Время перевести стрелку

Дмитрий Медведев и Элла Памфилова на встрече в Кремле. Диалог президента с правозащитниками.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

Кризис и Россия – тема эта находится в центре общественного внимания, обсуждается в бесчисленных публикациях разного качества и с разных политических и научных позиций. Здесь она будет рассмотрена в контексте одного фундаментального вопроса: как выглядят в свете кризиса перспективы модернизации страны.

Круговорот мифов

Наивно было бы полагать, что мы просто вернемся в status quo ante crisis. Еще сложнее и важнее, чем спланировать и осуществить меры по выходу из кризиса, – работа на перспективу, способная обеспечить действительную модернизацию экономики, государства и общества.

Вспомним: все без исключения российские так называемые модернизации за последние три века были односторонни или ограниченны, не позволяли вырваться из колеи догоняющего развития. Ибо даже феноменальные достижения в производстве и технологии, победы во внешних войнах не сопровождались модернизацией экономического строя и социальных отношений. Для страны такие рывки нередко оборачивались упадком и социальным регрессом. Так было, например, в эпоху Петра I. Куда как полезнее оказались поражения в Крымской и Русско-японской войнах. Даже если согласиться с тем, что Советская Россия шла по пути модернизации, то это была неполноценная модернизация, при которой догоняющее развитие в технологии сопровождалось серьезным социальным и политическим регрессом.

Мы удивительно восприимчивы к мифологемам разного рода. В периоды крутых перемен мифы массового сознания вытесняются не представлениями, соответствующими реалиям, а другими мифами. В чуть обновленном виде возрождаются старые мифы. Сейчас происходит возгонка сталинского мифа – он преломляется в виде легенды о великом и эффективном управителе-менеджере. Всей мощью современных информационных средств реанимируется старый миф, что европейский путь, приоритет прав человека перед государственными интересами, плюралистическая демократия – вообще (или по крайней мере долго еще будет) не про нас, ибо такова неизбывная традиция, «особый путь» России. Хотя путь каждой страны в известном смысле особый, а за столь почитаемой самобытностью обычно стоят консервативные (если не реакционные) черты нашей исторической жизни и непреодоленной ментальности, препятствующей развитию.

Получил хождение и самоновейший миф о благодетельности китайского пути, о будто бы нами упущенной в годы перестройки возможности модернизировать Россию по китайскому образцу. Я не говорю уже о том, что стартовые условия в последние десятилетия ХХ века в России и Китае были совершенно различны, – но кризис ставит под вопрос совместимость с дальнейшей модернизацией традиций и жесткой политической скорлупы, в которую упакованы некоторые доныне успешно развивавшиеся восточноазиатские общества. Завтра, полагают многие специалисты, эта проблема неизбежно встанет перед Китаем.

Прорыв к модернизации исключительно сложен. Преодоление кризиса – условие необходимое, но недостаточное. Это не означает, что первое обязательно должно предшествовать второму во времени. Во время кризиса осуществлять глубокие перемены в экономике и обществе в силу многих причин труднее. Но исторический опыт, и не только российский, свидетельствует, что как раз в условиях кризиса возрастает социальное давление в пользу перемен, появляются новые возможности. Однако происходит это не автоматически.

Прав Владислав Иноземцев: модернизация – не единственный возможный выбор для нынешней России. Перспектива эта для нас сейчас по меньшей мере не очевидна, а альтернатива модернизации, писал он недавно в «Новой газете», «очень даже просматривается – превращение страны в «Новую Венесуэлу». В отечественных Чавесах и рукоплещущих им толпах дефицита не будет, но чем это обернется для страны? Осознаем ли мы опасность стать сырьевым придатком не только Европы и США, но и Китая? А ведь для этого надо лишь предоставить вещи их собственному ходу.

Реставрация и модернизация

Самонадеянные претензии на сохранение роли «сверхдержавы», хотя бы в мировой энергетике, не только несостоятельны, но и смехотворны в свете генеральных тенденций, меняющих облик мирового производства и торговли. Условия для возобновления сырьевого бума и получения изобильной ренты с мирового рынка не просматриваются и за горизонтом кризиса.

В самый благополучный с точки зрения экономического роста период постсоветской истории России ее зависимость от экспорта нефти, нефтепродуктов, газа и соответственно уязвимость стремительно возрастали: доля энергоносителей в экспорте выросла с 49% в 2000 году до 62% в 2007 году (Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России. Экономический рост 2000–2007. – М., 2008). Эта динамика определялась не только рыночными стимулами, ориентировавшими экономику по линии наименьшего сопротивления. Такой курс был избран государством, не усвоившим катастрофический урок позднего СССР. И урок этот так и не усвоен, основная ставка на перспективу остается прежней. Выход из кризиса усматривается на традиционном, а не на модернизационном пути.

Но секторальная перестройка экономики – лишь наиболее очевидная задача на пути модернизации. Необходимо провести глубокие социально-экономические и политические преобразования, задевающие интересы влиятельных общественных кланов. Пунктирно обозначить эти задачи можно следующим образом.

– Последовательная демонополизация российской экономики, целеустремленное формирование конкурентной среды с использованием инструментария законодательной, исполнительной и судебной власти: жесткий контроль над тарифами в отраслях, где действуют естественные монополии, демонтаж искусственно созданных монополий, перевод госкорпораций в частную собственность, эффективная защита малого и среднего бизнеса от коррумпированного чиновника и рэкетира, постепенное снижение налогового давления на бизнес и возвращение предпринимателю средств, изымаемых ныне как бюрократическая рента в форме различных поборов.

– Активная роль государства в экономике, но не в качестве производителя товаров и коммерческих услуг, а как регулятора процессов ее модернизации: структурной перестройки, перетока капитала в современные высокотехнологичные отрасли и производства, привлечения на льготных условиях иностранных инвестиций, способствующих созданию и переоснащению таких отраслей и производств, где Россия безнадежно отстала от передовых стран, замещения разрешительных для бизнеса процедур регистрационными и т.д.

– Создание и упрочение в экономической и социальной жизни институтов, без которых немыслимо существование современного общества, в первую очередь – частной собственности и независимой судебной системы.

– Проведение запоздавших социальных реформ: пенсионной, систем здравоохранения и образования, рынка труда, жилищной сферы и др.

– Расширение пространства свободы, демонтаж вытеснивших и уродующих ее механизмов «управляемой демократии».

На последнем необходимо остановиться особо. О том, как в последнее десятилетие шла не всеми поначалу замеченная, но с каждым годом нараставшая реставрация авторитарного строя, сказано уже немало. В конце 2008 года дело дошло до Конституции. В президентском Послании Федеральному собранию были обрисованы контуры политической реформы. Предусмотрены некоторые изменения избирательного законодательства и закона о партиях, несколько ослабляющие давление государства, но не колеблющие основы «управляемой демократии». Но главным в этом пакете было продление срока конституционных полномочий президента в полтора раза. Тем самым ослабляется (растягивается во времени) воздействие института выборов (как бы он сейчас ни был деформирован), посредством которого избиратели могут подтверждать доверие президенту или отказывать в нем. Сопоставим: первая поправка, внесенная в американскую Конституцию через 14 лет после ее принятия, закрепляла институты гражданского общества: свободу слова, печати, собраний, религиозные свободы. Первая поправка, появившаяся в нашей Конституции через такой же срок, усиливает перевес власти президента, и без того наделенного колоссальными полномочиями.

С точки зрения одних, политические мутации обеспечивают продвижение по российскому «особому пути» модернизации, а по мнению других, вытесненных в информационное гетто, – как раз ее блокируют. Диалога не получалось, ибо власть имущие своих оппонентов слушать не желали, а от общества их старались отгородить разными средствами, включая дубинки ОМОНа. В лучшем случае некоторых из них привлекали в качестве экспертов при обсуждении за закрытыми дверями специальных вопросов (с довольно низкой, как правило, отдачей от таких контактов).

Сигналы сверху

В этом контексте представляет интерес ряд демонстративных акций, предпринятых президентом в начале второго года его правления. В их числе интервью, данное редактору оппозиционной «Новой газеты», и приезд в ИНСОР – институт, попечительский совет которого возглавляет сам президент и который, неукоснительно соблюдая принятые правила игры, претендует на самостоятельную позицию. Незадолго до визита президента он опубликовал доклад (Демократия: развитие российской модели. – М., 2008), который в отличие от поделок прокремлевских агитпроповских структур содержал немало здравых суждений и вывод: «На нынешнем этапе политического развития России либерализация общественной жизни и укрепление институциональных основ демократии становится инструментальной задачей». Особое же внимание привлекла встреча с членами состоящего при президенте Совета по содействию развития институтов гражданского общества и правам человека, в состав которого перед тем были введены люди с безупречной гражданской репутацией. Стенограмма состоявшейся беседы была сразу же размещена в интернете на президентском сайте, что сделало ее явлением публичным.

В ходе разговора перед президентом были поставлены проблемы, решение которых необходимо для модернизации страны. Предложения известных правозащитников, обладающих незаемным авторитетом, были высказаны хотя и корректно, но вполне откровенно, с минимумом дипломатических умолчаний и эвфемизмов, примерно в такой же тональности, в какой сторонники демократических преобразований ведут разговор между собой. Были приведены примеры беззаконий и безобразий разного рода, на обсуждение которых в контролируемых государством СМИ наложено табу. Но речь шла не просто об «отдельных недостатках». Были названы главные деформации государственной системы, утвердившейся после 2000-го и особенно 2004 года, когда, собственно, и изменился вектор политического развития страны.

Разгул коррупции, в которую вовлечены также и высшие должностные лица. Правовой нигилизм. «Презумпция виновности», с которой государство подходит к общественным институтам. Правоохранительные органы, не столько защищающие граждан, сколько представляющие угрозу для их безопасности и жизни. Элита, которая не выполняет своей роли и отгорожена от общества... И многое другое – я насчитал 48 позиций, эпизодов, персональных вопросов, по которым правозащитники предъявили счет государству.

Содержательная критика прозвучала, и программа неотложных преобразований представлена. Власть в лице президента проявила способность выслушивать публично произнесенные речи, от каких она отвыкла, и пообещала сотрудничать с независимыми общественными организациями, хотя и неясно, в каком виде и в каких пределах. Обещано было также провести некоторую коррекцию законодательства (в частности, откровенно антидемократического закона об НКО). Встреча с правозащитниками, благожелательные по тональности комментарии президента, а главное – вынесение на публику концентрированного выражения позиции, столь отличной от примитива, который льется с экранов ТВ, и идущей вразрез с основными направлениями государственной политики, – явление в общем политическом контексте заметное.

Нельзя было, однако, не заметить две сразу же затем последовавшие акции. Первая – предложения президента по судебной реформе. Наряду с освобождением новоназначенных судей от трехлетнего «испытательного срока» – инструмента управления судьями (шагом безусловно позитивным), меняется порядок определения председателя Конституционного суда и его заместителей: от выборов самими судьями – к назначению всецело управляемым Советом Федерации по представлению президента. Тем самым ослабляется независимость наименее «басманизированного» звена нашей судебной системы, органа, потенциально способного сдерживать развитие по неправовому пути.

Второе – президентский указ о создании государственной комиссии «по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам РФ». Сам состав этой комиссии из чиновников и ряда других лиц, не вызывающих доверия, дает основания предполагать, где комиссия будет искать «фальсификации, наносящие ущерб». Но главное не в этом. Государство теперь вторгается в сферу идеологии (ибо история, как к тому ни относиться, – дисциплина идеологическая). Само наделение государственного органа, кем бы он ни был назначен и из каких лиц ни состоял, правом определять, какие работы и высказывания «наносят ущерб», вступает в противоречие с Конституцией, не допускающей в России обязательной или государственной идеологии. Для противодействия антиобщественным проявлениям существуют статьи УК, все остальное – поползновения возродить приснопамятные идеологические постановления ЦК КПСС или известные указания Сталина, Кирова и Жданова по исторической науке.

У критической черты

Определить смысл и равнодействующую столь разнонаправленных сигналов, поступающих сверху, непросто. Попробую вместо того оценить перспективу, как она видится мне в свете последних событий.

Первое. Ни встреча президента с правозащитниками, ни ряд его других шагов, в логику которых эта встреча вписывается, не дают достаточных оснований для предположения, что в государственной политике наступил перелом, за которым последуют либерализация и демократизация, что во властвующих элитах наметился раскол. Слова, которые стал произносить и выслушивать президент, при нынешней политической погоде действительно непривычны. Но в действиях власти пока трудно уловить признаки поворота. Несложно назвать ряд тестов, которые могли бы подтвердить серьезность ее намерений. Так же было в начале эры Горбачева. Ему поверили, когда слова – значительно сильнее, чем теперь, выбивавшиеся из привычных официальных штампов – были подкреплены делами, радикально менявшими политический климат в стране: возвращение Сахарова из ссылки, ограничение цензуры, прекращение политических репрессий, сигналы, обозначившие отход от прежней внешней политики, и т.д. Столь же значимых действий пока не видно.

Второе. Это не означает, что за элементами новой риторики и стиля президента заведомо ничего серьезного последовать не может. Если в обозримой перспективе в России вообще могут произойти демократические перемены, то импульсы к ним могут поступить только сверху. Но если эти импульсы не сомкнутся с низовым независимым движением, на том скорее всего дело и кончится. Мы не знаем (и не можем знать), что в действительности хочет и может Медведев, как не знали, на что были способны Хрущев и Горбачев, когда они становились у руля страны. Но знаем некоторую общую закономерность: демонтаж авторитарного режима лицами, его возглавляющими, начинается обычно тогда, когда они приходят к заключению, что привычными методами справиться с валом накатывающихся проблем и трудностями их разрешения невозможно. В нашем случае это могут быть обострение экономического кризиса и рост в связи с этим социального напряжения и/или схватки элит. И то и другое, по-видимому, в какой-то мере имеет место. В какой? Подошло ли уже дело к критической черте? Не располагая необходимой информацией, оценить это невозможно. Но на уровне интуиции представляется, что до поворота еще довольно далеко. Впрочем, вероятность ошибки в такой оценке тоже достаточно велика.

Третье. Требуется известный полет фантазии, чтобы допустить, что сформировавшаяся в нашей системе государственная элита – узкий круг лиц, принимающих решения, – может перевести стрелку на путь модернизации. Но совсем уж невероятен сценарий, при котором она будет самостоятельно, последовательно и в плановом порядке переходить от модернизации экономической – к социальной, а затем и политической. Если даже верховные реформаторы окажутся готовы поступиться монополией на власть, из среды, которая откажет им в доверии, вырастет некое подобие ГКЧП. Чтобы сорганизовались и мобилизовались общественные силы, способные его опрокинуть, необходимо параллельно с экономической проводить политическую модернизацию. Иначе либо реформы уйдут в песок, либо историю начнет творить русский бунт.

Четвертое. Путь, по которому шла наша страна в последнее десятилетие, – тупиковый. Несмотря на потрясения, вызванные кризисом, она продолжает идти по этому пути. В обществе пока нет таких независимых сил, которые могли бы перевести ее на иной путь. Мяч на стороне власти. Если все будет идти так, как шло до сих пор, – не будет никакой модернизации ни в 2020-м, ни в любом последующем году.