Татьяна Калужских Якоб Буркхардт. Размышления о всемирной истории / Пер. с нем. А.Дранова, А.Гаджикурбанова. - М.: РОССПЭН, 2004, 560 с.
"Славный базельский профессор" Буркхардт оказался в числе тех немногих, кому удалось миновать злоязычия Фридриха Ницше и не оказаться в ряду "риторов по нужде", "пресловутых случаев", "посредственных англичан" и прочих "ученых ослов". Обычно щедрый на оскорбительные эпитеты, Ницше назвал его "своим достопочтенным другом Якобом Буркхардтом в Базеле" и "одним из редчайших исключений". С ним, "чуравшимся всякого общения", автор "Заратустры" будет долгие годы вести переписку.
Историк Якоб Буркхардт известен прежде всего своими исследованиями в области культуры эпохи Возрождения - "Культура Ренессанса в Италии" (1860) и "История Ренессанса в Италии" (1867). Но больше всего времени ученому приходилось отдавать преподаванию, и курс его лекций по всемирной истории, читанных в Базельском университете с 1844 по 1893 г., является едва ли не большим вкладом в историческую науку. Многочисленные записи, содержащие выписки из различных источников и размышления лектора, превратившие тонкие тетрадки в огромные рукописные тома, не затерялись, но были преобразованы в самостоятельный исторический труд. Педантичные почитатели его наследия сумели подготовить к печати материалы, служившие подспорьем к лекциям, и издать почти сразу после смерти профессора под названием "Исторические фрагменты из наследия", бережно сохранив стиль и мысль Буркхардта.
"Фрагменты" охватывают весь курс всемирной истории. Они вполне могли бы служить адекватной иллюстрацией к методу баденской школы - каждое явление истории относить к ценностям нравственным и эстетическим. Поэтому автор пишет об "абсолютном политическом даровании" афинян, о "правильном обращении с властными функциями" в Риме, о Средневековье как "юности сегодняшнего мира", о "враждебности искусству" немецкого гуманизма и Реформации. Отнесение к ценности не переходит у автора в простую оценку, одни эпохи не заслоняют собой другие. Буркхардт слишком хорошо понимает бессмысленность рассмотрения прошлого с высоты "наших дней". Но все же в его оценках преобладает эстетическое, и автор одинаково критически относится к иконоборчеству, исламу и Реформации.
"Фрагменты" предваряются "Размышлениями о всемирной истории" - одним из первых вкладов немецкой учености в культурологию. До Буркхардта были братья Шлегели и Гегель. После него будут Альфред и Макс Веберы, Шпенглер, Хоркхаймер и Адорно. "Размышления" отражают стремление тогдашней науки спуститься с романтических высот на грешную источниковедческую землю, отказаться от крупных мазков и сомнительных схем в такой индивидуализирующей науке, как история. Он был учеником Леопольда фон Ранке, противника историзма, оптимистической теории непрерывного нравственного прогресса, нацеленного прямолинейно к счастливому настоящему и делящего мировую историю, как однажды остроумно заметил Семен Франк, "от Адама до моего дедушки и от моего дедушки до меня". Буркхардт признает весьма относительными высказывания о "счастье" или "несчастье" отдельных эпох с точки зрения нашего времени, хотя ему и была близка убежденность греков в том, что золотой век уже миновал. Близки ему и сами греки - их религия, политика, искусство. Буркхардт, по словам того же Ницше, был "глубочайшим знатоком их культуры из живущих нынче", ощущал их силу, непосредственное чувство жизни. Но при поиске смысла истории, описании каждой эпохи посредством выявления ее сущностной характеристики, Буркхардту, как верно подметил Эрнст Трельч, приходится решать по крайней мере две проблемы: совмещать "индивидуально-историческое" с "всемирным", а "измерение прошедшего по его собственным идеалам" с "направленностью на создание долженствующего быть в современности".
Наверное, чтобы прочесть "Фрагменты", отнюдь не готовый лекционный продукт, человеку, плохо знакомому с историей Европы, все же придется брать в руки словарь. Но и искать характерной философии истории, насыщенной категориями, у Буркхардта бесполезно. Уровень анализа не всегда соответствует уровню рассматриваемой темы, где-то автор прячет свою мысль под рассуждениями о "величии" и "блеске". Но это вполне понятный способ отказаться от попыток искать абсолютный смысл истории: "Философы истории┘ погрязли в умозрительных построениях относительно истоков и начал, почему, собственно, и вынуждены вести речь о будущем; мы вполне можем обойтись без теорий о началах исторического развития, в силу чего от нас и нельзя требовать теорий о его конце".
