Татьяна Калужских Николай Курек. История ликвидации педологии и психотехники. - СПб.: Алетейя, 2004, 330 с.
Специалист по клинической психологии доктор психологических наук Николай Сергеевич Курек посветил свое исследование ликвидации двух невезучих наук в результате постановления ВКП(б) 1936 года, приснопамятного и для науки, и для искусства, и для литературы. Среди дисциплин, исчезавших по мере ненадобности при тоталитарных режимах, именно педология и психотехника оказались вымершими почти окончательно. От них, правда, говорят, произошли тесты IQ и научная организация труда. Обе возникли в начале двадцатого века там, где лучше всего и прижились, - в России и Германии. Вместе с психоаналитиками и евгениками педологи и психотехники действовали в духе просветительских идеалов: они стремились обуздать стихийную человеческую природу и создать сверхчеловека, покорителя производственных высот.
Автор скромно адресует свою работу специалистам по разным направлениям психологии и совершенно зря. Вторая часть - программные статьи педологов и психологов - снабжена авторскими комментариями, что облегчает погружение в круг головоломных педологических идей. Текст вовсе не перегружен специальными терминами, не переполнен диаграммами и схемами, вполне понятен неспециалисту.
Конечно, книга не только о причинах завершения краткосрочного романа науки и государства. Она излагает всю историю развития педологии и психологии в Германии и СССР. Поскольку педология и психотехника фактически занимались выявлением баланса социального и биологического в человеке, а ответ на этот вопрос вообще дать невозможно, то подходы были различны. Из нескольких теоретических концепций в педологии в СССР автор в большей степени сосредотачивается на работах Александра Лурия и Льва Выготского - будущих классиков советской психологии. В процессе исследований они занимались проблемами интеллектуальных различий народов, в частности узбеков, которые, например, как оказалось, не имели иллюзий восприятия, свойственных европейскому человеку, в частности, не воспринимали иллюзий гештальт-фигур. Обнаружив при помощи тестов глубокую умственную отсталость молодых узбеков, Лурия и Выготский тем не менее считали, что революция уничтожит старые путы и откроет огромные возможности человека. В отсталости детей азиатских народов, отпрысков рабочих и крестьян, по сравнению с детьми интеллигенции и детьми славянскими они видели лишь тяжкое наследие многовекового классового гнета. Старая проблема Руссо "Как оградить ребенка от влияния улицы, когда кругом одни улицы?" получила достойный ответ: "Надо для этого переделать улицу!" "Коренное изменение всей системы тех отношений, в которые включается человек, - писал Выготский, - неизбежно приводит и к изменению сознания, к изменению всего поведения человека". Более радикальных взглядов на взаимоотношение наследуемого и приобретенного придерживался Арон Залкинд, считавший кору головного мозга настолько пластичной, что с течением поколений станет возможным изменять даже безусловные рефлексы. Молодая советская психология с готовностью восприняла классовый подход. Педологи по ту сторону Одеро-Нейсенского рубежа, разумеется, пришли к прямо противоположному выводу: в человеке интеллектуальные, волевые, творческие способности целиком обусловлены расовыми признаками.
Ленин, писавший о "партийности", наверно, и не предполагал, что насквозь "субъективную" литературу или философию будет приручить труднее, чем такую "объективную" науку, как психология. "Психологический пароход" отправился в ином направлении, нежели "философский". Николай Курек считает педологию невинной жертвой, и напрасно. Он почему-то упускает из виду, что и педология, и психотехника, равно как и психология и социология, своим появлением обязаны Просвещению, чья диалектика сама по себе приводит не только к демократии, но и к тоталитаризму. Эти науки в СССР, как и в нацистской Германии, своим расцветом обязаны складыванию тоталитарных режимов. Педологические кафедры в педвузах, педологические кабинеты в каждой школе, журналы, съезды и конференции - все это могло состояться только при большой заинтересованности государства. Вася Сталин, помещенный в специальный педологический интернат, был всего лишь частью огромного эксперимента над целой страной. Дальнейшее развитие этих наук при сталинском режиме могло быть совершенно непредсказуемым, и слава Богу, что змея укусила за хвост не кого-нибудь, а саму себя. Зато неприятие немцами "еврейской физики" спасло мир от их первенства в разработке ядерного оружия.
Эта книга из тех, что помогают преодолеть предубеждение, будто сталинский террор, и в том числе против наук, был совершенно бессмысленным, необъяснимым явлением. Педология и психотехника были запрещены и потому, что они говорили неприятную правду о реальных успехах строительства социализма, и потому, что были больше не нужны. Чтобы провести индустриализацию, нужен был хороший человеческий материал. Но оказалось, что за пятнадцать лет советской власти человек почему-то не переделался: не стал лучше работать и думать, не поборол бессознательное, держался старой "одной иллюзии". Значительно лучший результат давали иные советские ноу-хау: стахановское движение, трудовые резервы, прикрепление рабочих и инженеров к заводам, государственное распределение специалистов, принудительный труд. Гораздо удобнее было превратить бессознательные комплексы во вполне сознательные страхи перед арестом на воле и расстрелом в лагере. Когда радостный Лурия в 1932 году отправлял из Ташкента Выготскому свою знаменитую телеграмму: "У узбеков нет иллюзий!", он и не подозревал, что Выготский посмеется: "У узбеков нет иллюзий, а у Александра Романовича нет мозгов". Поскольку начинались новые времена, в Москве уже исчезали иллюзии. Разумеется, Выготский на сомнительную телеграмму не ответил.
