Галина Климова Александр Ревич. Дарованные дни. Стихи, поэмы, переводы. - М.: Время, 2004, 736 с.
Книга стихов, поэм и переводов Александра Ревича "Дарованные дни" - самое полное издание, которого он дождался на 83-м году жизни. До этого Ревича знали мало. Конечно, в России надо жить долго. Здесь все времена - трудные, переходные, судьбоносные и всегда глагольные (несовершенного вида). Россия - словесная страна, или страна Слова. И даже теория катастроф не в силах вписаться в практику непостижимой гармонии мира, нашего внутреннего мира. На этом стоит поэзия Александра Ревича, прошедшего войну, плен, побег, "черные строки штрафбата", Сталинградский котел, трижды раненного┘ А после войны - кропотливые и скудные будни литературного переводчика, сочинителя стихов и поэм, "утвердившихся в звуке, свете и печали" далеко не с первой книги. Жизнь не щадила поэта, и поэт не щадил себя для жизни.
Молодой голос Ревича не смешался с военным хором его поколения, хотя он до сих пор пишет о Великой Отечественной и дышит легким, которое пробито осколком. Война не заживает.
Говоря о поэме "Начало", Илья Сельвинский заметил в свое время: "Поэма Ревича - не лирическая поэма, но, будучи эпической, она полна такого воспаленного лиризма, как дай Бог всякому". Может, отсюда документальность этой военной лирики, где цена слова - только правда. "В ночь, когда нас бросили в прорыв,/ был я ранен, но остался жив,/ чтоб сказать хотя бы о немногом./ Я лежал на четырех ветрах,/ молодой безбожный вертопрах,/ почему-то береженный Богом┘" Может, отсюда и образ "пленника эпохи", доведенный подсознанием до главной темы судьбы - до возвращения┘Не только на родину, домой, но к Богу, а через него - к себе и к своим стихам. Когда это впервые обозначилось? В поэме "Тарханская элегия", где о судьбе, которую не вернуть? Или 1968-м, еще в первом "Венке" сонетов, где магистрал написан как манифест жизни? "┘И просыпаюсь каждый раз в поту. А может быть, я все еще расту?"
Для утверждения гармонии Ревич предпочитает сонет, хотя виртуозно владеет всеми формами стиха. Непревзойденный переводчик Петрарки, Ронсара и Агриппы д"Обинье, Ревич - мастер сонета. И тут, мне кажется, главный код, открывающий тайну его творчества: сонет объединяет оригинальные стихи и переводы. Перед нами - знакомая из физики система сообщающихся сосудов, в данном случае работающая по законам метафизики. Это - феномен поэзии Александра Ревича. Уроки перевода с французского, польского, итальянского и многих других языков усвоены прежде всего как уроки жизни и не раз пройдены в собственных стихах и особенно в "малых"поэмах (их более двадцати). С одной стороны, усыновленная европейская поэтика, отдельные мотивы переводимых Галчинского (блистательны последние переводы) и Верлена сроднились с оригинальной поэзией Ревича. С другой - внутренняя перекличка с написанным ранее объясняет сквозные темы плена, разрушенного Сталинграда и другие, проходящие через множество стихов и поэм.
Трудно определить, перевод ли сделал Ревича значительным поэтом или масштаб его личности позволил поднять планку поэтического перевода на столь высокий уровень┘ Особое место в творчестве Ревича занял перевод "Трагических поэм" Агриппы д"Обинье, удостоенный в 1998 году Государственной премии России. Воин перевел воина. На мой вопрос: "Что вам дал Агриппа д"Обинье?" Ревич ответил: "La route a la croi". То есть - путь к вере, духовный путь, невозможный без боли потерь и радости обретений: "Предела нет у горестей и бед,/ Как нет предела времени, как нет,/ Границ пространства до скончанья света┘"
Последнее сочинение Ревича "Поэма об острове Патмосе" еще не напечатано, но путь от Итаки до Патмоса преодолен:
Смутный путь,
сомнительная эра,
И куда кривая занесла!
Что нам до Итаки,
до Гомера?
Но горят мозоли от весла┘
Вот они - дарованные дни.
"Предела нет у горестей и бед┘"
