Сергей Гонцов
Борис Евсеев. Лавка нищих: Русские каприччо.– М.: Время, 2009. – 336 с.
Можно ли сказать, что рассказ как некая божественная единица (а тем более книга современных рассказов) – что-то на сей день необыкновенное, не принятое («в хорошем обществе») и даже неприятное? Конечно, можно и даже нужно. Время течет вроде бы мимо рассказа. Устраиваясь в творениях иного объема, претерпевая злокозненные искажения, дробясь, деформируясь или лакируясь – это уж как выйдет.
Борис Евсеев – автор известных и даже знаменитых романов и повестей – рассказы писал всегда. Но перво-наперво он когда-то сочинил не роман. А рассказ.
Правда, каждая малая вещь его всегда несла, на мой взгляд, нечто чрезмерное, словно бы «малое» время в ней никак не желало умещаться. А куда ж ему деться?
Да восвояси – в «большое время», говоря в манере Бахтина.
И появлялась смутная мысль: выход тут какой-то есть. И даже очень простой.
«Книга рассказов», как своеобразная ловушка или волшебный фонарь, да как ни назовите, представлялась следующим ходом в процессе изображения подвижного современного бытия.
Что, собственно, Евсеев и сделал. В «Лавке нищих» собраны рассказы (ну или развернутые сюжеты) разных лет. И вовсе не странно, что большинство из них – только что созданы, ну или только что рассказаны. Книга укоренена, на мой взгляд, в двух угодьях – тут и аналитический замес прозы как таковой, и «синтезис», как гениальный Николай Некрасов характеризовал поэзию.
Новые рассказы: «Ехал на Птичку┘», «Берлинская история», «Быстрая развязка» – тайно и явно перекликаются с уже известными: с «Македонским вином», с «Сергиевым лесом».
И тут Евсеев – как я думаю, без прямого желания – противостоит многим собратьям по цеху. Вместе с гигантским числом героев (иные вообще появляются на несколько мгновений, но свое дело знают крепко) приходят новые веяния современной прозы.
«Лавка нищих» – есть некий литературный манифест. Тут вспоминается знаменитое стихотворение Блока: «Да. Так диктует вдохновенье:/ Моя свободная мечта/ Все льнет туда, где униженье,/ Где грязь и мрак, и нищета./ Оттуда зримей мир иной┘»
 Пришло время читать короткую прозу. Константин Маковский. "За чтением". ГТГ |
Все это крайне важно и для автора, и для его героев. «Иной мир» они удивительным образом находят в местах и ситуациях непостижимых. А вот технология рассказа – располагается где-то за кадром. Но вот чему Борис Евсеев интуитивно следует.
Фундаментальных пожеланий в литературе было множество. Чтоб в ней переливался дух музыки, чтоб царствовала наособицу живопись, чтоб мысль, укорененная в ее теле, покоряла и время, и читателя-слушателя-зрителя, превращаясь в тайный двигатель.
Но во что именно все эти божественные детали должны быть встроены? Или, точней: что посредством их должно быть «окучено» для мощного произрастания? Ответ вроде ясен. Это – характеры (но тут же рядом – и «мысли», и «максимы»). Потому что сколько голов – столько умов. Что ни город – то норов. В каждой деревне – своя вера. Кому – таторы, а кому – ляторы, как остроумно заметил один из героев Бориса Пильняка.
Кажется, это понятие – «характер» – не слишком уважаемо современными литераторами. Вроде и таинственно, а скучно, и веет от понятия маргинальной экзотикой, черт знает чем, короче говоря. Да и сам-то современный литератор, кое-как осознав «свой нрав», не на шутку схватился именно с ним, дерзая из кусков целого накроить героев, как неких бумажных тигров.
К чему я все это? Да к тому, что в прошлом столетии – по замечанию одного мудрого старика – сочинять книги объемом меньше чем в тридцать печатных листов было как-то постыдно. То были совершенно «безопасные» книги. Что-либо живое оказывалось тут же погребенным: громадным количеством глав и капитальным «величием замысла».
Книги рассказов были не в моде, не в цене. Даже и в поругании.
Правда, с течением времени сборники рассказов Юрия Казакова и Василия Шукшина каким-то чудесным образом оказались на виду. И уже навсегда.
Можно сказать, что ТЕМ двум писателям «повезло». Ну, мол, описывали каких-то чудиков и шизиков, тем-то и купили ТАКОГО ЖЕ читателя. А НЕ ТАКОЙ читатель в гробу, мол, все это видел. Для него есть другие темы, подлинная «духовная борьба», а никак не ЭТО┘
Борис Евсеев от всех этих умозрений просто отмахнулся.
И «процессу воображения» тут вровень и впору пришлось многое – причудливые характеры Юга (рассказы «Сухолюб», «Хутутут») и Севера («Взлет», «Нечуй-ветер»), Тавроскифии («Русское каприччо») и Мытищинской слободы («Мясо в цене!»), сплетение самых разнообразных времен на узкой лестнице, которая связывает два столетия. В этих сплетениях – дух рассказа как таковой. В них – русский блюз, чуть шатающийся, пьяненький, с отсветом былого величия на лице, с шепелявостью во рту, со своей неповторимой интонацией┘
Самое время рассказывать истории. А не душить ни в чем не повинных ребят трагедией в углу!
