Александр Сафонов В некотором царстве, в некотором государстве жил был мальчик Андрей. Андрей учился в одной столичной общеобразовательной школе и даже посещал некоторые кружки: кружок по классу аккордеона (это для мамы) и кружок по спортивному ориентированию. Последний кружок он посещал просто из интереса, потому что это очень интересно научиться ориентироваться на месте. Вот, например, посылает его мама вечером в магазин за молоком и хлебом, а она его, между прочим, часто-часто посылает. Ну, вот. Выходит он во двор и теряет всяческие мыслимые и немыслимые ориентиры на местности. Потому что ребята же футбол во дворе гонять только начали, потому что ворона с подбитым крылом, очень, кстати, красивая ворона, прямо рядом с подъездом призывно по клумбе скачет, потому что даже дядя Вася из 6-й квартиры, даже он – опять стал свой замечательный 412-й «Москвич» разбирать┘ Да мало ли!
А если так выйдешь из подъезда, а сам в совершенстве владеешь разнообразными спортивными ориентированиями, то тебе же все сразу нипочем делается! Все совершенно безразлично! Ты сразу же ориентируешься на местности и идешь в магазин за молоком и за хлебом.
И все бы ничего у Андрюши, все бы хорошо у него было и дальше, но однажды его опять послали за молоком и за хлебом. Совершенно привычно и обыденно мама послала его за хлебом. Мама сказала: «Андрюша, сынок, а сбегай-ка ты в магазин за молоком и за хлебом!»
И Андрюша побежал. Конечно, он к тому времени уже в совершенстве владел спортивным ориентированием, он уже почти три месяца туда, в секцию эту, неукоснительно ходил и даже пробовал как-то раз сдавать нормативы со старшими ребятами.
Выбежал Андрюша, сразу же, молниеносно сориентировался, ворону ту, красивая которая на клумбе, пнул походя, но не попал, конечно, ребятам издалека дулю показал, мол, вы все равно в футбол играть не умеете, дяде Васе, пробегая, пообещал скоро-скоро быть на месте, чтобы помочь ему с масляными фильтрами, всем все сказал и побежал.
Уже совсем к продуктовому подбежал, вдруг смотрит – а возле лестницы летчик лежит. В унтах, в летном комбинезоне, в куртке коричневой с мехом, в шлемофоне. Нога у него неудачно так подвернута – видно, что сломана, кровь на асфальте лужицей растекается, а парашют его за козырек, за вывеску магазинную зацепился, за букву «У» в слове «Продукты». В одной руке у него наган зажат, до белых костяшек в кулаке зажат, а в другой – планшет офицерский. Лежит он, стонет, ползти вроде хочет, но не может уже – сил нет. Увидел Андрея – Андрей же над ним наклонился, чтобы просто так посмотреть, – и шепчет: «Парень, парень! Не могу больше! Выручай, парень! Вот тебе пакет, в штаб армии! Срочно!» – и из планшета пакет достает.
Андрюша взял тот пакет, а летчик уже засыпает совсем, едва-едва шепчет: «Ты, парень, не бойся┘ м-м-м, – летчик скорчился от боли, помолчал, отдышался – ┘это недалеко уже! Недалеко мне ползти осталось! Ты ведь ориентируешься на местности?»
Андрюша быстро кивнул головой и еще сильнее сжал в руках пакет. Летчик тихо-тихо продолжал: «Тут недалеко, через два дома – пятиэтажное кирпичное здание, вход со двора, первый подъезд, второй этаж┘ м-м-м-м. – Летчик опять застонал. И уже из последних сил, едва шевеля губами, прохрипел: – Квартира номер шесть┘» И потерял сознание.
Андрюша побежал. Сердце его стучало так громко, что он даже чуть не угодил под бибикавшую машину, когда перебегал улицу. Он просто не слышал сигнала, он ничего не слышал. Только сердце выстукивало у него внутри в ушах, как тот папин бибоп на пластинках, и дыхание ухало, как контрабас: «Бум-бум-бум-бум-бум-бу-у-у-у, бу, бум-бум, бум». Ну, как-то так.
Андрюша быстро нашел этот дом, этот дом даже показался ему чем-то знакомым, но времени никакого не было, чтобы думать, совершенно никакого! Он влетел в подъезд, поднялся на второй этаж и позвонил в шестую квартиру┘
Дверь открыл какой-то перебинтованный лейтенант с морскими лычками, он посмотрел на мальчика сверху вниз, глаза его, вспыхнувшие было долгожданной весточкой, потухли, и он прокричал в глубину квартиры: «Вась! Тут пацан к тебе!» И ушел в темень коридора.
Подошел дядя Вася, весело ухнул, как он это всегда делал: «У-у-ух, Андрюха! А я скоро уже к машине пойду! Там масляные фильтры, брат, ни к черту!»
Андрей перевел дыхание, сглотнул кислятину, накопившуюся в горле, и прокричал: «Нет! Мне в штаб армии! Срочно! Пакет!»
Ушедший было перебинтованный лейтенант бросился вновь к Андрею, схватил его, обнял, зашептал: «Молодец! Умница! Солдат! Где, где пакет?!»
Андрей, дрожа, протянул пакет лейтенанту, тот схватил его, разорвал тотчас и закричал куда-то в квартиру: «Сводка! Последняя сводка пришла, ребята!» И из боковой дядь-Васиной комнаты повысыпали офицеры: лейтенанты, капитаны, майоры. Все были ранены кто куда, и все все равно полушепотом кричали (если так можно сказать: «кричали»), они громко шипели: «Да, давай, Игорек, быстрее, быстрее, товарищ, читай!»
И перебинтованный лейтенант вполголоса начал: «БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 226. ШТАРМ 22 19.8.42 20.45. 117-я стрелковая бригада, сменив подразделения 238-го стрелкового полка 186-й стрелковой дивизии, обороняет Большая Оболонная, Зайцево, Шастово, Стогоново с задачей прикрытия молодотудского направления┘»
Андрей завороженно, совершенно ничего в словах не понимая, слушал.
Дядя Вася взял его под локоть и сказал: «Беги в продуктовый! Он же закроется скоро! А я минут через десять к машине выйду! Будем с тобой масляные фильтры смотреть!»
Андрей пошел обратно в магазин, но он уже закрылся. Двое милиционеров, открыв какое-то моющее мыльное средство и расплескивая его и тут и там, тщательно замывали лужицу крови и такую же кровавую дорожку, ведущую за магазин, во двор, к подсобке.
Летчика уже, конечно, не было. Парашюта – тем более. Андрей достал красный маркер, из кармана, конечно, достал – он им любил рисовать в кружке по спортивному ориентированию на парте. Он всегда рисовал там советские танки и такие же самолеты со звездами, рисовал, когда, бывало, скучал на уроках по теории спортивного ориентирования. Ну, это неважно. Он достал красный маркер и нарисовал на стене возле лестницы в продуктовый, как раз над тем местом, где лежал летчик, маленькую красную звезду. Нарисовал бы еще и самолет, но его милиционеры прогнали┘
Конечно, он ничего не купил: ни молока не купил, ни хлеба. И когда пришел домой, то все, разумеется, рассказал. Но мама ему не поверила и смеялась, а папа даже дал ему подзатыльник. Ну, чтобы не врал взрослым. Ну и ладно.
