Михаил Одесский Слово «патриот» весьма частотно в современных российских политических дискуссиях. Для одних оно лозунг на знамени, другие используют его для отрицательной характеристики оппонентов.
Нет нужды спорить о том, считать или не считать подобные варианты словоупотребления правильными. Интереснее другое: когда и почему слово «патриот», казалось бы, не подразумевающее негативной эмоциональной окраски, такую окраску обретает.
Патриоты и верноподданные
В новых европейских языках слово «патриот» понималось как «соотечественник», «земляк». Но в ряде контекстов патриоты – те, кто целью своей деятельности считает благо отечества. Правда, в сословном государстве вопрос о деятельном выражении любви к отечеству был не из актуальных. Понятия «отечество» и «государство» отождествлялись, причем символом государства был монарх, соответственно важнейшие политические характеристики – «верный слуга монарха», «верноподданный».
Заметно меняется ситуация к XVII веку, а в следующем веке актуально уже противопоставление интересов носителя власти интересам отечества.
К примеру, политический климат Великобритании 1730-х годов определялся борьбой так называемых «придворных» и «патриотов». Лидеры парламентской оппозиции именовали себя «патриотами», ну а «придворными» – своих противников, которых возглавлял премьер-министр, пользовавшийся поддержкой королевской четы. Отсюда следовало, что «придворный» безоговорочно предан государю, «патриот» же считает своим долгом отстаивать интересы отечества в целом, долг перед отечеством он ставит выше долга «верноподданного». Поэтому просветительской идеологией подразумевалось, безусловно, положительное отношение к слову «патриот».
Противопоставление интересов отечества интересам властителя, не контролируемого обществом, характерно и для идеологов американской революции. Лидеры колонистов провозгласили своей целью создание нового государства, в отличие от монархии устроенного справедливо. «Патриотами» именовали тех, кто, рискуя жизнью, восстал против метрополии, против власти английского короля, которая была объявлена «тиранической». Джефферсон выразил эту идею лаконично и с присущей ему полемической агрессией: «Древо свободы должно время от времени освежаться кровью патриотов и тиранов».
На исходе XVIII века слово «патриот» ассоциировалось с идеологией французской революции, что опять же подразумевало противопоставление интересов отечества интересам монарха. Такое противопоставление стало особенно актуальным в период войны Франции с коалицией европейских монархов. В 1792 году был сформирован даже парижский батальон «патриотов 1789 года». Указанием даты в названии войсковой части подчеркивалось, что речь идет не просто о любви к отечеству, но о верности идеалам революции, его преобразившей.
Русский иностранный
В России Петра I слово «патриот» обиходным не было. Да и в царствование Екатерины II тоже еще таким не стало.
Это слово употребляли тогда лишь представители интеллектуальной элиты, конечно же, знакомые с просветительской идеологией. Впоследствии эскалация насилия и якобинский террор ужаснули многих русских интеллектуалов, воспринявших просветительскую идеологию. В частности – Радищева. И все же для Радищева слово «патриот» оставалось положительно окрашенным. В «Беседе о том, что есть сын отечества» он рассуждал о «величественном наименовании «сына Отечества» (патриота)┘».
А вот в царствование Павла I использование слова «патриот» регламентировалось из-за предсказуемых ассоциаций с «якобинизмом».
Война 1812 года и заграничные походы русской армии, конечно же, способствовали усвоению европейских идеологических установок русскими интеллектуалами. У декабристов слово «патриот» – обиходное. Контекст употребления американско-французский: «патриот» лишь тогда «верноподданный», когда интересы монархии не противоречат интересам отечества в целом.
Идеологи эпохи Николая I тоже не преминули воспользоваться словом «патриот». Официальное истолкование – любовь к отечеству подразумевает преданность монарху, «патриот» может быть только «верноподданным». Такой установкой подразумевалось и аксиоматическое признание всего русского заведомо лучшим по сравнению с иностранным.
Верноподданные патриоты
Противопоставление «истинной любви к отечеству» и «верноподданности» сохранилось и позже, но влияние официальной пропаганды было ощутимо. Слова «патриот» и «верноподданный» стали почти синонимами. И к началу 1840-х годов употребление слова «патриот» оказалось нехарактерно для русской либеральной традиции.
Было, правда, исключение – ситуация защиты России от нападения внешних врагов. Однако и тут подчеркивалось, что речь идет о защите отечества, а не интересов монархии. Например, Лермонтов, славивший героев Бородинского сражения, разделял понятия «родина» и «государство». Родина соотносилась с русской природой, русской культурой, государство же – «страна рабов, страна господ».
В радикальной европейской социалистической традиции акценты расставлялись еще более жестко. Маркс, например, утверждал: «Рабочие не имеют отечества. Нельзя лишить их того, чего у них нет». В этой традиции «патриот» – защитник режима, охраняющего неравенство.
Официальный «патриотизм» интеллигенция воспринимала враждебно. «Патриотами» именовали себя воинствующие ксенофобы, черносотенцы, погромщики, что, конечно, провоцировало негативное отношение к слову.
Ситуация несколько изменилась в годы Первой мировой войны. Тогда слово «патриот» ассоциировалось именно с защитой отечества. И все же своего рода инерция негативного отношения ощущалась долго.
Советский патриот «forever»
В советском государстве слово «патриот» поначалу тоже не было обиходным. Что, конечно, обусловливалось марксистскими установками.
Зато противники советского режима называли себя «русскими патриотами». В данном случае «борьба с большевистским режимом» осмыслялась как «патриотический долг», защита же интересов монархии, как правило, не подразумевалась. Что, конечно, не помешало советским пропагандистам использовать инерцию прежнего отношения к слову «патриот». Высмеивание «патриотов», защищающих не отечество, а «царя, помещиков и «капиталистов», было в начале Гражданской войны важным элементом советской пропаганды.
Но по мере стабилизации советского режима менялись и пропагандистские установки. Советскому режиму необходимо было отождествление понятий «родина» и «государство». И уже в 1920-е годы – по инициативе Ленина – предпринимается попытка устранить противоречие прежних и новых советских идеологических установок. Советское государство официально объявляется «истинным отечеством всех трудящихся».
В годы Второй мировой войны марксистские догмы не отбрасываются, но «советский патриотизм» уже вполне официально признается тождественным «русскому патриотизму». Конечно, «советским патриотизмом» подразумевается аксиоматическое признание превосходства всего русского по сравнению с иностранным. И тогда, и позже любые попытки выйти за рамки официальной парадигмы истолковываются как пресловутое «низкопоклонство перед Западом», т.е. «антипатриотические» действия.
В среде интеллектуалов к началу 1960-х годов отношение к слову «патриот» двойственное. С одной стороны, слово это ассоциируется с военной эпохой, героизмом, самопожертвованием. И тут нет места отрицательным коннотациям. С другой стороны, словом «патриот» подразумевается идея «верноподданности», безоговорочной преданности советскому режиму, ассоциировавшемуся с деятельностью Сталина. Более того, ксенофобские кампании 1940–1950-х годов, геноцид, официально утверждаемый национализм в самых агрессивных проявлениях тоже ассоциируются со словом «патриот». В таких случаях возникновение отрицательных коннотаций неизбежно.
Ситуация не изменилась и ко второй половине 1980-х годов. Отношение к слову «патриот» по-прежнему было в кругах интеллектуалов двойственным. И отрицательные коннотации все более актуализировались. К началу 1990-х «патриот» – безоговорочно «верноподданный», по недомыслию или в силу корысти защищающий тоталитарный режим.
Но в 1990-е годы политики, эксплуатировавшие слово «патриот», сумели воспользоваться ошибкой своих соотечественников, боровшихся против советского режима. Противники советского режима в полемическом азарте пытались и пытаются иронизировать по поводу слова «патриот», надеясь на предсказуемые – с их точки зрения – ассоциации со сталинским режимом, кампанией «по борьбе с низкопоклонством перед Западом» и т.д. Это очень серьезная ошибка: слово «патриот» связывалось и ныне связывается еще и с защитой отечества.
Постановка риторической задачи была изначально неверной. Противники тоталитаризма полемизировали с идеологами «верноподданных», однако далеко не во всех контекстах слова «патриот» и «верноподданный» – синонимы. Оппоненты же сумели опереться на другие ассоциации.
