Ольга Каменчук
Дмитрий Медведев знает, для чего нужна федеральная Общественная палата, лучше, чем большинство россиян.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Подавляющее большинство россиян (90%) не помнят ни одной инициативы или достижения Общественной палаты, три четверти (74%) не могут назвать ни одного ее члена (причем многие из тех, кто вспоминает какие-либо имена, ошибаются), почти две трети (58%) вообще ничего не слышали об этом органе, а половина (46%) не видят смысла в создании этого института.
Пять лет прошло со времени подписания указа о создании этого органа, а назначение его скорее туманно, чем ясно. Какие функции и роли выделяют те сознательные сограждане, которые информированы о существовании Общественной палаты (то есть в доле от 42% россиян)? Прежде всего мы отмечаем так называемые «инициативную» функцию («посредничество между населением и властью, продвижение гражданских инициатив») – 17%, затем следует «контролирующая» роль («независимый гражданский контроль над деятельностью властей») – 12%, замыкает тройку лидирующих функций Общественной палаты – «дискуссионная» («обсуждение, участие в решении важнейших государственных проблем») – 9%, четвертое место делят «экспертная» и «правозащитная» функции (с 7% каждая), с 1% замыкают список «антикоррупционная», «социальная» и «демократизирующая» роли. Побеждает же вариант «затрудняюсь ответить», набирающий 46%. Иначе говоря, лишь каждый пятый россиянин может припомнить назначение этого важного органа.
Но только ли проблема в самом институте, до сих пор остающемся столь загадочным образованием для большинства наших сограждан?
С одной стороны, безусловно, спады и взлеты траектории уровня информированности об Общественной палате свидетельствуют о том, что ее «популярность» главным образом следует за более или менее значительными информационными поводами. Любопытно, что становится такими поводами – судя по всему, собственно создание (формирование) палаты и присутствие (включение) в ней звезд отечественного шоу-бизнеса. Так, в 2005 году 47% россиян слышали о существовании Общественной палаты, в 2006–2007 – 60% и 58% соответственно, а к 2009 году о наличии такого института соотечественники подзабыли – в сентябре текущего года лишь 42% россиян признались, что хорошо информированы или хотя бы кое-что слышали об этом органе. Причем только 13% респондентов смогли назвать какие-либо достижения Общественной палаты (от «участия в решении социальных проблем» – 5%, до «помощи в разрешении конфликта вокруг сноса частных домов в Южном Бутове» – 2%, другие же названные достижения набирают лишь по одному проценту, такие как: «участие в судьбе Глеба Агеева, защита прав детей», «защита интересов Ирины Беленькой», «расследование дела Сычева», «борьба с дедовщиной»).
Членов Общественной палаты мы знаем так же хорошо, как и ее достижения. До сих пор среди наиболее популярных участников заседаний данного органа фигурирует Алла Пугачева (ее называют 9%), наряду с 6% известного адвоката Анатолия Кучерены и 3% знаменитого врача Леонида Рошаля, цифры логически укладываются в концертно-сценическую таблицу, открытую примадонной, – здесь и Кобзон, и Бондарчук, и Михалков, и Плющенко, а раньше еще припоминали Боярского, Резника, Бабкину, Долину и др.
С другой стороны, проблема заключается отнюдь не только лишь в работе полезного органа и его членов. В реальности вопрос прежде всего связан с политической культурой (или уровнем ее развития) в обществе. Классики направления политической науки, изучающего политическую культуру, выделяют три основных измерения – коллективного восприятия политической жизни/развития общества: парохиальную, субъектную и партисипативную. Если парохиализм характеризуется низким интересом к политике (за исключением заботы об удовлетворении собственных интересов), субъектность, приобретая более широкий контекст, приводит к повышенной заинтересованности в политической сфере общества (но исключительно в наблюдательном аспекте), то партисипативность означает желание не только участвовать в принятии решений на национальном уровне (и, следовательно, ограничиваться редкими избирательными кампаниями как возможностями для реализации и проявления собственного мнения), но и на уровне вовлеченности в медиакоммуникации и в другие более активные формы воздействия на тех, кто принимает решения. Все три типа присутствуют практически во всех же сообществах. Вопрос в соотношении. Что ж мы наблюдаем в России?
Выражение россиянами участия в политической жизни общества ограничивается редкими походами на избирательный участок, а то и вовсе заканчивается просмотром политических ток-шоу или жаркими дебатами в автобусе и в очереди за пенсией. Причем такое поведение обусловлено не ограничительными мерами, чинимыми мировой и собственной закулисой, а отсутствием интереса к происходящему. Иными словами, мы пока топчемся между субъектным и парохиальным стилями и на активное участие в политической жизни не претендуем, так как не знаем, как это делается и зачем нам это нужно. Потому и гражданское общество у нас что в организованном, что в стихийном виде напоминает либо сборный концерт, либо политинформацию в средней общеобразовательной школе из недавнего прошлого. Уровень компетентности в решении возникающих задач (в первом случае) вполне соответствует адекватности оценки происходящего (во втором).
Хорошее начинание, с полезным (для общества) назначением – пока (этому обществу) не особенно понятно. Хоть 200 правозащитников на трибуну выйди – нет уверенности, что интерес будет выражаться не зрелищными, а так называемыми партисипативными мотивами. Общество, безусловно, не стоит на месте. Более того, способствовать его развитию – необходимо. Но стоит ли ждать от страны, позавчера состоявшей из персонажей Салтыкова-Щедрина и Гоголя, а вчера – из антигероев Булгакова, Зощенко и Аксенова, иного? Впрочем, персонажи и антигерои никуда совсем не исчезли и вряд ли окончательно изведутся. Тип же соотношения трех измерений политической культуры общества (парохиальное, субъектное, партисипативное) в обществе безусловно характеризуется его (общества) зрелостью, и в настоящий момент значительных подвижек в этой связи не наблюдается. Не случайно в России в настоящий момент наибольшую заинтересованность в деятельности Общественной палаты (как института гражданского общества) демонстрируют наиболее образованные, обеспеченные слои, а также люди, проживающие в мегаполисах (и, следовательно, погруженные в более плюралистичное окружение) – то есть зрелые граждане, находящиеся в меньшинстве. Так, наиболее информированы о составе и достижениях этого органа жители Центрального федерального органа, москвичи и петербуржцы, высокообразованные россияне и материально обеспеченные респонденты.
Выходит, нынешняя палата (или та, про которую мы думаем, что знаем) вполне соответствует чаяниям большинства и является вполне адекватным отражением самого общества. Или, если точнее, уровню развития его политической культуры. А меньшинство – информировано и заинтересованно, но это – меньшинство.
