0
1096

31.08.2000 00:00:00

За холмом была дорога

Тэги: Генатулин


Лопух - растение полезное. А под умелым пером может стать произведением искусства.
Анатолий Генатулин "Что там за холмом?". - "Дружба народов", 2000, # 8.

Лопух - это "ухо земли". Все. Этого достаточно. Чтоб порадоваться: повесть - состоялась, автор - есть, русский язык - жив-здоров, и с прозой нашей тоже не так все скверно, как порою кажется.

Автобиографическая повесть Анатолия Генатулина "Что там за холмом?" имеет подзаголовок "Исповедь неудачника", однако последнее слово здесь лишнее. Исповедь - это точное обозначение избранного жанра, утвержденного в мировой литературе именами Августина, Руссо, Толстого. Не пытаясь соперничать с великими предшественниками, автор прилежно воспроизводит классический канон: прожитые годы - а их уже набежало более семидесяти - чередой событий и впечатлений переплавляются в уроки житейской мудрости, воспоминания переходят в размышления, смена возраста обнаруживается как изменение философии: "родился я - и началась вселенная, потекло время, я попал в узенькую, скользящую по вечности щель между уже не существующим прошлым и еще не существующим будущим" - это с отрогов южного Урала уроженец глухой башкирской деревушки посылает привет североафриканскому подданному Великой Римской империи. Как для школьника Августина латинская словесность стала дорогой в культурное бессмертие, так для маленького башкорта русский язык и русская литература открыли путь к освоению пространств, лежащих далеко за пределами его "малой" родины. Автор не пытается уверить читателя, что помнит себя от рождения, но жанр требует - и появляются картины младенческих "воспоминаний" - идиллические сцены. Мать месит тесто, отец нежно обнимает мать, мамки-няньки хлопочут над угрешившимся малышом, - и еще несколько подробностей уже в новейшем духе, а не в традициях сентиментальной мемуаристики. Постепенное расширение мира сознания открывает ребенку первые основы жизни: мечеть у подножия горы и Бог на небе, боль и жестокость на земле. Школьные годы принесли новые истины. Оказалось, что Бога нет. Весело и дружно сломали мечеть, и Аллах никого не покарал. Сиротство обрушилось на героя-автора не божьей карой, а чем-то вроде несчастного случая, из которого выбираешься калекой. Подававший надежды талантливый ученик становится сначала озорником, потом оборванцем, шпаной. Если и было что в этой неласковой жизни хорошее, то связывалось оно с природой, сменой времен года, с горами, полями, лугами - и с лошадью. "Лебедь летает на белых крыльях, мужчина летает на коне".

Советская власть за долгую жизнь героя поворачивалась к нему то злой, то доброй стороной. Сироту подобрало ФЗО. Началась война. Тощая еда. Работа в цеху по двенадцать часов в смену, а то и больше. Но тут же и городская библиотека, русские книги, новые горизонты. Потом - мальчишеское дезертирство с трудового фронта, скитания, возвращение в деревню, какое-то подобие государственной службы, прислужничество.

Как и великие предшественники, автор не умалчивает о вольных и невольных прегрешениях юности, но вопреки канонам жанра не казнит себя и не кается: все было в жизни. Его покаяние, покаяние безбожника - преодоление. Преодоление сначала замкнутости деревенского детства, открытие пространства, преодоление неприкаянности и расхлябанности беспризорного по существу отрочества, освоение правил взрослой ответственной жизни, труд, война, учение, - наконец, выбор профессии, реализация призвания. Призвание, обнаружив шееся еще в раннем детстве, оказалось литературным творчеством. С готовностью писать не как душа просит, как учился у классиков, а как велит начальство, приходит выпускник ШРМ в Литературный институт. Приняли. Не за благонамеренность, за талант, за искренность, за то, что подражая чеховской "Степи", сумел выразить исторический опыт своего народа, открыть для литературы природу своего края. Оценили, выучили, начали печатать. Где же тут неудачи? Все у нашего мнимого неудачника сложилось как нельзя лучше. Может быть, он мечтал о большем? О подвигах, о доблестях, о славе? Или итогом семидесятилетнего пути стали разочарование, сожаление, досада от непризнанного труда, от неразделенной любви? Ничуть не бывало. Исповедующийся писатель мудр, спокоен, в прошлое и в будущее смотрит одинаково светло и прямо. Изведав много горя, повидав много зла, он помнит добро, чужое и свое, благодарен судьбе за счастливые повороты, за сохраненную жизнь, за любовь, за семью. Вот и эта исповедь - тоже удача. Так что подзаголовок "исповедь неудачника" - это риторическая фигура - легкая ирония. Да и не бывает неудачников там, за холмом.

Так к чему бишь затеян этот разговор? Да к тому, что жанр исповеди на сегодняшний момент - это единственный возможный, последний, не обесценивший еще сам себя, прозаический жанр.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


«Токаев однозначно — геополитический гроссмейстер», принявший новый вызов в лице «идеального шторма»

«Токаев однозначно — геополитический гроссмейстер», принявший новый вызов в лице «идеального шторма»

Андрей Выползов

0
2230
США добиваются финансовой изоляции России при сохранении объемов ее экспортных поставок

США добиваются финансовой изоляции России при сохранении объемов ее экспортных поставок

Михаил Сергеев

Советники Трампа готовят санкции за перевод торговли на национальные валюты

0
4994
До высшего образования надо еще доработать

До высшего образования надо еще доработать

Анастасия Башкатова

Для достижения необходимой квалификации студентам приходится совмещать учебу и труд

0
2748
Москва и Пекин расписались во всеобъемлющем партнерстве

Москва и Пекин расписались во всеобъемлющем партнерстве

Ольга Соловьева

Россия хочет продвигать китайское кино и привлекать туристов из Поднебесной

0
3161

Другие новости