать, что путинский Кремль явно вознамерился лицензию у КПРФ отобрать и объявить тендер.
Руководство КПРФ чувствует давление Кремля и пытается укрепить свою базу, обращаясь именно к традиционному левому электорату, на который до недавнего времени партия не обращала особого внимания. Во всем мире опорой левых партий являются крупные города, молодое население со сравнительно высоким уровнем образования и квалификации. Именно эти категории российских граждан были абсолютно не интересны КПРФ, делавшей ставку на село, малые города и пенсионеров. Последние три года показали, что привычный для КПРФ избиратель все чаще изменяет ей со сторонниками Путина. Партии Зюганова приходится, чтобы выжить, искать поддержки в крупных городах. Получается плохо, ибо, несмотря на рост здесь оппозиционных и левых настроений, сама КПРФ - консервативная, малоподвижная и насквозь зараженная "державным национализмом" партия - плохо в эту новую ситуацию вписывается. Ей не удается найти ни подходящих лозунгов, ни лидеров, которые были бы привлекательны для городского левого избирателя, который 7 декабря 2003 года, вполне вероятно, останется дома или проголосует "против всех".
А с другой стороны, поворот КПРФ к населению крупных городов (независимо от того, принесет эта тактика успех или нет) обернулся тем, что все более утрачивается интерес к деревне. Аграрии чувствуют себя заложниками зюгановской партии, не получая ничего взамен. Им же нужны очень конкретные вещи: бюджетные ассигнования на развитие деревни, восстановление сельских школ, налоговые льготы, защитные импортные тарифы, короче - все то, без чего разговоры о восстановлении деревни не имеют никакого смысла. Утратившая влияние в Думе, ослабленная и ищущая новое лицо Компартия не может им этого гарантировать.
В такой ситуации возглавляемая Лапшиным АПР вполне логично сделала для себя вывод о том, что можно и должно идти на выборы отдельно от КПРФ, даже несмотря на связанные с этим риски.
Поскольку партия давно не вела самостоятельных избирательных кампаний, риски достаточно велики. Повторить успех 1993 года вряд ли удастся. Возможно ли достижение АПР 5-процентного барьера? Судя по всему - да, поскольку в августе, еще до предвыборной агрессии, у АПР был рейтинг в 4%. Хотя во многом это зависит от того, как проведут аграрии оставшийся до выборов месяц, насколько они смогут показать себя в качестве партии, имеющей собственное лицо, готовой активно и ежедневно работать со своей социальной базой на местах. В любом случае, однако, они вполне в состоянии провести своих депутатов по одномандатным округам.
Дальнейшая судьба партии зависит уже не от того, сколько будет, в итоге, депутатов, а от того, как будут они работать в парламенте, насколько самостоятельны они будут - как по отношению к КПРФ, так и по отношению к Кремлю. Если это получится, у аграрного движения есть политическое будущее.
Независимо от того, каков будет окончательный результат аграриев на выборах 2003 года, старые отношения закончены. Российская оппозиция вступает в новую для себя эпоху, когда уже ничто не гарантировано автоматически. Доверие избирателей нужно завоевывать заново, а политические союзы строить не на основе старых договоренностей, а на основе новых, радикально изменившихся раскладов.
Дарья Гармоненко 